ОТ СУМЫ ДО СУМЫ

ГЛАВА 2.

ОТ СУМЫ ДО СУМЫ

1. Прощание
(вирш)

Сказал отец: гниющий древа плод.
Сестра, младенчество любя,
Молчит. С тобой пустыни плод, -
Сказала мать, - но Бог простит тебя.

Отец сказал: порог отверженным не нужен.
Сестра молчала, малое любя,
Не за тобой ли вихри кружат, -
Спросила мать, - пеплом грозя?

Отец сказал: всё уноси: себя
И даже то, что возвратил пенатам;
Сестра, младенчество любя,
Молчит над гордой заплатой,
А мать, даруя крест, как латы,
Лишь молвит: Бог простит тебя.

1985 г.

2. Я вышел
(плебса)

Я вышел из горла российской деревни
Отрыжкой, известной лишь пьяному Зоське,
Сказав, “в бога мать”, доколов на рассвете полено
И разминая усталые кости.

Она покосилась слепыми торцами,
Скрипя, подалась вослед
И, клацнув гнилыми зубами,
Вернулась, накинув из банного дыма плед.

Когда же, минуя версту,
Я обернулся - чрез лапы сосёнок -
Кто-то развесил на ближнем кусту
Деревню мою - сто грязных трусов, носок и пелёнок,
Дорогу - немую, как дым, глисту.

1989 г.

3. Песня русского бомжа
(плебса)

От сумы до сумы,
От тюрьмы до тюрьмы,
Что, дороженька, нехотя вьёшься,
Что ты, песня, неладно поёшься,
Пиво русское с горечью пьёшься,
Аль боитесь проказы-зимы?

Я мальчишка не бесполезный,
Руки, ноги и очень прилежный,
Только тяжко ступать на чужую версту,
Нищу ложку держать как больному осу,
Губы-сливы водить по чужому лицу
И входить в чужую промежность.

Из российского клана столичных бомжей,
Эмигрант из породы лужёных “ужей”,
Не моргая, гляжу на чужой кошелек,
И с тоскою голодной на хлебный паёк.
Засыпая со мной, леденелый ларёк
Разнимает взбесившихся вшей -
Эмигрантов голодных из русских бомжей.

1990.

4. Последняя месса
(Апофеоза)

Вновь оскорбивший белизну листа
Твоим двуликом именем, - повеса,
Я ухожу с последней мессы,
Не осквернив свои уста.

Среди кастрированных колоколов
Разбитых византийских церквей
Невыносимы всхлип подкрашенных б…,
Из недр вымывающих улов.

Невыносимы жадный лепет
На выставках атласных кож,
Пока невыносимая - по локоть – ложь
Вбивает крест в ещё живые степи.

Невыносимы спёртый запах
Недоубитых деревень,
Великую хрустальную свирель
Невыносимо видеть в рыжих лапах.

Я долго ждал незримого пророка,
Рубил ладонь, не прикасаяся к листу.
Конец. - Не равен я тлетворному глисту -
Конец библейского урока.

Тот жар обещанный давно остыл,
Заледенел, закорчился и умер.
Он слишком многое любил -
Он слишком скоро обезлюдел.

Не оскорбляя белизну листа,
Как шаровая молния, я, новый автор пьесы,
Я ухожу с последней мессы
И больше не вернусь сюда.

1990 г.

5. Плотнику
(отповедь)

Когда б ты знал, что приходил
В наш плотный сумрак символом убийства! -
Для гордых душ, стоящих впереди,
Для рукоблуда и ревнивца,
Для растреноженных скотов,
Вина любителей, воров,
Сердитых умников, глупцов,
Невольников небес и хитрых мудрецов,
Блудницы, отрока, калеки, -
Чтобы душа, заблудшая навеки,
Петли невольничьей алкала -
Мгновений шкурных ритуала!

Ты их ведёшь, связавши ноги, руки,
Вложив свинец между очей.
Пусть входят все - со стуком и без стука,
Бросая дань в стаканы палачей!

Оставь Закон, и приходи
С мечом, жестокий, хитрый, буддый.
И это будешь точно ты, 
Нам страшный сон, нам преданный Иуда.

6. Сократ и ученик

“Когда сырая ночь и нищая сума
Нас выведут на двор,
Забудь то место, где лежит топор,
Чтоб не сойти с ума.

Но коль постигнет нас небесная хула,
Или замрешь как пойманный невор,
Ищи то место, где лежит топор,
Чтоб не сойти с ума.

Но лишь коснешься золота руна,
Сожжа в душе последний сор, -
Смотри, рабы несут топор
Лишить тебя ума”

- Так что, Сократ, Вселенная без дна
И чудо жизни без опор?
 - Да, если есть топор,
Способный нас лишить ума.

1987 г.

7. Крысолов
(баллада)

Как перст, стою на пепелище.
Здесь ни души, лишь старый Крысолов,
Сомкнув глаза, сидит, подобно птице,
Ему не нужен свет, ему не нужен кров.

В избу без ставен я вхожу без стука.
Здесь мертвый хаос студит кровь.
Я оглушён. За мной без звука
Ступает чёрный Крысолов.

Я ухожу, спиной немея,
Не чуя ног, сжимая деревянный лоб,
За мной, как призрак Асмодея,
Ступает чёрный Крысолов.

Нескорый холодок за шею
Обвил, как змеевой петлёй,
Я ускользаю, прячусь, холодея,
Сливаюсь, будто тень, с землей.

Едва благая мысль согрела:
“Изгинул, крыс пошел ловить” -
Как вдруг передо мной зазеленели
Два уголька, нанизанных на нить.

“Ты дьявол? - я вскричал, ступая
В последний угол за вязанкой дров.
За мной, во тьме брильянтами сверкая,
Ступает черный Крысолов.

“Эй, прочь, тебе не буду пищей,
Я не родился в день твоей беды!”
Вдруг молвит он: “Я дух святого пепелища,
Я умираю, принеси воды”.

1991 г.