Подсолнечное сплетение

ЧТО-ТО ИЗ СТАРЬЯ

Всё тем же летом – был разгар каникул, –
вечерами, отмахиваясь от комарья,
я вспоминал, как ты испачкалась клубникой,
и потому – надела что-то из старья…
И как мы слушали с тобой на старом-старом,
хромом «Рекорде», что беречь велел твой дед,
бесподобного Гойю. Оркестр и гитара…
Я,
ты,
а после – рассвет…
Не скрипел, а кряхтел довоенный диванчик –
Может, это тебя зажигало вдвойне.
Гитара. Гетера. Вино. Одуванчик.
А утром – ты в платье, что сохло в окне…


МЕТЕОУСЛОВИЯ

Студенты с кассетником: Алла Борисовна...
А я никогда не ходил на балет…
Больше суток мутнеют перроны Борисполя.
Очередь к справочному и в буфет.

Ты чем-то похожа на Барбару Брыльску –
Фото три на четыре держу в записной.
Я к тебе подлетел так внезапно и близко,
потому и отправили на запасной.

В этом есть тайный знак, в этом есть нечто свыше…
Не ошиблась любовь ни в одном игроке.
Ты всё время молчишь, просто холодно дышишь.
Телефонная трубка замёрзла в руке.

Стороною проходят муссоны, пассаты,
облака и снега пролетают во сне.
Кто-то рядом сказал: «Объявили посадку…»
Или это всего лишь послышалось мне?

Мне кажется, что… перебредивши высью,
не что-то от сердца, – оно – отлегло…
Словно строки тобой ненаписанных писем –
рейсы замерли на табло.

ЕЛЕНА

Елена – звучит как Вселенная.
Ты любишь тонкий крепдешин,
И веришь в душ переселение,
Но, жаль, не слышишь крик души.

В тебе сжимаются галактики,
Кружится звёздная метель,
А я болтаюсь, словно Лайка,
В холодной чёрной пустоте…

Мы все устроены как атомы,
А нашим лёгким нужен газ.
И смотрят из иллюминатора
Две чёрных капли верных глаз.

ТРАМВАЙНАЯ ОСЕНЬ

Трамвайная осень
трезвонит повсюду,
и млеет в кисло-сладком
томате октября.
Локаторы на крыше
дождь моет, как посуду,
а я всё принимаю
сигналы от тебя.
Упругий ветер дул.
И думал я подспудно,
как сердце подключить
к расставленной сети,
а проще – как его –
навек тебе подсунуть.
Как маслянисты в дождь
все рельсы и пути...
Ты масло разольёшь
на плоской сковородке.
Подумай обо мне,
жонглируя блином.
На остановке я
стою за поворотом,
как будто контролёр,
проверивший твой дом.

РОМАН. ГАЗЕТЫ.

Почтовый ящик подтвердил, что жизни нету.
Звук одиночества. И звук боксёрской груши.
Роман без писем. Я – трясу газеты,
Но вытрясаю собственную душу.

Идёт весна, но почему-то… еле-еле.
Я всё живу. Но как-то… кое-как.
Что изменилось? Всюду – та же зелень.
С апрельской свежестью мешается табак.

Я всё живу. Хоть это – нереально.
Да: жизнь – игра, но не играется пока.
И бьёт по нервам, как по клавишам рояля –
Не композитора, – настройщика рука.



ТЫЛЬНАЯ СТОРОНА

Июль в медовом буйстве луга,
дрожащий воздух, солнца диск.
Опять пускается по кругу
то лето в памяти: и вниз
тебя на мотоцикле пыльном
я мчу куда-то, жму на газ,
а сердце стороною тыльной
всё чувствует: в последний раз.

ПРИГЛАШЕНИЕ НА НЕБО

Если ты приглашаешь на небо,
Посмотреть, что выходит в итоге,
Дай же я доиграю на скрипке,
Дай же мне дописать эти строки…
Дай же мне прозвучать раньше срока…

Если ты приглашаешь на небо,
Значит, я удостоен подняться
И поднять, вознести эту песню,
О тебе и о том, кто вселяет –
Словно голос в пустые кувшины –
В наши души напевные речи…

В КАЖДОЙ СТРОЧКЕ

Видны мои ошибки прошлых лет –
Как в зеркале лицо шута без грима.
Немного их, внесённых мною лепт,
Гораздо больше я пронёс их мимо.

Ты – всё же – ты, тебя забыть нельзя,
И полюбить вторично невозможно...
Что оттого, что числимся в друзьях?
Бог – есть любовь. Которая безбожна.

Что оттого, что нежности порыв
Ослабнет, не дойдя к тебе по почте?
Видны мои ошибки той поры.
Одна особенно заметна среди прочих.

Врагом чумы казались мне пиры,
Что из-под ног уйти не может почва,
Что заключил я вечное пари:
Ты. Только ты. Ты будешь в каждой строчке.

Беснуется зима на склонах крыш…
Нет у души перед другою преимуществ.
Ты в сумерках опять замельтешишь,
Увижу я ошибки лет грядущих...

ОЧНАЯ СТАВКА

Пусты бокалы, невесома голова,
И полумрак, и ты сидишь напротив…
Мне нужно что-то. Только не слова:
Зачем они
на очной ставке плоти?

Я выжидал, я долго грех таил,
И выбирал:
быть или – слыть и не? быть…
А разбираться, кто кого любил
Уж лучше там – когда-нибудь –
на Небе.

Чего я ждал? Сюда сейчас придут.
Мысль о звонке меня не покидала.
А все бы уложилось в пять минут,
Включая застиланье одеяла…

Но этот страх, что слабое вино,
Сказать вернее, что вина уже остатки –
утратив силу, доведут до «все равно»,
он доводил меня до лихорадки.

И вот уже готовился прыжок,
Но превратился
в смену позы – для вокзала.
Я слышал треск,
когда чуть-чуть прижёг
своим я сердцем что-то. Что – не знаю.

Как будто нечто не пустило за черту,
За грань какую-то,
где можно в полной мере
отведать счастья безусловного в быту,
но не в такой любовной атмосфере.

И странный звук,
явившийся, из вне –
он убаюкал страсть
как флейта – змея.
И только одного хотелось мне:
благодарить тебя
за сказку, фея.

ТАЛЛИНН

Ну, вот и всё... Прощай, мой Таллинн!
Местами чёрный – точно гарь –
Сегодня тает снег и тает,
Опережая календарь.

Была в зиме ушедшей тайна,
Была в ней сладкая печаль.
Сегодня тает снег, и тает
Сосулек треснувший хрусталь.

Любовь носилась и витала,
Ловил я сердце – как вратарь.
А впрочем, это всё детали.
Теперь далёк уже январь.

И дребезжит трамвайчик Тatra…
Грохочет сердце, словно сталь.
Сегодня тает снег и в Тарту,
И снега мне немного жаль...

Что понапрасну я растратил?
Пусть близость есть. Исчезла даль.
А, может, оттепель некстати?
Пока ведь всё-таки февраль…

Но всё уже. И сердце – в таре.
«Не кантовать!» – печать навек.
Найдёшь меня? Элементарно!
Но не ищи. Растай, как снег!

СМ. НА ОБОРОТЕ

А, в сущности, сегодня нет причин
и поводов для ссор и разногласий,
и смысл утрачен завоёвывать мужчин,
когда такие женщины у власти,
как ты, допустим… Все, что на листе –
досталось не поэту… И в зевоте
художник скажет: «Если нету на холсте
картины, то – см. на обороте».

ПОДСОЛНЕЧНОЕ СПЛЕТЕНИЕ

Я уже позабыл, из какого окна
(Автобуса, поезда, или машины),
Я видел картинку, как будто из сна –
Там сплетаются двое пришибленных.

Ты сразу подумала: это про нас.
Нет. Но… в потугах стремления ввысь
Где-то на поле в обеденный час
Два подсолнуха просто сплелись.

[1986-1990]