Страсти по Минотавру

Страсти по Минотавру

- 1 –

Где моя мать?! Маму зову, ма – му – у – у!
Мычу и мучаюсь и голову бычью, упрямую
Руками хватаю. Мама, скажите, а верно ли,
Что руки мои на ваши похожи?
  Нет, наверное…
Смешение человечьей крови и бычьего семени
Лишает гладкости кожи, цветного зрения
(Зато я другое вижу, но лучше бы вовсе не видел).
Мама, скажите, чем я вас так обидел?
Зачем вы плакали в день моего рождения?
(-Дышит?
-Дышит!)
Мама, родился живым я!
Я родился живым, а вы мне – коровье вымя!
Вы мне – коровье имя! Я с сердцем, со всем, что ниже
Сердца. Мама, скажите мне,
За что я вас ненавижу?

- 2 –

Обратите внимание, памятник крито-микенской культуры
                работы архитектора Дедала.
Именно-именно, чадо его летало.
Не долетело. Но об этом поговорим еще.
Итак, Лабиринт. Архитектор Дедал,
видный представитель античного зодчества.
По преданию там обитало чудовище,
В дальнейшем именуемое Минотавр
(Тавр – бык, а Мино- , соответственно, что-то вроде нашего отчества).
И когда Минотавр не был принят ни в стадо, ни в общество,
Его поселили здесь.
Человек в нем не выносил одиночества,
А бык постоянно хотел есть.
И четырнадцать мужчин и женщин возраста, можно сказать, отроческого,
Отправлялись сюда на съедение и поругание.
По крайней мере, так говорится в предании…
Именно… На поругание и съедение…
И поругание… Есть ли здесь приведения?
Я не знаю. Развалины очень древние.
Здесь вообще давно никого не видели.
Не замок же средневековый… Наверное, всех повывели.

- 3 –
Я не знаю – направо, налево…
Я зверею, упершись в стену.
Я не знаю так ли ждут чуда.
Эй, Тезей, выведи меня отсюда!

- 4 –
Я не услышу пенья аонид.
Мне чаще снятся строки, а не звуки.
Мне снятся мальчики, кровавые на вид.
Мне говорят, они пришли убить,
Но я не верю. Это просто нить
И к ней привязан ярко-алый йо-йо.
Его то я и перепутал с кровью.
И девочка у входа в Лабиринт,
Играя им, спасается от скуки.
И снится – он навстречу мне летит
И снова возвращается ей в руки.

- 5 –
Наверху весна. Прокрустово ложе
Девять лет как пустует. Ложе Миноса – тоже.
У Эгея мурашки шершавят кожу.
Афиняне, спокойные как менониты,
Снаряжают корабль к берегам Крита.
Для чего – они, верно, не помнят сами
Им корабль под черными парусами.
Для того, наверно, чтоб мне быть сытым.
Так, бывало, мама пугала в детстве:
Мол, придет Минотавр, и тогда конец тебе.
Но никто не задумывался о последствиях
Своего поведенья. О хватающихся за сердце
Матерях с седыми с этого дня волосами…
Почему? Афиняне, наверно, не помнят саами.
Боль стирает обиды, как белье в корыте.
Но какое на Крите их ждет открытие!
Никакого чудовища в Лабиринте-
Есть хоромы царя, есть столы накрытые.
Есть, что есть на первое, на второе,
Есть еще сам Минос, его покои,
Предпочесть которым ложе Прокруста
В ситуации данной было б умнее.
Есть любовные ласки до зубовного хруста,
От которых что Эроту, что Гименею
Одинаково тошно. Говорю о том, что
Вряд ли кто решится назвать любовью.
Удивительно, то, что Миносу можно,
Как сказали бы римляне, non licet bovi.
Мне же просто хочется, чтоб любили.
Пусть придет ко мне кто-нибудь. Девушка или
Юноша. Да, я согласен на юношу.
Одного такого с лицом старушечьим
Встретил на днях – голодного, голого.
Плакал, руками хватался за голову,
Очень просил, чтобы я его вывел.
Пусть придет ко мне кто-нибудь. Рослый или
Карлик. Да, я согласен на карлика.
Не пожалею цветочка аленького…
Потому что, за что же мне муки вечные?
Ведь быки не питаются человечиной.
 
- 6 –
На ужин был мамин любовник и мой отец.
В меню в этот вечер он значился как бифштекс.
Запивали сильно разбавленной, теплой амброзией.
И никто не подумал назвать это интригами или кознями.
И ужин прошел ab ovo и до конца.
И не пошли по свету ни предания, ни прочие россказни,
Ни у кого не испортились ни аппетит, ни довольное выраженье лица.
Просто ели говядину – маминого любовника и моего отца.

- 7 –
Царь Эгей кричит «Э-ге-гей!!!»
И падает в море.
Море, до этого просто – море
Теперь носит тело царя Эгея,
А также имя царя Эгея.
Потом проходит какое-то время.
Аполлон покровительствует евреям
И прочим меньшинствам, в частности, геям.
Море, беременное Эгеем,
Годами от берега к берегу мечется.
Коровье бешенство так и не лечится.
В отхожих местах по-прежнему пахнет,
Евреи молятся богу Яхве,
Геи – Меркурию и Элтону Джону,
И все плевали на Аполлона.

Аполлон отворачивается от евреев,
Те по-прежнему в Яхве верят,
Но жить становится тяжелее.
Священными узами Гименея
Геи тщатся связать друг друга,
Но с этим тоже приходится туго.
Коровы бесятся, в сортирах свинство,
Аполлон, обиженный на меньшинства,
Пять-четыре-три-два-один взлетает
Бороздить просторы небесной тверди.
Сублимирует, в общем, согласно Фрейду.
Все зовут Меркурия просто Фредди,
Правда, Фредди вскорости умирает
От болезни вроде коровьего бешенства –
Одним словом, не лечится, впору вешаться.
Море, вроде, спокойно, меньшинства мечутся
Словно Эгей – между морем и сушею.
Я говорю, но мня не слушают.
Мало кто пон6имает греческий –
Нет пророка в своем отечестве.
 
 - 8 –
Как пуповиной, обвитый нитью,
Ты явишься в темень моей обители.
И коридоры в моем Лабиринте
Обнимут тебя, как младенца родители.
А врали, что явишься, чтоб убить меня.
Выведи! Выведи!!! Не вижу выхода…
Зачем ты молчишь и ступаешь тихо так?
Зачем тебе меч? Обрубить пуповину?
Кстати, ты когда-нибудь видел корриду?
Есть такая забава, весьма обидная.
Там быка за рога… Да, вот так. Ты видел, да?
Человек убит или бык убиты…
Аониды поют. Аониды.