Петербург

Что-то влюбчив стал не по годам.
Непонятно – что раньше мешало?
Смысл жизни открылся глазам,
Или сердце от скуки устало…

Изменил я привязчивым женщинам
И влюбился душой в Петербург.
Пусть дороги - в ухабах и трещинах,
А бандиты берут на испуг.

Видел я все это в Москве.
Уж давно разучился робеть.
Бродит ветер порой в голове -
Жизнь заставила чувствовать смерть

Селезенкой, печенкой и чакрами,
Или что еще есть там внутри?
Иногда не до терминов, знаете,
Если слышишь команду «замри»,

И сухой пистолетный щелчок
Взводит нервы, как струны, на «раз»,
А холодный смертельный зрачок
Будит в сердце траурный марш,

Рвется пульс роковыми секундами,
Закипает адреналин,
И отборною матерной руганью
Мозг таранят почти что стихи:

«Твою мать, идиот, расп…й!
Что, опять поленился взять ствол?
Вот и песенка спета, прощай…
Довые…ся, осел…»

А мгновенье спустя: «как жить хочется …
Нет, постой, не пора умирать».
И в тождественном духе все прочее.
В общем, скучно. Довольно болтать.

Я хотел рассказать про любовь,
А язык затвердил о войне.
Душу слезы парнишек-бойцов
Бороздами изрезали мне.

Ведь и ты такой же боец, град Петров.
Весь изранен осколками битв,
Впившись пальцами мостов намертво
В поседевший Финский залив

Как в карниз, что сорвется вот-вот,
Словно рухнувший альпинист,
На нитки прострельных Ладожских троп
Ты повесил надежду на жизнь…

Боль читаю в лицах твоих жителей -
Даже тех, что моложе меня.
Здесь до смерти не любят мытарей
И на дух не выносят вранья.

Вежливые шофера такси,
И не слишком наглеют менты.
Стать столицей? Боже вас упаси -
Задохнетесь от лимиты!

В этом городе женщины брошены,
Потому что на зоне мужья.
Они ждут…несмотря ни на что… Ночью же
Они в гриме на Невском стоят.

У кого повернется язык
Шлюхой эту девчонку назвать?
Дома ждет краснощекий пузырь,
А она возвращается в пять.

Она сыта по горло мужчинами,
И без денег не ляжет в постель,
И умеет на жалость причинами
Бить, чтоб выгнанной быть поскорей.

А с утра ей к восьми на завод.
Она выглядит черт знает как.
На нее ничего не встает,
Но ей дорог каждый пятак.

Эти трюки избиты и дешевы.
Ее басни для глупых юнцов,
Что отцовскими платят грОшами
И краснеют от слова «любовь».

Это было везде…будет всегда.
Немного гадко и несмешно.
Кто-то рвется по небу летать,
А кому-то и так хорошо.

Я стою в ожидании поезда,
И задумчиво-грустно курю.
Замечтался…забылся – и вот тебе:
За колечками дыма смотрю,

Из-за дыма вдруг всплыл силуэт:
«Молодой человек, помоги?
Не хватает чуть-чуть на билет.»
Девчонка. На вид двадцать три.

«И сколько же?» -спросил. Улыбаюсь ей.
«Ну, хотя бы рубля двадцать два…
А если не жаль – хорошо б двадцать семь.»
Побирушка. Видать по глазам.

Дал сорок. («В церкви не подаю.
Да и сумма не так велика»).
Убежала. Я снова курю.
Краем глаза засек старика:

(Он поодаль торгует газетами).
Подбирается. «Что ж ты творишь?
Эта бестия шастает с лета здесь,
Деньги клянчит у всех на гашиш.»

Смотрю в его бесцветные глаза
И, подумав, под ноги плюю.
«Где ж ты, жаба, был минуту назад?
Думаешь, я за ней побегу?»

Отвернулся. Опять в душу плюнули.
«Вот и будь человеком в толпе.
Мог бы, опытный, глянуть на руки ей.
Ну да ладно. Чего же теперь?»

Надоело стоять. Меж перронами
Брожу. Залезть бы скорей в вагон.
Почему-то вдруг стало так тошно мне…
Я наверно довольно смешон…