C EST LA VIE венок сонетов

                I
 
Когда стеною сумрачный туман
И не таится ни кусочка света, –
Наивно ждать соломинку совета,
С которой не срываешься в обман.
 
Надежда с верой забрели в капкан,
Не суждено сокрыться от навета,
Вопрос не удостоится ответа,
Танцует равнодушие канкан.
 
Бесславно задыхается терпенье,
С поникших веток не слетает пенье,
Сплошную ложь лепечет лебеда.
 
А кислород проигрывает смогу,
За неудачей шествует беда,
И в жизни некуда поставить ногу.
 
 
                II
 
И в жизни некуда поставить ногу,
Не наступив случайно на других,
Далёких, близких, даже дорогих, –
Не обратишься в юркую миногу.
 
Зачем наивно выряжаться в тогу
Прозрачной призрачности строк тугих
И звонких слов – заманчивых, таких,
Которые противятся итогу?
 
Молчи, кричи, а бытие хохочет,
Проникновенности и знать не хочет;
Проклятый мрак ничуть не поредел.
 
Но не доверишь облегченье грогу,
И непроглядной тьме придёт предел:
Спасёт рассвет, вставая понемногу.
 
 
                III
 
Спасёт рассвет, вставая понемногу,
Когда отчаянье ступает вслед;
Десятилетия спадают с лет,
А славословье улетает к Богу.
 
Медведь сомнений прячется в берлогу;
Уверенность точнее, чем балет;
Счастливый в руки прыгает билет
И призывает к смелому прологу.
 
Идеи наводнением текут,
Ковёр крылатый неустанно ткут;
С тобою провидение согласно.
 
Открытья миг хранит, как талисман,
А всё невероятное подвластно;
И поведёшь себя, как атаман.
 
 
                IV
 
И поведёшь себя, как атаман
Светлейших и восторга, и печали,
Которые свершенья помечали
Значком, что их творец – почти шаман.
 
Благословенный мыслей ураган,
Какого и в природе не видали,
Неудержимо увлекает в дали,
Где даже не мерещится курган.
 
Легко вздымаешь прошлого плиту,
Грядущее хватаешь на лету,
Ныряешь вслед за золотою рыбкой.
 
Мгновения вкушаешь, как гурман;
Но вдохновенность остаётся зыбкой,
Когда в судьбу врывается дурман.
 
 
                V
 
Когда в судьбу врывается дурман,
Сбивая с толку вкус и обонянье
И маской надевая обаянье, –
За твёрдым словом ты не лезь в карман.
 
По лживой сладкой лести, «великан»,
Не примеряй «на вырост» одеянье,
Не принимай и слово-подаянье,
Свободным будь, спонтанным, как вулкан.
 
Лихой соблазн заводит в прегрешенье;
Но мудро не торопится решенье,
А ждёт тебя в содружестве с умом.
 
Губами редко прислоняясь к рогу,
Откроешь кладезь ты в себе самом:
Выводит сердце душу на дорогу.
 
 
                VI
 
Выводит сердце душу на дорогу,
Когда остыл в потёмках след светил,
Презренный призрак за руку схватил
И потащил к ближайшему острогу.
 
Оберегая сущность-недотрогу,
Возьми хребет, который враг бранил,
А сам Всевышний с неба обронил,
Дыханье дав заветному отрогу.
 
Зовущие крахмальные вершины
Возносят зоркой истины аршины,
Слепую грязь отбрасывая в прах.
 
Так оседлай коня, перо, пирогу
И с ними устремись на всех парах
К возвышенному светлому порогу!
 
 
                VII
 
К возвышенному светлому порогу
Летит стремглав крылатая душа,
Преграды огибая иль круша, –
Как вечная владелица к чертогу.
 
Поставив ногу на горы треногу,
Как мысль на остриё карандаша,
Засмотришься, от счастья не дыша
И отгоняя мнимую тревогу.
 
Задумчивый заоблачный карниз
Без опасения сорваться вниз
Дарует опьяняющую веру.
 
Здесь невозможен жизни графоман,
Свобода перемен имеет меру,
И ложный закрывается роман.
 
 
                VIII
 
И ложный закрывается роман,
Где эпилога истинна страница;
Пока вдали искомая граница,
Ты сам себе неверный басурман.
 
Свободу дум укоротил тиран,
Напрасно лучшие мелькают лица,
И полутёмной кажется светлица,
А ты, минуя зрелость, – ветеран.
 
Но если пруд заполонила ряска,
Очистит время и поможет встряска;
По дням, как по булыжнику, идёшь.
 
Сбивая наваждение такое,
Уже неудержимо страстно ждёшь,
Когда же счастье обретёшь в покое.
 
 
                IX
 
Когда же счастье обретёшь в покое,
Себя в долине горной ощутишь,
Где царствует таинственная тишь
И длится настроение благое.
 
Нет груза дум о сером волчьем вое,
В былую пропасть больше не летишь,
Судьбе в глаза уверенно глядишь
И видишь в них участие живое.
 
Мечтами очарованы недели,
Которые ничуть не надоели,
Легчайшую поэзию тая.
 
Не думая о дальнем упокое
И сокровенном смысле бытия,
Блаженство вкусишь мудрое такое.
 
 
                X
 
Блаженство вкусишь мудрое такое,
Что и помыслить было не дано;
Небес благоволение одно;
Волнение – стороннее, морское.
 
Но стынет сердце, ко всему глухое,
И не стучится ветерок в окно;
Да не сверкнёт паучье волокно –
Предвестие известья неплохое.
 
И проплывают караваном дни,
Неся отдохновения одни
От празднества, что так неутомимо.
 
Покой, какого мир не выдавал:
Не тронув душу, всё проходит мимо;
Не шевельнёт и сам девятый вал.
 
 
                XI
 
Не шевельнёт и сам девятый вал,
Когда вдали от зыбкой жизни – славно;
Заботится касательная плавно,
Чтоб ветер в скорлупу не задувал.
 
На ровном месте не грядёт провал,
Благое самочувствие заглавно,
А камнепады не грозят облавно
И выстраданным кажется привал.
 
А если даже что-то и не видно,
Его ведь нет, нисколько не обидно,
И ничего не хочется шатать.
 
Вне моря и не встретишься с медузой;
Желание не жаждет ожидать,
Когда же штиль окажется обузой.
 
 
                XII
 
Когда же штиль окажется обузой,
Рванёшься в жизнь несытою душой,
Казавшейся напрасно небольшой, –
Срезая катеты гипотенузой.
 
И дружба не вредит с рабочей блузой,
Промасленность не кажется чужой,
Рука привычно властвует вожжой,
А динамичный шар не бредит лузой.
 
Не гнать же в шею вереницу дней,
Чтоб вычитаньем делаться бедней
На разность бытия и проживанья!
 
И как такой покой одолевал?
Вчерашний день без дерзкого желанья
Уйдёт, как будто не овладевал.
 
 
                XIII
 
Уйдёт, как будто не овладевал,
Столетний сон с оттенком летаргии
Незримо и без пышной литургии,
Поскольку душу он не задевал.
 
Опять светлеет жизни перевал,
Не предвещает вечер ностальгии,
И властной хочется драматургии,
Чтоб буйный вихрь страстей обуревал.
 
Но если и берёзы склонны гнуться,
Не хочется, как прежде, промахнуться
И стать заложником чужих саней.
 
Привязанность не обернётся узой;
А качество – количества ценней;
И увлечёшься истинною музой.
 
 
                XIV
 
И увлечёшься истинною музой,
Что только для тебя и создана,
Надёжна, как Китайская стена,
И не навесит каменного груза;
 
Блондинкою, брюнеткой или русой
С такой прозрачной правдою до дна,
Что затмевает всех она одна,
А ты пред ней, как некогда, безусый...
 
И так повеет трепетом любви,
Что тёплый миг, как счастье, ты лови!
Избыточно любое опасенье.
 
Взаимопонимание – лиман,
Целебный и дарующий спасенье,
Когда стеною сумрачный туман.
 
 
                XV
 
Когда стеною сумрачный туман
И в жизни некуда поставить ногу,
Спасёт рассвет, вставая понемногу;
И поведёшь себя, как атаман.
 
Когда в судьбу врывается дурман,
Выводит сердце душу на дорогу
К возвышенному светлому порогу;
И ложный закрывается роман.
 
Когда же счастье обретёшь в покое,
Блаженство вкусишь мудрое такое;
Не шевельнёт и сам девятый вал.
 
Когда же штиль окажется обузой, –
Уйдёт, как будто не овладевал;
И увлечёшься истинною музой.