одиссея

I.

одиссей – пенелопе



1.
видимо камень, точимый с рожденья водою, тоже
приобретает с течением времени плавность черт.

менявший русло гольфстрима - скорее теперь подошва,
булыжник для мостовой, гранит пьедестала, чем
собственно памятник. да и вода лишь условно
податлива под рукой – если крошит
породу в морскую соль.

2.
там, где под толщей воды, отражаясь от неба, дрожит
звездная карта в прозрачной броне саркофага -
город смолкает, встает за спиною; где фляга
долгой реки опрокинулась в глотки мостов – я не жил:

я сжигал черновик -
как сжигают в огне сигареты молчание улиц,
осенявших меня не знаменьем – крестом перекрестков;
напивался до чертиков в хосписах «мулен-ружей»
новоарбатских и спал в старотроянских инсулах
«крэйзи хорсов».

3.
вбога-душу-имать! – я глотал же, я все же глотал
ритуальный настой ойкумены, как смертник облатку.
небо жалось щекою к воде и из прочих пространств
выбирало мое одиночество. ночь по спирали
возвращалась ко мне и ложилась у ног точно волк.
время двигалось плавно со скоростью снегопаденья.
и когда завершился петлею последний виток,
тень шарахнулась в сторону, вдруг отделившись от тени
неподвижного камня, державшего кромку воды.
и казалось река прошептала короткое «амен»
и лизнула довольно следы.

4.
удалявшийся тихо нашептывал ветру либретто
тех всенощных стояний над быстрой и темной водой –
что как страх единят нас, дробя на молекулы света,
и - как грубую, терпкую соль - растворяют собой -
и тогда
я вхожу в твои странные комнаты – тень моя водит
полускрюченным пальцем по стиснутым челюстям стен.
как по азбуке Брайля. пойми – так кончаются войны -
даже самые долгие – миг получая взамен.




-------------
инсулы – появившиеся в III веке до н. э. в Древнем Риме, многоэтажные, многоквартирные особняки.
 


II.

одиссей - телемаху


1.
.......................... в первый страх
ты станешь заметней песчинки внутри янтаря.
во второй – станешь рыбой,
чтоб позже быть плавной (иль плавным?), как облака.
а в третьем – получишь сердце,
еще не знающее, что делать с кровью.

здравствуй!
сегодня седьмое холодобря.
мне зябко. мне зыбко.
день замер на самой высокой терции –
словно рука у виска,
словно в окне отраженный профиль.

как тебе там, на материнской трапеции?

2.
как здесь? среди дышащих? – одиноко.
не до тоски, не до скуки – но для
созерцания целой вечности снегопада
нужно столько же времени, жизней и окон.
и только один взгляд.

здесь – хорошо. много света и даже немного
забавно. жить – это значит, вглядеться в те
тени деревьев, дрожащие над дорогой,
ведущей солнце с востока на запад.
верить в молчанья. отбрасывать тень.

а можно иначе?

3.
иначе –

можно захлопнуть дверь, оставив ключи в прихожей нарочно.
можно выйти на улицу, чтобы уйти в никуда. ни к кому.
никому не звонить три недели
(включая жену и мать) –
я и сам исчезал так два раза.
можно выпросить третий.
но начинаешь скучать
по детям, кончаются деньги.
самое трудное – возвращаться: напрасно
пытаясь слова подобрать
к молчаниям комнат, к Твоим.
как к дверному замку.

не замечая, как новый гомункул
боли катит по кромке небес облака,
словно сизиф камень.




III. одиссей - калипсо

(for F.F.)



1.
я пьян.
я читаю сосредоточенно "правила пользования
московским метрополитеном имени В. И. Ленина".
я так занят складыванием, склеиванием
букв, что не замечаю нелепости своей позы.
калипсо поглядывает на часы -
заполночь. метро, как остров. направление
моего взгляда встречается с ее
и я переставляю фишку на ход вперед
по схеме станций. весы
молчания колеблются ровно секунду –

память обнуляется, как у манкурта,
и в любом из направлений натыкаешься на кольцевую -
блефуешь? мы оба блефуем.

2.
я диктую тебе из другой галактики –
у меня кончается кислород, у тебя - ластики,
бесконечно правящие мои фразы.

иногда ты замираешь и паузы
зависят от длительности затяжки.
переход на другую линию,
как смена вероисповедания или
измена присяге, ляжет
привычно в карман, как сдача
с рубля, с прощаний. и знаешь
тот, кто сказал, что водка не помогает –

просто дешевый фраер.

3.
до тридцати – жаворонок, после – сова.
ниточка сна ослабляет свое натяжение.
наконец, привыкаешь к тому кто
в зеркале – просто тебе плевать
на все твои отражения –
к рождеству, перевернувшись на сто
восемьдесят градусов дважды,
оказываешься лицом к лицу с собой,
читай – там же.

в пятницу на эскалаторе по-
падаешь меж целующихся парочек.
включается боковое зрение и поручень
движется, нервно подергиваясь под
ладонью, как веко, промаргивающее отражение –

в моем возрасте и при моих семейных
глупо бояться слова любовь, интрижка -
так смотришь на неиспользованный проездной
за прошлый год, век, тысячелетье,
найденный в старой книжке.

диктую – ты пишешь?

4.
во-первых – плевать на всё. во-вторых и в-третьих.

тридевятое идиотство всех наших истин прежде,
чем превратиться в нательный, маленький крестик
тоже знавало язычество снов и страхов. а время
существовало и до anno domini, до
наших орбит, обид. до наших сверхновых звезд -
семь лет я удерживал крик, как вдох.
так дети маму зовут во сне. так мать ребенка зовет.

круг замыкается. с кольцевой выхода нет. и ступень
эскалатора становится первой ступенькой к Тебе –
ведь теперь:
небо поделено надвое. в каждом из двух – ночь -
рукоположена, как молчаливое вето:
тронешь пальцем звезду – звездопад – закон домино
верный в любом измерении – верен и в этом.