Les Adieux a la Patrie

                * * *

                Les adieux a la patrie

             В глуши Москвы, где Бог и ныне - Крез,
             Где запах яств - сродни духам в уборной,
             Седой старик играет полонез,
             И плачет альт, его душе покорный.
            
             Он прячет взгляд, безвестный виртуоз,
             Чтоб не смотреть, как мимо,
                мимо,
                мимо
             Идет толпа, не видя этих слез,
             Вверяя жизнь певцам, шутам и мимам.
               
             И, одержим арбатскою тщетой,
             Пройду и я, слегка ссутулив плечи.
             Я не хочу делиться нищетой,
             Своим грошом его крыла калеча.
               
             Но я не хлыщ, что скуп не по годам,
             Не моралист, погрязший в укоризне...
             Настанет день - я все ему отдам
             Когда-нибудь,
                едва ли
                в этой жизни...

                * * *

             Переезд, расписание, касса, буфет,
             Дом культуры с суботними танцами,
             На облезлой стене транспарант "Туалет",
             Словно это - название станции.            

             Каждый день в семь утра появляется пес
             На перроне из струганных досточек
             Посмотреть - может быть, бог собачий принес
             Килограмм непоглоданных косточек.

             Бог собачий пока что не жалует пса,
             Без того и худого, и хворого:
             То кусок беляша прилетит, то хамса
             Из окна проходящего скорого.
            
             Вот и рельсовый стук скоро сходит на нет,
             И вагоны сливаются с дачами...
             Завороженный пес долго смотрит им вслед
             И вздыхает почти по-собачьему.
            
             Он бы тоже не против - рвануть на Кавказ
             В благодатное утро весеннее.
             Он бы шерстью оброс и кого-нибудь спас,
             И медаль получил за спасение,
            
             Он бы в теплой волне утопил своих блох,
             Он бы сучку нашел беломордую...
             Отчего ж машинист, чтоб он с голоду сдох,
             Едет вновь мимо песьего города?..

             Сердце бьется ни тише вагонных колес,
             И всю ночь, вторя ветру недужному,
             В привокзальных кустах заливается пес,
             На луну завывая по-южному...

                * * *

             В этом городе, прежде тесовом,
             В этом городе, прежде каменном,
             Век я маялся над вопросами,
             Словно город был мне экзаменом.

             В этом городе, прежде ласковом,
             В этом городе, прежде искренном,
             Был я отпрыском, стал я пасынком,
             Был я радостным, стал я выспренным.

             В этом городе, пиво-вобленном,
             Где хотя бы раз пили-ели вы,
             По углам стоят то ли гоблины,
             То ли чудища церетелевы.

             В этом городе, кровью клеенном,
             В этом городе, сталью штопанном,
             Нареченное населением
             Забутикано да зашопано.

             В этом городе глупо каяться,
             Да и хвастаться - не глупее ли
             Перед теми, кто развлекается
             Панихидами с юбилеями?
            
             В этом городе, снобом хаянном,
             В этом городе, злобой вспоротом,
             И живем-то мы неприкаянно
             С этим городом, с этим городом...
            
                * * *

               В Орле все так же, как в Орли -             
               И та же грязь, и карма та...
               Шобле приятнее Шабли,
               Но остается бормота,
               
               Но остается марш-бросок
               Из пункта "рай" до пункта "ад",
               От них почти на волосок,
               И ты - в строю, и ты - солдат,
               
               Перстом негибким жмешь курок,
               Спешишь вперед, покуда цел,
               И ждешь, когда поймает рок
               Тебя в оптический прицел.
               
               И не уйти из западни,
               И не сбежать из тех оков,
               Где календарь считает дни
               До отпущения грехов;
               
               Где свет неона - хоть куда,
               А свет божественный - померк,
               Где каждый день - опять среда,
               И только изредка - четверг;
               
               Где очаровывает звук:
               Аперитив, ареопаг...
               А чуть осмотришься вокруг:
               Куда ни кинь - везде ГУЛАГ;
               
               И можно биться об заклад,
               Что завтра будет, как вчера:
               Сперва - рассвет, потом - закат,
               Et Cetera, Et Cetera...
               
                * * *

                ...А вы мне - "Уезжал бы хоть
                В края, что навещал Господь!"
                А я печалью-завистью
                Пока что не томим,
                Хоть в мире на все сто кино,
                А я торчу в Ростокино
                И о мазутной Яузе
                Слагаю этот гимн.
               
                И пусть окрест обители
                Взывают искусители,
                В свой рай из мира грешного
                Маня меня зазря
                То схимами, то схимками,
                А я в соседстве с Химками
                С холма Левобережного
                Плюю на долларя.
               
                И пусть в суме останки, но
                Мне нравится Останкино,
                И пусть уставы строги, но
                Мне любо Строгино.
                А сколько нас - невольников
                Лосиного, Сокольников,
                Осиново-осеннее
                Смакующих вино!..
               
                Я знал, уж и не счел кого
                Из Тушино и Щелково,
                Кому уехать за море -
                Как выпить лимонад.
                Но в старом, новом свете ли
                Пока еще не встретили
                Такое же соцветие,
                Такой же вот закат.

                А в мире все - как ранее:
                На севере - сияние,
                На западе - уныние,
                На юге - благодать,
                Красиво - на востоке, но
                А я живу в Ростокино,
                Где до мазутной Яузы -
                Конечностью подать.
               
                А на исходе вечера,
                Когда уснут наречия,
                И сны пойдут по комнатам,
                Дрожа на сквозняке,
                Все так же верить хочется,
                Что где-то там, за рощицей,
                Плывет, качаясь, лодочка
                По Яузе-реке...   

                * * *

                Наверно, так заведено -
                Живя в Москве, мечтать о Пскове
                И разбивать сто тысяч "но"
                О зов всеведающей крови.

                Однажды выбраться сюда
                И слышать где-то в Завеличье,
                Как тихо молится вода
                И мастерятся гнезда птичьи;

                Осесть навек в один из дней,
                Слагать стихи прекрасной бабе,
                Удить для кошки окуней
                И кончить жизнь в твоем захабе,

                Вдыхая благовест церквей,
                Чей купол выше горизонта,
                И ощущать в руке своей
                Пудовый груз меча Давмонта;

                Последних дней веретено
                Крутить неспешней карусели...
                Наверно, так заведено...
                Да только мне ли это, мне ли,

                Когда столичная печать
                Уныло властвует во взоре,
                И впору ссылкой величать
                Мое родное семигорье;

                Когда пристало, словно встарь,
                В немом усердии молиться:
                Услал бы, что ли, государь
                Меня подальше от столицы...

                Я Л Т А

         Чутко цепляясь плющом за обветренный склон,
         Город висит между трех одичавших стихий.
         Тише, поэты, умерьте рифмованный стон,
         Дайте услышать напетые ветром стихи!
         
         Небо прибито к вершинам гвоздями светил.
         Волнами сглодана берега старая кость.
         Что ж ты, Джалита, грустишь, нас к себе допустив -
         Робкий хозяин, снимающий угол, как гость?
         
         Пусть кипарис и миндаль вместо скрюченных верб -
         Жизнь не обманешь цветами рекламных картин.
         Право, Джалита, не твой ли сегодняшний герб -
         Бедные дети на фоне богатых витрин?

         Восемь веков стерегут твой неверный покой
         Серыми скалами Петр, Даниил, Теодор,
         В город хранимый врываясь гремящей рекой
         И растворяясь в певучих расщелинах гор.
         
         Знаешь, Джалита, средь этого сонма святых
         Горько, должно быть, себя ощущать не у дел?
         Но отчего в суете твоих улиц витых
         К черту летит геометрия линий и тел?
         
         Но отчего так легко подниматься наверх,
         Меряя праздные версты по склонам крутым?
         И не достичь каменистой вершины вовек,
         И не познать, что скрывает заоблачный дым...
         
                * * *               

           Мне снова дано возвратиться назад,
           В тот город, где все мне до боли знакомо -
           Пленэрно-пастельный маэстро Арбат
           И латанный кариес Белого Дома,
          
           И старость, глядящая в мусорный бак,
           И юность на острой игле телебашни...
           Так было и есть. Только будет ли так,
           Что завтрашний день закольцует вчерашний?
          
           Да Бог с ней, с Москвою минувшего дня,
           Неверною музою дяди Гиляя!
           Она предала и себя, и меня,
           Кургузым хвостом словно шавка виляя.
          
           Она приютила своих палачей,
           Намылила петлю, наладила плаху
           И молча шагнула в одну из ночей,
           В последнем полете не ведая страха.
          
           Теперь там живет ее сменщица, та,
           К которой я вновь обречен возвратиться. 
           Там судьбы людей стережет нищета,
           И сонно вещает двуглавая птица.
          
           Но, может быть, через десятки эпох,
           У тайного шлюза четвертого Рима
           Согреет улыбкой вернувшийся Бог
           И снова поселится рядом незримо...