А-пока...

…И каждому было по слову и делу его.
И стон, многократно земную юдоль облетая,
Дробился на струи, чтоб каждый испил своего,
И каждая мутная капля проглоченных вод
Была солонее других и не думала таять.

И кто-то бездумно отсчитывал дни и года,
А кто-то взлетал и срывался, а кто-то, утробу
Насытить не пробуя, плоть умерщвлял иногда…
И хлеб горьковатый, пропитанный потом труда,
Был горек вдвойне пропотевшим, как хлеб, хлеборобам.

И травы всходили и, сорные, были сочны,
И в землю ложились опять, становясь перегноем,
И не было города, где не видали войны,
И каждому снились проклятые вещие сны,
И правила тьма. Но однажды случилось иное.
* * *
Проснувшись с рассветом, они выходили в поля
И видели все, что разбужено мертвое семя,
Что тучные злаки повсюду взрастила земля…
И не было лекаря, жницы, шута, короля –
Остались тела, одинаково сношены всеми.

И было тепло – даже жарко, так было тепло,
И плакать хотелось, и кто-то, наверное, плакал,
И всем воздавалось добром за добро и за зло,
И думали все: «Наконец-то и нам повезло», –
И мясо бросали не верящим счастью собакам,

И к небу тянулись с молитвой любви на губах,
И в пестрой толпе находили друзей и знакомых,
И эхо приветствий аукало в дальних горах,
И кончился страх, неизбывным казавшийся страх
Безвременной смерти вдали от родимого дома.

И было вино, и веселье, и снова вино,
И дети смеялись в огромных цветных хороводах,
И даже юродивым стало почти все равно,
И люди уже не молитвенно падали с ног,
А тихо ложились в траву, как на праведный отдых.

И вечер спускался и воздух собой заполнял
Над сотнями голых картинок живой Камасутры,
И ночь проходила, и солнце вставало, маня…
* * *
И кто мог подумать, что утро последнего дня
Приходит вот так – как счастливое летнее утро…