Реквием. Глава 30Y

Без цента за душой, без пенса в банке,
В застёгнутой до ворота кожанке,
Стоял он одиноко на перроне
Всегда готов к труду и обороне.

Ландо Аркадий – Осипа сыночек.
К глазам прижала Ирочка платочек.
Не хочется с любимым расставаться,
Но мать сурова. Некуда деваться.

Бегут вагоны, стыков перестуки.
Какие предстоят в разлуке муки?
Любовь одна. Всё прочее лишь бредни...
К ней в очередь не встанешь: кто последний?

И не прорвёшься в голову без драки.
Любовь одна. Всё прочее, лишь враки.
В любви бы жить и вечном замиреньи
По своему, не щучьему веленью.

А за окном июньские картины
Степной простор Червоной Украины.
Великий Днепр, порожистый до Сечи
И чернозём из плоти человечьей.

Там две сестрёнки: Паша и Татьяна
Горилка из гранённого стакана.
Овечья брынза, жёлтая как пенка.
Слизнула смерть семью Педодыменко.

Там три сестры обнявшись с перепоя
Романа вспоминали дико воя.
И пели песни, улицу стращая,
Проклятия надеждой освещая.

Произошла негаданная встреча.
При тусклом свете старых сальных свечек.
Но дети трёх сестёр не понимали,
С чего они напились и стенали.

А во дворе, в углу, где рос терновник,
Сидел один, задумавшись, полковник.
И подперев рукой вставную челюсть,
Обдумывал  сложившуюся ересь.

Корабль державы – рубка, мостик, кубрик.
Союз Социалистических Республик
Хватает места всем. Широко море!
Но отчего гнездится в трюмах горе?

И почему на Родине Советов
Жизнь не даёт на всё простых ответов.
Лишь смерть Владыкой  в воздухе витает
Касаясь тел, следов не оставляет.


               Глава  31.


За озером большим, с названьем Югла,
На берегу широком и округлом
Есть место, где не надо людям пищи:
На нём Яунциемское кладбище.

Там спит Мария рядом с Александром.
Там много русских и татарских грандов,
Оград не ставят там, не строят склепы;
И в смерти,  как и в жизни,  мы нелепы.

Ландо-отец, его супруга Вера,
Всех похоронят, даже без обмера.
Лежат стрелки латышские рядами
Лесные братья рядом с господами.

Полковники советские, их жёны.
Салютовали ружья, заряжёны.
Айзсарги, что на каторгах  вшивели,
Их жёны, что лет в двадцать овдовели.

Лежат бойцы невидимого фронта,
Работавшие  в Дели и Торонто.
Без устали ворующие тайны
В постелях и борделях или чайных.

Лежат стахановцы всех марок и различий.
Во рвении не знавшие приличий.
Дающие, по десять норм, за смену,
Чуть меньше и осудят за измену.

Учителя, что жили "Кратким курсом".
И видели в том  новое искусство.
Учёные, что в тайны проникали
В пробирках ли, в уране ли, в спирали?

Чиновники, столпы своей системы,
Не знавшие осмысленной дилеммы.
И палачи, вбивающие крючья,
В свою судьбу и в дело своё сучье.

Лежат они все рядышком, как плахи.
Хорошие, плохие; лохи, махи ...
Заслуженные перед кем, не знаю,
Я всё равно добром их вспоминаю.

Аркадий, внук Ландо революционера,
Что Ленина любил остервенело,
Счёл деда шизофреником и психом,
А тётю Хаю, Сталинской шутихой.

Ох, тётя Хая! Жизнь её как короб.
Был не один низвержен ею ворог.
Была она воистину святая.
Характером, как палица литая.

Её конечно, тоже поховали
Ей почести по рангу воздавали.
Но всё прошло, всё минуло, всё в сроки.
Истории,  забытые уроки.

Ландо Аркадий выехал в Ираиль.
Там обретается в селениях окраин.
Я затруднюсь назвать вам точный адрес,
Да и не нужно, тема его – абрис.


Абрис – контурность, схематичность.
Ховать – прятать.
Лохи  -  простофили.
Махи – проститутки.
"Краткий курс" – Краткая история ВКПб
Айзсарги – латышская национальная гвардия.
Латышские стрелки – наёмники революции. Обездоленная часть латышского пролетариата, изгнанная из буржуазной Латвии.