Путь

          
Длинными пальцами своими
Он трогал ушную раковину
Нажимая на клавиши чувств,
Играя струнами нервных волокон
Петлял
Караванный путь
У него под руками

Он выискивал точку забвенья
Колокольчик отмеривал
Веско
Шаги утомленья
показательно-просто -
             томленье:
Пастушка в рубище хилом
В угаре кизячном
казалась милой,
изящной,
Несуществующей (что ж?)

Не надолго ушел
Из убогой селенья квартальности
Палку дернув -
Изгородь рухнула -
Признак начальственности,
Призрак начальности
Пути

Караванщик слепой
Требовал от поводыря повиновенья,
поливал и вином, и виной
Поминовенья -
Радости страж неплохой
и безнравственности укладной
Надсмотрщик
Пощелкивал языком неопрятный, скупой, заскорузлый притворщик.

Как попал ты в руки стареющего,
Прохладные ладони
Всезнающего
Лейб-медика, окунающегося
В забытье чужих ушей,
Медника,
изготавливающего иголки
Лучше
многих других, но
Не новей

Травопойкой
старуха-мать подгоняла
Под общее правило жизни
Подонки
утробного быта.

Ты бросил ее,
Человечек - подросток.
Ушел за долги с караваном.
Ты помнишь, что плачет она

Потом, уж тогда, так давно
Ты влюбился в открытку:
Там, в плоскости терема
принцесса томится
Провидица
была твоя мать -
Как все матери
Знала - сестренку и дочку
Найдешь в ней одной
по точке
забвенья ученый,
по раковине ушной -
Обдерганной мочке,
По памяти свиста
Хлыста

В ресторанчике на восточный
манер
В городском интерьере ночном

Она скажет:
-Ах, как я давно не спала,
я устала.
Судомойка моя.

Учась говорить понарошку
В окрошке из слов вылавливал крошки,
Разбухшие милостью божией,
прикладывал к боли ушной
И тысячу лет
Оставался верен
Секрету своего долголетья:
хрипу жажды в пустыне,
пророчеству тугого бича,
И ранящим старческих пальцев костяшкам.
Но...
Девочка, женщина та, -
На картинке, - старушка, -
Сказала ль хоть слово тебе?

Игрушка игрушки.
Картонки привет.
                1992