Червоточизна червобыль

Теперь,
 когда не червь, но птица,
парю, взирая свысока
на суету из-под десницы,
да будет мир на всей Земле!

Заткните рты себе, кликуши!
А так же ближним — дуракам,
тем, кто меня мешает слушать...
И в первозданной тишине

под дуновение зефира
моё перо обрящет лёт,
моя восторженная лира
Фасгену славу пропоёт...

*

Вот червь Фасген. Ему — и флаг!
Сосредоточен, деловит,
пронзая недр зыбучий мрак,
суглинки Родины сверлит
главой своею непокорной,
влача вослед и тулов“ище...

Ему подобного не сыщешь.

Когда б писать портрет Фасгена,
то я писал его бы так:
немолод, лыс, похож на шланг,
кольцеобразно эдак свитый,
как свит способен быть червяк.

В немалые его года
Фасгена красит борода
и взгляд, из-под бровей лучащий
во мрак подземный — свет ума,
а так же — зуб-резец блестящий —
алмаз граненый! Настоящий!
И — седина...

*

Ползет Фасген сквозь мрак кромешный...

— Куда, о червь, маршрут ты держишь?
Неровен час — упрешься в камень
иль бородой себя задушишь!
А то и пласт земли обрушишь
на свой многострадальный лоб,
свершив немыслимый подкоп.

Куда несешь, о червь мятежный,
себя сквозь подземелья мрак?
Какою ты гоним надеждой,
какой мечты ты впёртый раб?

Молчи, Фасген! Не отвечай!
Я сам вложу в твои уста
на мой вопрос — ответ достойный.
Вот я поправлю микрофоны,
и, перед тем как речь начать,
себя ножом исполосую,
насыплю соль себе на раны,
и воскричу:
— Идите к ... бесу!
Да мне на вас на всех начхать!
Ползу в базальтовые страны
последний отпуск отдыхать!
Затем, что час мой смертный близок,
но здесь я стану — чернозём,
а там...
Базальтом, может, стану!..
Иль — Неофитовым Червём!..
Чего я сгинуть должен ради
в краю, где мне признанья нет!
Хотите смерти моей!? — Нате!
Но гений мой увидит свет!
И благодарные потомки,
себя узлами завязав,
ещё поймут — придут те сроки! —
КАКОЙ здесь гений проползал!

......................................

Вложил сии слова в уста
червя Фасгена — неспроста!
Затем, что сам он полн смущенья,
в своей природе скромен так,
он — червь, достойный восхищенья —
БУКЧЕБАРЯК!

*

Букчебарячить — значит: грунт
перепускать чрез туловище.

Неблагодарный этот труд...

Иной червяк землей аж дрищет,
а в толк того и не возьмёт —
каков успех на том поприще
возможен, и каков почёт!

Иной подход Фасген имеет —
он в этом деле знает толк,
букчебарячить — его долг!
Но попрекать его — кто смеет...

Неблагодарен труд, но стоящ!
На этом деле — хоть усрись —
не наживешь себе сокровищ —
лишь покалечишь себе жизнь...

Потомки — да. Они оценят.
А современникам — начхать:
талант ты, бездарь, или гений...
Подохнешь — будут воздыхать.

Букчебарячить может каждый,
но зваться Букчебаряком
имеет право тот червяк,
кто суть в душе Букчебаряк.

Вот наш герой и есть таков —
нажил кругом себе врагов
на почве недопониманья,
но это есть его призванье.
И я любить его готов
до самой глубины мозгов.

Букчебарячить может каждый,
но мало кто руду отыщет!
И мало кто в душе-горниле,
спустив с себя мильон потов,
руду в сталь превратить сумеет,
затем, чтобы из стали той
себе меч славы отковать...
А наш герой — как раз таков.
На остальных нам — наплевать.

*

Ползет Фасген сквозь мрак подземный...
Да всё мрачнее его лик...
Ну — славы нет...
Ну — нету денег...
Но главное! — вздохнул старик, —
Но главное, что нет пока
с ним молодого червяка —
мечтал он столько лет о ком..

Его б он звал... УЧЕНИКОМ...

Ему б он передал свой опыт,
ему бы мудрость передал
и научил бы ремеслу —
как создавать букчебаряшки,
какой они должны быть формы,
какие лучше в пищу дерны...
Как надо делать языком...

Фасген земли глотает ком
и — ну! — давай перетирать
его натруженным нутром —
уже не славы вящей для,
но дабы навык не терять...
Ведь он —
Фасген —
БУКЧЕБАРЯК!

И ежели пред ним червяк
какой случится произвольный,
Фасген тотчас его невольно,
насупив свой авторитет,
себе в кильватер ставит: чти!
И тот ползёт Фасгену вслед...
А как? Нельзя же не ползти...

Как на духу признаюсь: ползал,
употреблял в себя как мог
всё, что изысканным навозом
(а прежде — просто грунтом было)

из недр Фасгена выходило...

И льстил Фасгену я потом
насчет его букчебаряшек,
и слушал сам с раскрытым ртом
о том, ЧТО мне постичь так важно,
чтоб и из под «моей руки»
пошли такие ж завитки...

*

— Тебе пойдет наука впрок, —
Фасген, суча брадою молвил, —
Итак, вот первый мой урок...

Поскольку червь ты молодой,
начну с азов... У изголовья
я обозначу букву «Азъ» —
она и есмь всему начало...
Запомни это. А сейчас,
чтоб вникнуть глубже в суть вещей,
поговорим мы «вообще».

Взять червяка телосложенье...
Червяк имеет два конца:
один конец брадой увенчан,
он и зовется головой;
другой — в диаметре чуть меньше —
для жизни служит половой.

Итак, короткая реприза
для матерьяла повторенья:
в одном — находится мышленье,
в другом — инстинкты и капризы...

Так вот. Как червь обыкновенный
используют второй конец?
Ему он просто служит членом!..
Но если ты, мой друг, — творец —
букчебарячь концом вторым!
Стращая плоть, себе назначь
свою судьбу — букчебарячь!

Мыслительным концом — вперед!
Тогда с другого — так и прёт!
А ежели наоборот —
Мудак тебе да будет имя!

Бери во всем пример с Фасгена —
не будь на поводу у члена!
Держи пройдоху в черном теле
и прежде помышляй о деле!
Вопросы есть?..
Коль нет, так что ж...

Засуетился я мозгами
и быстро выдумал вопрос,
который тотчас и спросил:
— Бывает так: ползешь-ползешь,
уж и ползти нет больше сил...
и вдруг башкой упрешься в камень...

— Ты должен быть всегда направлен
вперед мыслительным концом!
Неважно что — стена там, камень —
долби её! Грызи резцом!..
Но на попятную не смей!
Оно ведь как у нас, червей...
Когда одним концом вперёд —
то ты Червяк! Другим — мудак...
Когда ж туда-сюда-обратно —
всего тебя покроет слизь,
и этот акт позорный, брат мой,
зовется словом «онанизм».
Ну а теперь, после отмашки,
самостоятельно свои
яви пред мной букчебаряшки!
Затем яви, чтобы я понял,
как матерьял ты мой усвоил.

*

Из пешек я — да во ферзи!
Он мне сказал тогда: «Ползи!»

Ну я пополз, а он мне вслед —
а у меня таких же — нет...

Другие были завитки.
И аромат совсем другой...

Фасген посунул бородой —
не взял меня в ученики.

А я и рад был поначалу,
ведь молод был и в меру глуп...
Меня ничуть не опечалил
Фасгена праведный отлуп.

Мне были всех раздумий муки —
из корня вычесть интеграл,
(ведь червоточные науки
тогда я рьяно постигал)...

Чего греха таить… Признаюсь:
я в червоточину проник
не тем концом, где борода есть,
и обалдел в тот самый миг.

Увы, я не постиг наук,
но в них — туда-сюда-обратно...
Пусть — грех, но обошлось без рук.
Пусть — грех большой, но как приятно!

*

Немало всяких червяков
себе Фасген в кильватер ставил —
никто не постигал тех правил
и не вникал во суть основ,
от коих сам он был таков.

Тогда отчаянье схватило
за горло старого червя,
и он вскричал, что было силы,
голосовые связки рвя:

— Скукожься, Родина!
Ты долго
пасла Быка под звук рожка!

Но Бык тебя отбросит задом,
как недоумка-пастушка!

Затем, что срок ему — на волю!
Манят просторы дальних стран.
Он свой маршрут пометит болью
проистекающей из ран.

Когда ж ты вздумаешь осаду
ему чинить со всех сторон —
то он взбрыкнет игриво задом,
и понесешь, страна, урон.

Да сколько ж раз такое было!
Не впрок тебе любой урок!
Творца — в расход,
судью — на мыло,
пророка, гения — в острог!

О, не уйти тебе от рока —
как ни крути над ним вожжу!
И нет в Отечестве пророка!
И потому
Я УХОЖУ!

Так хоть оттуда ты мне внемли!
Ведь будешь каяться потом!
Включите свет в моём тоннеле!
Отдайте шляпу и пальто!!!

*

Слова отчаянья Фасгена
повергли Родину в озноб.
От губ его срывалась пена,
пот хладный выступил на лоб...

Но если б хоть одна скотина
могла бы внять его словам —
она б, конечно, не пустила
в чужбину старого червя!

Ан глух к стенаньям мир подземный,
как ни вонзай в него свой крик —

повсюду стены, стены, стены...
А червь, увы, отнюдь не Бык...

И до чужбины вожделенной
подземным стенам несть числа...
Их заплевать — не хватит пены.
Пройти сквозь них — не хватит зла...

А он грызёт — граниты, дерны,
алмазным зубом крошит грунт
и верит верой своей вздорной:
вознаградится его труд...

И мне бы в то хотелось верить...
И потому, я, червь младой,
в мольбах дошедший до истерик,
оброс такой же бородой...

*

Молвой и слухами исполнен
подземный мир. Что где-то там,
за гранью граней всевозможных,
едва доступных лишь мечтам —
синь безгранична! Свет немыслим!
И несказанна благодать!
И черви те, кто грань прогрызли,
ту благодать могли видать...

Им из-за грани возвратиться —
шанс невелик... Ох, невелик...
Ведь там, за гранью, — черти-птицы!
И сам Господь Иисусе Бык!

Так упаси, Господь Всесильный
мир подземелья от сохи,
от вил, от плуга, от лопаты...
Помилуй, Быча — экскаватор
не напусти!..
Убереги
червей коленопреклоненных,
к тебе исполненных мольбой,

в тебя поистине влюблённых,
в делах и помыслах — с тобой!

Сними с червей проклятья путы!
Зажги надежду впереди!
И путь Фасгена многотрудный
ты Бычьим глазом проследи...

Молю тебя — помочь ему!..

И глас почудился мне: «Му-у!»

*

Ползет Фасген, грызя суглинки,
за миллиметром — миллиметр.
Букчебарячит по-старинке —
идущим вслед дает пример.

А вслед ему ползу лишь я —
червяк зелёный да младой...
Не то чтобы букчебаряк,
но — с лысиной. И — с бородой...

Букчебарячу я ведь как...
Не так как надо по науке.
По мне — какие вышли штуки —
такие, значит, и сойдут.
И мне не в тягость этот труд.
Напротив! Так я отдыхаю!
Предпочитаю легкий грунт,
болотный ил предпочитаю...
И оставляю за собой
недолговечные творенья,
поскольку легкий этот грунт
всегда находится в движенье...

Я б чёрта с два те грунты грыз,
какие пред Фасгеном стали!
Я б — влево-вправо, вверх бы, вниз —
Но напрямик — о, нет! Едва ли!
Я ведь не лом!
Я ведь — червяк!..

Но бью челом...
Но рву желвак...
О, зубы белые мои!
— Фасген, уволь!..
Фасген, взгляни —
Ну на кого я стал похож!
А тот:
— Ну что ж...
Проть воли Бычей не попрёшь...
Прощай! О славе и не мысли!
Ты здесь, наверно, и сгниёшь
в исторгнутой тобой же слизи...

Гнои себя!
А я дойду! Дойду до края,
где Неофитовым Червём
меня признают! И надрают
до блеска лысину мою!
И в бороду мою расческу
запустят зубьями златыми!..
Сюда ж вернусь я со святыми,
быть может... в облике Быка...
Жаль одного — УЧЕНИКА
в твоём лице я не обрёл...
А может сделаешь попытку?!

...Но я не сделал... Я побрел
на дно болота, где улитку
себе я в жены возымел.
И рассказал ей про Фасгена,
лицом весь белый, словно мел...

*

Лежу с женою в мягком иле —
к Быку мольбами возношусь:

— О, как мне ил сей опостылел!
О, дай мне зуб-алмаз, Исус!
Не допусти мне сгнить на дне,
в болотном иле при жене!

...Люблю её! Но зубы скалю,
смотрю с тоскою и печалью
на свой истерзанный конец:
ведь им я мог букчебарячить!..
Моя жена...
Ты просто льстец!
Но я — творец!
Осточертело
всё время задом наперёд!
Пора уж мне!
Пора — за дело!
Лавровый ждет меня венец!
Я не хочу, чтоб мне — конец!
А ты, родимая улитка,
сулишь мне только эту пытку!..
Несчастным быть хочу!.

Она
покрылась слизью вожделенной,
истомлено прикрыв глаза...

А я —
опять ей про Фасгена:
как он сквозь камни проползал,
как лбом своим граниты бил,
как на резце его алмазном
слюда и кварцы скрежетали
и как он полз в заветны дали...

Она уснула...
Я прикрыл
улитку веточкой подгнившей
и в миг покинул этот ил,
скользя в нём быстро и неслышно...

*

Перед стеною я опять.
И — ну! — давай её долбать,
воображая себя ломом!
А то — подсмотренным приёмом

точу щербинку на стене —
не по зубам работа мне!..

Но вдруг...
Знакомый завиточек!
Ну так и есть! ЕГО здесь след —
я узнаю Фасгена почерк,
я чту его авторитет.

Нога червя здесь не ступала —
здесь след оставлен бородой —
ЕГО — гонимого опалой,
оклеветанного молвой...

Мне борода укажет путь!
И я пойду ЕГО норою —
прямой, не знающей изгиб!
И, если даже он погиб,
то, может быть, когда-нибудь
я миру ГЕНИЯ отрою!..

Не жди меня, моя улитка!
Иду вглубь каменной стены,
и путь мой в камне будет — нитка,
прямей натянутой струны!

И пусть за мной пунктиры рвутся —
обратно мне возврата нет,
ведь червь не может развернуться
в норе диаметром с минет.

Так, значит, всё теперь меж нами...
Веди меня, нора, сквозь камень!

*

Но... что такое! Лёгок путь!
Он — не в стену куда-нибудь —
Не прям ничуть!

Вихляет круто влево-вправо,
потом ведет в болотный ил...
— Фасген! — не верил я, —
Халява! —

его позором я клеймил:
— Ты пред стеною сдался, что ли?
Сломал алмазный, что ли, зуб?
Фасген! Как знать про это больно!
Желанья высказать несут
тебе в глаза упрек смертельный:
какой, Фасген, ты, к чёрту, гений!..
Не Неофитовый ты червь!
Ты просто глист!
Раб своей лени!
Отнюдь не гений ты — мудак!..

Я оглашал рыданьем мрак,
мне слезы застили глаза...
Но всё равно — решил — раз так,
не поверну теперь назад.

Я бился в судорогах нервных,
кроша граниты на пути...
Ориентир мой был — примерный:
назад лишь только не ползти.

В борьбе неравной с глиноземом
меня душил порою смех,
своим отчаяньем несомый,
я забирал все время вверх...

Как вдруг...

Хватнула воздуха гортань,
разверзлась мирозданья темень —
я преступаю ЭТУ ГРАНЬ...
И грунт не давит мне на темя!

*

Что испытал в том мире я!
Нет слов, чтоб выразить всё это...
Флюоресценция гнилья —
ничто в сравнении с тем Светом!

Я будто стал протуберанцем,
в той невесомости — ослеп!

Как не хотелось возвращаться
мне в подземелья мрачный склеп.

Вселенский запредельный шорох
меня куда-то влёк и влёк...
То были — лужи! О которых
в Писаньи сказано: «Промок»...

Там далее — в Святом Писаньи —
слова есть: «...с головы до ног»,
но я промок в той чудной ванне
с конца в конец — промок, как мог.

Какое это было счастье!!!
Но кто теперь меня поймёт...
Лежал я на проезжей части,
не чуя телом почвы гнёт.

Лежал, свободно распластавшись,
или струился — как хотел...
Я кувыркался! Прыгал даже!
Я даже, кажется мне, пел!..
Но увидал потом... червя...
точь-в-точь такого же как я...

Всё на моих глазах случилось...
Я был совсем невдалеке —
всё мирозданье закружилось
в непостижимом кувырке,

Сквозь шквал стихий в цунами брызг
я видел НЕЧТО, что росло —
Да! То был БЫК! Сам Господь БЫК!
Похож он был на колесо...

Да нет же! Был он двухколесным,
и до того он был велик,
что описать червю не просто
во всем величьи Бычий лик.

Его явленья миг был краток.
Но вот уж все в покой пришло.
...И я увидел: от собрата —
одно лишь мокрое пятно.

Гонимый паникой и страхом,
я жажду жизни ощутил
и сам себя главой с размаха
во грунт в беспамятстве вонзил.

Я унести успел концы,
хотя тянула меня смерть —
не Бык уже — его птенцы,
мне отклевали тела треть…

*

И вот я, к жизни возвращенный
спускаюсь в свой родимый край...
Спускаюсь, твердо убежденный,
что он и есть тот самый рай,
куда Фасген всегда стремился...
Назвать Базальтовой страной —
ну назови. Не в этом смысл.
Он — рай — не где-то за стеной,
Он здесь!
Откушенный на треть
я это понял слишком поздно,
прожив клиническую смерть.

Я полз домой. К своей улитке.
И увидал червей скопленье...
Они, унылы словно нитки,
согбенно стали на колени
и подле гроба слезы лили —
кого-то, значит, хоронили...

Из всех червей один стоит —
седой, давно уже не молод —
то весь при скорби червь Давид
читал рифмованный некролог:

— Мы, черви, глупые созданья.
Мы быкохульничаем — жуть!
Да будет всем нам в назиданье
судьба Фасгена... Я прошу
Почтить минутою молчанья...

Мой завибрировал кадык...
Пока я был в своих скитаньях...
— Фасген! Ужели это ты?!
Фасген никак не возражал...

Давид вздохнул и продолжал:

Как трудно говорить о том...
От нас ушел червь...
чрезвычайный!..
БУКЧЕБАРЯК он был... притом...

Его я знал не так уж долго,
но всей душою полюбил...
Он был... заносчивым немного...
И быкохульником он был...

Ведь он в Быка едва ли верил...
Любил твердить, срываясь в крик,
что всё постиг он в полной мере
и потому: он сам есть — Бык...

В мозгах моих сирена взвыла,
сгустился вкруг стоящий смог...
Я вспомнил, как всё это было,
хотя и знать про то не мог:

Нет-нет! Не довелось Фасгену
увидеть Свет — не повезло.
Но он метался, рвался, бедный,
и филигранил ремесло,
в чем видел смысл и призванье —
на самом деле так и было:
БУКЧЕБАРЯК он был! Но втайне
от всех — прекрасным семьянином!

Букчебарячил он как вол!
Букчебаряча, свирепел,
Но, брошенный на произвол
судьбы, к улитке прикипел.

И с нею счастлив был Фасген.
В его улыбке зуб алмазный
всё мирозданье освещал —
улитке он своей прекрасной

букчебаряшки посвящал...

И пусть бы так оно и было!
Но Бык жесток. Не потерпел,
Фасгена роковых ухмылок —
всадил во грунт с размаху вилы —
на зуб стальной его надел...

Я пал на гроб Фасгену в ноги,
заголосил, что было сил:
— Зачем ты, Бык, такой жестокий?! —
примерно так заголосил, —
Зачем ты так несправедлив?!
Кто даст теперь червям уроки?!..

...А может... Я?!..
Слезу пролив...

Конечно я!..
Я лыс. Я сед... —
брадой своею я встряхнул, —
Я от Фасгена почерпнул
букчебарячанья азы!
Спокойно спи, Фасген, в связи
с твоей кончиною трагичной...
Я справлюсь...
Справлюсь преотлично!

Бык видит, я рожден в рубашке...

Но жил, Фасген, ты не напрасно!
Ты подарил улитке красной
своей души букчеберяшки!
Ты не увидел Того Света,
Насаженный на зуб тех вил,
но! — Я-то твердо знаю это —
тот зуб твои творенья взвил!
И увидали они Свет!

А ты, Фасген —
так вышло —
нет...

*

...Как прежде, балом правит мрак
в просторах Родины бескрайних...

Немолодой уже червяк
из стаи червяков опальных,
не усидев, склерозом мучась
собравшись в путь пуститься дальний —
туда — в Базальтовые страны,
где, даст Бык, скажут и о нём:
«Был Неофитовым червём!»...
принес большой букет гвоздей
и возложил у пьедестала,
на коем надпись: «Червь ФАСГЕН,
БУКЧЕБАРЯК... Его не стало.»
Чуть ниже — даты его жизни
и мох, под коим его тлен...

На пьедестале — просто член...
Большой обыкновенный член,
из камня — член...
Поправ суглинки,
он над тщетой стоит надменно...

(А это скульптор по ошибке
не тот конец слепил Фасгена).

1994