Покорение ханства Хорезма

Велик и могуществен шах Хорезма

Там, где восходит солнце утром, одиноко.
Среди садов и морем омываемых камней
Стоит старинный город -
На востоке нет города богаче и знатней.

Он неприступною стеной окован
И рвом глубоким окружён,
На главной площади дворец построен,
На башни полумесяц водружён.

Внутри дворца всё золотом убранство,
По сводам стен - мозаика из цветных камней,
Фонтаны чудными цветами распускаются
От множества китайских фонарей.

Придворные там в дорогих нарядах ходят,
Скрывая темя под парчовою чалмой,
И стражи на цепях по стенам леопардов водят,
Хорезмшаха сторожа покой!

Султан – правитель Богом был на землю спущен,
Наместник он Аллаха на земле -
Все голову склоняют перед ним идущим
или с эскортом едущем на скакуне.

Конечно, он, как и другой правитель,
Имеет власть, сокровища и слуг везде,
Но, как бывает часто, мир такой жестокий…
В то время на востоке дело шло к войне.

К войне жестокой и кровопролитной!
Монгольский хан хотел её начать,
Желает на улусы разделить владения Хорезма
И дань пожизненную получать.

И, вот, уже стоит посольство
У древних крепких самаркандских стен,
А шах Мухамед уж читает
и пишет Чингисхану свой ответ:

«Как ты посмел, степной кочевник,
 Аллаха тень земную словом осквернить?
 В послании сыном ты назвал меня напрасно!
 Приказываю Я тебя казнить!

Твои войска, что струйка дыма,
В ночной тени в сравнении с моим!
Язычников накажем справедливо
И с помощью Аллаха победим!»

Униженны, избиты, с опалённой бородой
Пешком плелись гонцы 
С таким посланием домой.
 
Нукеры пропустили их не сразу,
От издевательств не было на них лица.
И то, что прибыли послы кагана,
Доказывала златая с соколом пайцза.

Каган их принял в жёлтой юрте
И слушал долгие рассказы, не спеша.
Слуга китайский, старый, мудрый,
Записывал произнесенные слова:

«Что ж, шах Хорезма, будет мной проучен!
Посланников моих как бешеных собак прогнать посмел!
Шах, ты хотел войны, и ты её получишь!» -
Сказал великий воин: «Я сам её давно хотел».

Взметнулось знамя с девятью хвостами
По ветру, белым стягом распрямляясь,
Сложились юрты, двинулись в поход отряды,
На сотни, тысячи, тумены разделяясь.

              МОНГОЛЬСКАЯ ПЛЕТЬ

Врагов набеги начались внезапно,
Как будто среди дня раздался гром!
И жителям простым уж не вернуть обратно
Похищенных в рабство детей, дотла сгоревший дом!

Оплакивая всех убитых,
С мольбой к Аллаху и ручьями слёз,
В одеждах, кровью воинов залитых,
Плелись крестьяне к шаху на допрос.

«Кто смел напасть?
Кто смел дома разрушить? Кто кровью обагрил поля?
Прикажите казнить? Нет! Буду слушать,
Одним движеньем стражу от народа отстраняя!

Желаю, чтобы Вы мне рассказали,
Кто смел пойти войною на мои края?!».
В ответ крестьяне на колени встали,
В недоумении руки разведя:
 
«Нам не знаком ни говор, ни обычай,
Не знаем мы породы их коня,
Лишь можем описать мы их обличай:
Враги одеты в шкуры и меха!

Кривые сабли руки сильные сжимают,
На головах их шлем, а не чалма,
Доспехи только грудь широкую скрывают -
В бою не подставляют спину никогда!».

Султан, задумавшись, закрыл лицо руками,
И наклонилась печально голова,
Затем поднялся с трона,
И все мусульмане услышали правителя слова:

«Во все града мои пускай джигиты скачут!
И возвращаются с посланиями спеша!
Хакимы всех людей, что мирно землю пашут,
В отряды соберут!».

…От слов его дрожала Гурганджа…

«Собрать налог на войско за три года!
И рвом глубоким город окружить!
Через Джейхун, Сейхун мосты разрушить!
Все мирные дела остановить!».

Приказы выполнялись безупречно,
Как и положено, готовился народ к войне,
И даже мудрые улемы и имамы
на время закрывали Медресе.

Гонцы вернулись с разными вестями -
Набег врага готовы отразить везде!
На севере пред самаркандскими стенами,
На юге собрались отряды в Бухаре!

Но только всадник из Отрара принёс печаль:
Рассказывал, вцепившись в ужасе в седло,
Как Чингисхан казнил Инальчик-хана,
Залив в глаза и уши плавленое серебро!

«Монголов много - нет конца их курням,
Покрывшим все равнины вдоль реки.
И, хоть наш господин богатый, мудрый,
Ему такого войска не найти!».

Сказав слова, гонец скоропостижно умер
От ран, полученных в бою, и стрел.
Забрал с собой надежду и принёс тревогу…
Ох, лучше бы он раньше онемел!

На утро, после неспокойной ночи,
Проснулись люди в Бухаре,
И, не успев омыть лицо и очи,
Как закричал Азанчий на стене.

Перед восточными вратами,
Посередь равнины на большом холме,
Стояла юрта,
Жёлтыми цветами переливаясь в солнечном луче.

Вокруг шатра, на сколько было взора,
Отрядам конным не было конца.
Такого не было ещё позора:
Без боя сдалась Чингисхану Бухара!

Разграбив город,
Въехав в дом Аллаха на коне,
На улицах разжёг костры -
Кочевник праздновал победу в Бухаре!

Кто не захотел крепко держать рукоять меча,
На того повернётся острый клинок его!

Шёл год дракона,
Шла весна,
Шло войско вдоль Зеравшана
К большому городу, надежде Мухамеда.

А там, за древними высокими стенами,
Сорок пять тысяч с двадцатью военными слонами.
Подходы к городу прикрыты рвами
И неприступными железными вратами!

И вновь победы птица рвётся к Чингисхану!
Напугана вся свита Тугай-хана.
Щедра для степных воинов была награда:
Им вынесли старейшины ключи от града.

Погас последний луч надежды Мухамеда,
И, не сдержав перед народом данного обета,
Сбежал правитель от конца монгольской плети -
Не знали, где искать его оставленные дети.

Уплыв на остров в Абескунском море,
Укрылся Искандер великий от врага,
Но совесть не дала ему покоя -
Он видел сон, как пала Бухара!

Везде, на всей земле, монгольские разъезды,
И рыскают шпионы в деревнях.
Огромный мир стал маленьким и тесным,
И близится конец его на днях!

Да, Мухамеду вещий сон приснился,
Как умирал он в одиночестве от мук,
В одно мгновенье разорился,
И нет поблизости нукеров, нет и слуг.

На острове его нашли больные люди,
Что прятались от остальных давно.
Истлевшая одежда закрывала руки
Гнилое тело, прокажённое лицо…

Так умер шах: не в окружении свиты
И не с нукерами отряда своего!
А в окружении больных чумой, убитых!
Без почестей и славы Бог принял его!