Золото

забрЈл на опушку зимнего леса -
как знаешь держись…
звучит и воюет вся белая песня,
на снег не садись.
горячее поле накрыло и будет,
и в омуте - гарь.
когда и не звери, когда и не люди.
то - зимний фонарь…
глаз зимней луны задевает за горло и лЈгкие…
одышка, а может, и астма.
леса и ночные деревья в белых снах - все нагие,
и снова горелой плотью сверху запахло.
наверно, там жгут кого-то…
ему больно, и его крики слышно.
огню в кои-то веки нашлась работа,
он рвЈтся, ревЈт, и летит, пожирает и - дышит…
ему не холодно, и это хорошо,
и счастливы тЈплые!
ты не поверил духу огня, ты не зашЈл,
и теперь все ты - мЈртвые…
холод губит и порождает вторую проекцию.
наверно так, как ещЈ не рождЈнный ребЈнок видит детство…
сколько горящих, смердящих, кричащих полнит земные могилы!
верно, от этого множества все, кто живой, и запили…
горести страстно-невинного деревца
тревожат их снадобья.
снег простынкою стелется,
грязи не пачкая…
сколько можно впустую выть и тревожить
людские сны?…
сколько можно вперЈд ходить и разведывать всЈ
до кормы?…
ты не дышишь, но это не значит, что
ты не живЈшь…
ты не любишь, но не верь говорящим, что
скоро умрЈшь…
не любить, а жалеть, на жалости строится мир,
хоть визжал по-другому твой чЈрный рогатый мессир…
никому нельзя верить, и знать можно только себя.
ненавидеть - так тошно, и жить, ни с плеча не рубя…
отгорожено всЈ, и не видно уже никого.
лишь пучками трава пробивается в землю другой стороны.
эта трава да жалость - вот всЈ, что есть своего
у тебя, кто чужой в этом мире вечной китайской стены…

(27 декабря 2000, 22:18)