День пионерии. Ностальгия

Воскресный день. Без десяти пяти
одиннадцать. Любители, покинув
углы, сажают репу да картошку.
Друзья ау. Мне некуда идти:
ни распродаж, ни всероссийских кино-
премьер. Достать чернил. Поставить точку.

Пейзаж суров, как холст работы Н.
И.Поликарпова (А.В.Пестова):
трущоба, дворик, деревце, старушка,
помойный кот. Тень ветра перемен,
чуть половодья чувств. Опять, и снова
опять - не боевик и не порнушка.

Я полон дум. Никак, полковник, нет:
не о былом. Когда б мое былое
во глубину сибирских руд, еще бы
на что оно сгодилось бы. Но недр
тут несть. А этажи - что на болоте,
что на семи холмах, одно - трущобы.

Позавчера мой школьный шер ами,
из новых этих - экий новый йети -
нашед меня в гадюшнике замшелом,
шипел, что слеп, что труп, что, черт возьми,
бессмыслен, что хотел бы знать, ответит
за это кто из них... Беда с ним, с шером.

Я полон. Век назад я был бы полн.
Стоял бы над волной пустынным Кастро,
а то Петром, грозить жиду и шведу.
Тут семь холмов. Из них который холм
Карнеги, я не выяснил пока что,
но детский парк и ныне там, где нету.

В том раннем парке реяли с утра
над сонными аллеями знамена,
и дни недели длились пешим шагом.
А школьный плёл ами позавчера
(да вспомнись он хотя бы поименнно!),
как пионерку целочки лишал он

в том раннем. Ибрагим? Андрей? Егор?
Одиннадцать, однако. Из окошка
уныло и безлюдно, как и ране.
Трущоба та же на меня в упор.
Чу! - некая к коту крадется кошка.
Опять и снова, и все в той же раме.

Одиннадцать. В иные времена
в одиннадцать перегорали буксы,
и люд гудел, как Временное в Зимнем
свергая декалитры аз. вина.
И даже мент на все на три на буквы
под козырек дрожал за магазином.

В иные бы мне было б двадцать пять,
сегодня бы, поди, уже за сорок,
но после, шер, - там ни черта ж не видно!
А шер шипел. Шер не давал мне спать.
И я, как эксгумированный Йорик,
и спать не спал, и прогонять не выгнал…