Трофейный шарфик

ТРОФЕЙНЫЙ ШАРФИК

Старушки эти – часто сухи, строги.
Живут одни. О, нет! Они не вдовы.
Но что расскажут мертвые альковы
Румяных схимниц. Та, крестясь в тревоге,
Сдувает пыль с журнальных образков
И валится в скрипучий свой альков.

Другая, воскурив лампадный килик,
Твердит молитовку душе во спасе
Покуда боль в костлявом ишеасе
Сведет елей чувствительных базилик
Лакун души на «нет» и не сошлет
В перин укромных пасторальный грот.

У третьей в изголовье книги, книги
И простенький как в поезде стаканчик –
Чтит жития душистый одуванчик.
Упоена – как святость жгут интриги.
Вдруг  -  сплюнет челюсть, что-то бормоча,
Нашарит пальцами на стенке выключа…

И спит… И спят: их сновиденья кротки –
Винтообразно души осеняя –
Не важно – та она или другая –
Уносят прочь из черепной коробки.
С утра колготки, шпильки и глаза -
Себя еще  считать и для, и за –

По неотлучной прихоти привычки.
Брести по скользкой мостовой булыжной
И петь не голосом – чутьем - чуть слышной,
В прорехе памяти, потраченной как спички,
Мелодии. Какой-нибудь вальсок…
Послевоенный сахарный песок,

Трофейных папирос дымок нездешний,
Консервный нож лоснится ароматом
И капитан с лицом с утра помятым,
С глазами злобными как две черешни,
Грозится донести – если уйдет.
Но ей не страшен он. Полковник ждет,

И номера опрятных бутафорий,
Опять вальсок, фокстрот, скрипят сиденья –
Прощальный поцелуй ночного бденья,
И в ночь уносится ее Егорий
С последнего задания – к жене,
Что дорога ему теперь вдвойне.

И в эдаком размахе разномастном
Текут веселые и грустные недели.
Полковники – как дети – постарели
И уподобились шутливым педерастам –
Все напомажены – медальки, орденки,
А на былое – не поднять руки.

Ленивый плен семейного метанья –
Быть маршальшей, хотя бы генеральшей.
Но, видно, думать надо было раньше.
И вновь они пускались во скитанья –
Марии средневолостных Магдал,
Брели – за годом – год, за далью – даль.

Да постарели – глупо, безысходно,
В сухих нагрудных складках крестик пряча.
В карманах латаных – веселых танцев сдача.
«Вы постарели – тайно, благородно» -
ровесницы им говорят в лицо.
Но ведь слова не спрячешь в пальтецо.

В конце концов, вот так бродить бесцельно,
Вздевать свой взор на крестики церквушек,
Ловить лицом, глазами белых мушек,
Пастясь весь год – питать себя раздельно,
Ища Христа в любовники себе.
И находить его в своей мольбе,

В циклическом движеньи мирозданья,
Трепаться именем его, лелея имя
Христа – что будто   бы за ними
Шел по пятам, как Зорге на заданье,
Был рядом, здесь, хранил, оберегал,
Брал на себя, брал в руки их штурвал

И вел к седым годам – чтобы за это
Они пекли куличики да пасхи,
И яйца красили, да не жалели краски –
Теперь они не брезгуют обета
Ему воздать – кому они нужны,
Ступив ногой из ветхой старины

Туда…  Я узнаю их по примете –
Вон, как травинка в волосах, - трофейный
На шее мятой – легкий шарфик шейный,
Как шлейф остывший к канувшей комете
Торопится – догнать свое начало.
Но времени ему –  как меры – мало.