Письма в прошлую жизнь

Памяти о. Павла Флоренского.
В размышлениях над "Столпом и утверждением Истины".

Письмо первое.


Мой друг, мой друг... Давно ты умер...
Но ты живешь в моей душе.
Я вспоминаю дни, минуты,
Я вижу вновь тебя в себе,
Я говорю с тобой и слышу
Ответный голос в тишине,
И в непрозрачной темноте
Я зрю твой облик.
Еле вижу
До боли милые черты,
Но сердцем знаю: это ты.

Так часто в тихом разговоре
Я ухожу с тобой туда,
Где мы бродили только двое,
И вижу вновь, мой друг, тебя.
Я вижу, слышу, осязаю
Твое присутствие со мной.
Мы вместе, как и прежде.
   В мае
Мы познакомились с тобой,
Ты помнишь?
  Мы с тобой сдружились —
Лиловые стояли дни
И тучи медленно роились
С холодной западной страны —
Садилось солнце.
     Догорала
Вся сфера пурпурным огнем,
Как будто огненным крылом
Задета Ангела.
   Пускало
Светило тонкие лучи
Чрез тучи в твердь.
  И по пути,
Пронзая свод, переполняли
Они все небо красотой —
Переливалось и сверкало
Оно янтарною игрой,
Лимонной зеленью и синью,
И розой в лотосовый цвет,
И в глубине переходило
В холодный царский фиолет —

Ты помнишь?
Музыкой исполнен,
Пылал вечерний свод небес,
Закат бледнел, садилось солнце
В потухший и остывший лес...

И долго, долго мы бродили,
Не смея память погасить,
И обреченные носить
В себе ту музыку.
Уплыли
В туман далекие года...

Но вижу вновь, мой друг, тебя...


Вдруг лето за ночь преломилось.
И потянулись журавли,
И листья по земле забились,
Как простреленные птенцы,
Шел взрыдами дождливый слизень.
В полях, опухших от воды,
Звучал глухой внезапный выстрел
И лай собак до хрипоты,
В садах заграяли вороны,
Покрыли небо черной тьмой...

И чувство, будто в преисподней
Мы оказались вдруг с тобой —
Настолько сердце защемило,
Невнятной болью утомив.
И звуки крыльев журавлиных
Легли на твой глубокий лик.

И до сих пор перед глазами
Стоишь, взгляд в небо устремив...
Ты понял, что не "До свиданья" —
"Прощайте!" —  значил дикий крик.

Они кричали, словно гуси,
Попавшие под острый нож...

Мой друг! Мне снятся те минуты
И в холодеющую дрожь
Меня бросают...
Друг мой, где ты?
Рассвет разлился.
Нет ответа.


Письмо второе.


Кончились метели бледных дней,
Когда даже днем не видно неба.
Сонное светило веселей
Заблистало, выползши из снега.
Встало, разрумянившись со сна,
Опрокинуло ушат на плечи,
Причесало лучья-волоса
И пошло болтать с родительницей речи.
Разомлела та от ласковости слов —
И улыбкою равнины засветились.
Воробьи учуяли конец хладов —
И в восторге пьяном лужи раздробились.

Солнышко примыто в феврале.
Масленица.
     Пост.
Страстная.
Пасха.
Вот и Пятьдесятница уже,
Вот пора и снова заговляться.

Голубь белоснежный зацепил крылом
Наше сердце, и мы в Духе с Богом.

Друг мой, друг!
    Весна шатром
Русь накинула сине-зеленым.

Письмо третье.


Скрипят расхлябанные петли.
Глубокой синию снега
Легли под окнами.
И ветер
Кружит над полем, как сова.
Подслеповато бьется в окна —
То затаится в уголку,
то вдруг срывается и колко
Ерошит снежную браду.
Луна беспомощно мерцает.
Облизанная тьмой ночной,
Размыто в небе пропадает
И исчезает за пургой.

Как мертвые, лежат равнины.
И, потешаясь над святым,
Незримым таинством могилы,
Луна тревожит сны земли.
Кружит, кружит, как белый ворон,
И. бесконечностью давя,
Взрывает снежный дерн со стоном
И бьет с размаху в корпуса.

Такая ночь! Такая вьюга!
И никого...
     Как саван, снег.
Мы потерялись друг без друга
В безликом хороводе лет.

Я знаю, скоро станут пленом
Обитель северных краев,
Незыблемые эти стены
И неподступность островов...

Мне видится во мраке ночи —
Там. где курится белый прах,
Взвиваясь в небо — я воочью
Себя в железных зрю сетях.
И за стеной, как погремушкой,
Назойливо друзья гремят,
И звук кандальною пирушкой
Звучит предсмертно в Соловках.

Не в силах покрывала сбросить,
Под гнетом мертвенного сна
Лежит Россия, распростершись,
И отпевает вихрь, хрипя.

Ты помнишь? Так же бушевала
Пурга, когда ты разом слег,
И плачем ложе провожала,
С которого ты встать не смог?
Плелась, бессильно шею свесив
На потускневшие леса...

И вот, теперь пророчит песней
о том, что долга жизнь моя.

Мой друг, мой друг!
   Настанет время —
Мы будем в Господе с тобой...

и видится мне, как средь снега
Ты собеседуешь с пургой.


Метель утихла.
   Тихим светом
Стволы берез сребром блестят,
И четким белым силуэтом
Стоит луна, в занебье встав.
И улыбается, лаская
Разлегшиеся поля,
Их бледный облик оживляет,
Румянец розовый лия.
Сияет воздух синим светом,
Пронизан игольной игрой
Хрустальных льдинок.
    Боль исчезла.
Метель утихла.
   Я с тобой.