Письма из города. Дворик

                ... ты качала,
ты лелеяла, нянькала глупую душу мою,
дворовая родня – обиталище тасок и сплетен.
Гей! Урла дорогая! Мне страшно, но я вас люблю.
Мне уже не отречься, я ваш, я клеймен, я приметен
по тяжелому взгляду, железному скрипу строки –
как ножом по ножу – и, на оба крыла искалечен,
в три стопы – как живу – так пишу, и сжимает виски
жгут тоски по иному, по детству чужому…
                Я мечен
этим жестким жгутом, он мне борозды выел во лбу
и поставил навыкат глаза – на прямую наводку,
чтоб глядел я и видел: гляжу я и вижу в гробу
этот двор, этот ор, этот быт, эту сточную глотку
дворового сортира (в него выходило окно),
взгляды жадных старух, эту мерзость словесного блуда…
Я люблю вас и я ненавижу. Мне право дано –
я из наших, из тутошних, я из своих, я отсюда.

Испытателем жизни – вне строп, вне подвесок, вне лонж –
меня бросили жить, и живу я, края озирая:
из какого же края, залетный восторженный бомж,
залетел я? И где же – ну где же! – края того края?
Камень краеуголен... Но взгляд мой, по шару скользя –
как стекло по стеклу – возвращается к точке начала…
Ну, нельзя было в этом дворе появляться, нельзя!
Не на свет и на звук, а на зык и на гук
                ты качала…