Выступление профессора Мычкявичуса

Выступление профессора Мычкявичуса по поводу нового подхода к изучению истории  древнего мира в свете последних             демократических решений.

(Вольное изложение)


В чем величие Римской Империи,
Что блистала, как солнце из тьмы,
Может в воинской славе Тиберия,
Или в зверских расправах Суллы?

И пером, и сумой, и когортами,
Побежден был парфянин и дак,
С тем прославились римляне гордые...
Вот вам - фигушки - как бы не так!

Не боясь ни скандала, ни ропщества,
Столь привычные к бранным словам,
В свете новых поветриев в обществе,
Мы поведаем истину вам.

* * *

Два младенца порою осеннею,
По причине неведомой мне,
Безо всяких надежд на спасение,
Оказались в лесной стороне.

А еще бы чуть-чуть и от холода,
Посинели младые тела,
Иль свернулись желудки от голода,
Но настали такие дела...

Вышел к ним из мохнатого ельника,
Серый, скаля большие клыки,
« - Вы чего растакие бездельники,
Обоссали песок у реки».

Но они не кричали, не плакали,
Не пеняли на злую судьбу,
Только самую малость обкакали,
Ибо не было с ними «Би-Бу».

Запад щерился грозными тучами,
На восток наползли облака,
« - Нас, - сказали. - Изжога замучила,
Так не дашь ли ты мне молока».

Ну, сосать под звериными лапами,
Каждый, выбрав свою сторону,
Животину кусали и лапали,
Эти самые Рэм и Ромул.

И ведь надо ж такому случиться,
Что не вышел из этого толк,
Ибо звался отнюдь не волчицею,
Поседевший от старости волк.

Вот с такого, мой друг, безобразия,
Начиналась история тех.
Так узнали Европа и Азия,
Новый способ любовных утех.

Но пришли оккупанты  этрусские,
Словно Игорь идущий на Вы,
Здесь возможно замешаны русские,
Ясно видятся руки Москвы.

На престол посадили Тарквинуса,
Пожалевши потом и весьма,
Был он ярым противником Винуса,
И с того началась кутерьма.

Скоро ль, нет - взбунтовались селения,
Похватавшись за вилы - ножи,
Знать питали иные стремления,
Италийских селений мужи.

Потреблявши до этого толику,
Растеряли и совесть, и срам,
Стали лодыри и алкоголики,
Пили с вечера и до утра.

Что поделаешь с этакой публикой,
Не страна, а сплошное ворье,
Надо было покончить с республикой,
И Гай Юлий прихлопнул ее.

Мера в сущности даже полезная,
Только быстро правитель ослаб,
Заразившись дурною болезнею,
От египетских уличных баб.

Ею он наградил Клеопатрию,
Ну и дальше сказать без прикрас,
Расхворались сенатские партии,
Марк Антоний, Вергилий и Красс.

Лишь один обличал их настойчиво,
Хоть и в этом предания врут,
Идеальный, морально устойчивый -
Человек по фамилии Брут.

Но его, как ни странно угрохали,
Не за власть, не за деньги, а так,
Все по случаю ахали, охали,
И тогда возмутился Спартак.

Власть отдать неимущим трудящимся,
Пролетариям, он порешил,
Реки крови да трупы смердящие,
Фрак оставил покудова жил.

Доигрались в итоге с коммунами,
Добесились по всяким пирам,
Раз наведались эллины с гуннами,
И устроили трамтарарам.

* * *

Вообщем эта история древности,
Только пьянство разбой и разврат,
Ни тебе благородства, ни верности,
Как обычно о том говорят.

Не нужны вам совсем эти гадости,
Хоть и прямо не скажут про то.
Вы идите ребятушки радостно,
Торговать за газетный лоток.