Чепурных Евгений Петрович
Лёлька
Чепурных Евгений Петрович
Ясновидящей Лёльке четырнадцать лет
(информация строго секретна).
Обожает собак.
Ненавидит балет.
А ещё влюблена безответно.
А ещё - влюблена, влюблена,влюблена!
И давно уж себе не хозяин.
И любовь её каждой собаке видна
От Москвы и до самых окраин.
Ей прозрений чудесных дана благодать,
Ей лечить бы людей от кондрашки.
Но не может она на глазок сосчитать
Лепестки на склоненной ромашке.
Ни умом, ни чутьём хвастать ей не с руки,
Самой глупой девчонке планеты.
А глупее её лишь слепые щенки,
А глупее щенков лишь поэты.
Ясновидящей Лёльке четырнадцать лет,
Все собаки – ей верные слуги
( а за что она так ненавидит балет,
после школы спрошу на досуге).
Коготки
Чепурных Евгений Петрович
Я больше ни с кем не враждую.
Тебя и себя не хулю.
Лохматую белку худую
С продрогшей ладони кормлю.
У белки глазёнки в движеньи,
С испугу остры коготки.
Я чувствую нежное жженье
Сквозь кожу холодной руки.
Сейчас она в сторону ловко
Отпрыгнет,
Мелькнёт меж ветвей,
Красивая эта чертовка
Размером с полшапки моей.
А ветки качаются зыбко.
А мне ещё, глядя в окно,
Останется вспомнить с улыбкой
Её и тебя заодно.
Поскольку ни в мире, ни в доме,
Где я проживаю сейчас,
Никто у меня на ладони
Ещё не гостил кроме вас.
Никто и не вспомнится кроме
Двоих драгоценных гостей.
Ведь я не утёр ещё крови
С царапин от ваших когтей.
Чётки
Чепурных Евгений Петрович
Перебираю странные круги
Или квадраты внутреннего мира.
Они отдельны, как твои шаги
Иль искры подожжённого пунктира.
Вот льдинка из небесного стекла,
Что заронилась в сердце при прощанье.
А это дом, в котором ты жила.
Он не пустой,
В нём слышится звучанье.
А это – судьбоносная печать,
Которой мы отмечены с пелёнок.
А это я тебя иду встречать,
А это ты смеёшься, как ребёнок.
А это – сгусток тёмных, тайных сил,
Сомненье наше, наше многоточье.
А это дыня. Я её купил,
И мы её съедим сегодня ночью.
Миниатюры
Вся наша старая семья
Трубит жестокий сбор.
Пять пальцев — это значит я
И четверо сестёр.
Пять пальцев, сжатых смерти вслед,
Господь вас сбереги.
А для отца и пальца нет.
Он стоил всей руки.
* * *
***
Кудрявое резвое чудо,
Смеясь, семенит по лучу.
– Как звать тебя, мальчик?
– Иуда.
– А хочешь малины?
– Хочу.
Ешь горстью, и смейся беспечно,
И щёки измажь, и чело.
– А денежку хочешь?
– Конечно.
…Вот с этого всё и пошло.
***
Спросите у косых дождей:
- Зачем, косые, моросите?
У белокаменных церквей
Про их историю спросите.
Спросите у любимых глаз,
Откуда зелень в них лесная,
А я живу лишь первый раз,
Я ничего ещё не знаю.
* * *
Ума у кого бы занять?
Живу первоклашкой.
Попробую Пушкиным стать.
Неужто — промашка?
Стою и смотрю на него
С любовью и злобой.
А он говорит:
«Ничего.
Попробуй, попробуй...».
Выстрел
Чепурных Евгений Петрович
Ни плащом, ни курткой венскою
Мне себя не изменить.
Наряжаться - дело женское.
Наше дело - оценить.
И не брать, играя, за душу
Умниц и воображал.
Наше дело - топать рядышком
И держаться за кинжал.
И не быть покорной жертвою,
И в свою не верить власть.
Выстрел в спину -
Дело женское,
Наше дело - не упасть.
Выстрел
Чепурных Евгений Петрович
Ни плащом, ни курткой венскою
Мне себя не изменить.
Наряжаться - дело женское.
Наше дело - оценить.
И не брать, играя, за душу
Умниц и воображал.
Наше дело - топать рядышком
И держаться за кинжал.
И не быть покорной жертвою,
И в свою не верить власть.
Выстрел в спину -
Дело женское,
Наше дело - не упасть.
Жаль...
Чепурных Евгений Петрович
Жаль ягоды-вишни за их беззащитную дрожь
Средь долгих дождей, средь ночной проливной непогоды.
И слышно за тысячи вёрст,
Как, не зная про дождь.
По мокрому месяцу ходят, жужжа, луноходы.
Их умные ноги без страха скользят по песку.
И всё- таки жаль бессердечные эти созданья.
Жаль дядьку Петра за его ревматизм и тоску,
Которые в дождь появляются без опозданья.
И дядька болеет. Он всё-таки не механизм.
Он всё- таки стонет порою то глухо, то явно.
Жаль, время летит.
И не скоро ещё коммунизм.
И мне не дожить.
А уж дядьке Петру и подавно.
Но ягода-вишня обсохнет. Но дождик пройдёт.
Пусть дядьке не спится. Но мне всё отчётливей снится,
Как месяц сверкнёт,
Как вернётся домой луноход
И встанет в ангар,
Громыхая больной поясницей.
И станут к нему подводить несмышлёных детей.
В две чайные чашки прольются полночные страхи.
И будут по пальцам считать одиноких людей,
От скуки почти матерясь,
Электронные свахи.
Тишайшая
Чепурных Евгений Петрович
Весёлая птица поёт, а не плачет.
Не стоит подсчитывать лопнувших жил.
Летел бы направо – и жил бы иначе.
Летел бы налево – иначе бы жил.
А думал: засыпана снегом страница –
Когда сквозь ладоней моих решето
Просыпались в ночь драгоценные лица,
Уже на лету превращаясь в ничто.
А думал: последнюю свечку задуло.
А думал, во тьму ударяясь лицом:
Всё реже туман и всё уже проулок
Меж мной и недавно умершим отцом.
Тишайшая женщина ходит по дому.
И вот, оседая незримым снежком,
Мои ураганы, надрывы, надломы
Покорно хрустят под её каблуком.
Я ей говорю: «Мы хмельны. Но не пьЯны.
Нам так повезло в пору первых седин.
И всё ж
Не топчи все мои ураганы,
Оставь мне для полного счастья один».
Богиня
Чепурных Евгений Петрович
Спит охрана, крутая на вид,
У решётки, проломленной ныне.
И красивая птица горит
На плече уходящей богини.
Паутина осела на меч.
Потный след по щеке к подбородку.
Мы хотели себе приберечь
Неприступную эту красотку.
Мы сказали: « Куда ты одна?
Пред тобою сплошные герои.
Одному поклонись как жена,
А другие признают сестрою.
Мы с тобой породниться не прочь…»
Не грубила и плакала мало,
Пела дивные песни всю ночь,
А под утро решётку сломала.
Шла сквозь гущу народов и лет.
Убеждаясь по опыту снова:
У богини Отечества нет.
А у смертных - всего остального.
Спартанцы
Чепурных Евгений Петрович
Тоскуя в бытии убогом,
Я путешествую во сне
По всем таинственным дорогам
И на Земле, и на Луне,
И чёрт-те где…
Но вот мученье:
Все перепробовав пути,
Сквозь Фермопильское ущелье
Я не могу никак пройти.
Там, словно львы, свирепы видом,
Стоят на выжженной траве
Спартанцы злые
С Леонидом
Несокрушимым во главе.
И двадцать пять столетий кряду
Остерегают путь оне
В ту непонятную Элладу,
Что с Атлантидой наравне.
Видать, в гомеровских поэмах
Доспехи взяли напрокат.
И хохолки на медных шлемах,
И крепость мышц, и гордый взгляд.
- Вы сон мой старый, безутешный,
Вас больше нет, - шепчу я им. –
Вы только сон.
- Ага, конечно.
Проспись, тогда поговорим.
Знать, мимо стражей благородных
Не проскользнуть мне никогда.
Один Гомер
Снуёт свободно
Туда-сюда, туда-сюда.
О вреде недоедания
Чепурных Евгений Петрович
Так взором голодным пошарить,
Обшарить стену с потолком.
Сейчас бы картошки пожарить,
Посыпать зелёным лучком.
Наверно, я редкая серость.
Фантазия не по плечу.
Всегда, чего днём мне хотелось,
Того я и ночью хочу.
Желудок бурчит, намекая:
Мол, хватит скучать натощак.
Ну надо же, сволочь какая,
Не орган, а внутренний враг.
Прожорливый, словно овчарка,
И вредный на старости лет.
А вот интересно, Петрарка
Картошку любил али нет?
Луна не бросается в очи,
А ходит по небу бочком,
Насытившись пением волчьим
И женским тягучим грехом.
Она расцветает неярко.
Наверно, во время своё
Богатый, но грустный Петрарка
Подолгу глядел на неё.
Но все же он ночью безлюдной
Не думал о всякой муре,
А грезил о Лауре чудной,
О Боге, о Зле и Добре…
На мосту
Чепурных Евгений Петрович
А погода становится злее,
Даже птицы молчат на лету.
Почему-то я с детства жалею
Тех, кто долго стоит на мосту.
Тех, кто сам себя лечит и судит,
И не терпит душевных пустот.
И стоят-то всё умные люди,
Почему-то им всем не везёт.
С неба слышится ласковый тенор,
И уходит асфальт из-под ног.
Под мостом притаившийся демон
Приготовил порожний мешок.
И легко, и тепло, и бесстыже.
Только мысли как волны в реке:
О далёком подсолнухе рыжем,
Об оставшемся дома щенке.
Только лунного света латунность
Через сердце проводит черту.
Я-то знаю, о чём нужно думать,
Если долго стоишь на мосту.
Про дедушек
Чепурных Евгений Петрович
Я на дедушку очень похожий,
На кефире живу и овсе.
И друзья мои – дедушки тоже,
И враги мои – дедушки все.
Стали старыми в книжке страницы.
Где оттиснут мой старенький труд.
И летят мои дедушки-птицы,
Птицам-бабушкам крошку несут.
Ни храбрее не стал, ни умнее,
Только лишь необычней на вид.
А глаза мои стали синее,
Это бабушка мне говорит.
Из школьного окна
Чепурных Евгений Петрович
Человек, гуляющий по крышам,
Не боишься что ли высоты?
Для чего забрался ты всех выше7
Люди не гуляют как коты.
Человек , гуляющий по крышам,
Вдруг остановился на краю.
Он меня, наверное, услышал,
Посмотрел он в сторону мою.
Ни в словах, ни видом не запальчив,
Засмеялся, снова поглядел
И сказал серьёзно:
«Да, мой мальчик,
Люди не коты…»
И полетел.
Медленно над миром он кружился,
Угловат, спокоен и бескрыл.
Главное, что я не удивился.
Я ведь так ему и говорил.
Про медведя
Чепурных Евгений Петрович
Запомни, глупая девчонка.
Своей сопливой головой:
Когда ты любишь медвежонка,
То он становится живой.
Шуршит на кресле как ежиха
И слышит всё, как в норке мышь,
И даже дышит,
Только тихо,
И кофе пьёт, пока ты спишь.
Он машет плюшевою лапой
И чуть рычит из-под стола.
Была б ты умною как папа,
Давно бы это поняла.
А впрочем, и сейчас не поздно.
Умойся. С полу прибери.
Сядь на диванчик и серьёзно
С ним обо всём поговори.
Когда я был старым
Чепурных Евгений Петрович
А когда я был старым-старым,
Будто ворон иль мудрый змей,
Я ходил по шумным базарам
И смотрел на чужих коней.
Были кони стройнее свечек,
Масти огненной и гнедой,
И позвякиванье уздечек
Лилось музыкой золотой.
Но ни рыжего, ни гнедого,
Как ни силился отыскать,
Не нашёл я коня такого,
Чтоб от старости ускакать.
А потом я всё это бросил
И вернулся, чтоб жить как жил.
И нашёл на дороге осень
И за пазуху положил.
И сказал себе: «Вот так чудо.
Никогда не расстанусь с ним.
Никуда убегать не буду…»
А потом я стал молодым.
Человечек
Чепурных Евгений Петрович
Никому не рассказывай,
Как ты стирал
Человечка в альбоме
Рукой бессердечной,
Как ты с ангелом солнечным
В прятки играл
И чуть-чуть
Не удрал с ним из дома навечно.
Ведь нельзя признаваться
Друзьям и врачам,
Что ты чуешь нездешние запахи в доме,
Что тебе ещё снится
По долгим ночам
Человечек,
Которого стёр ты в альбоме…
У ёлочки
Чепурных Евгений Петрович
Яркая , словно пожар,
В блёстках из праздничной пыли.
Здравствуй, мой ёлочный шар,
Рад, что тебя не разбили.
Снова взойдя на престол,
В мире царишь по привычке.
Всё ли ещё валидол
Носишь тайком в косметичке?
Где он, твой нынешний бес,
Тот, что тебя вдохновляет?
Где он, мой новый Дантес?
Что ж он в меня не стреляет?
Вот он. Суровый на вид.
С рюмкой амброзии горькой.
Фундаментально стоит,
Словно горилла под ёлкой.
Падают блёстки на пол
Средь мишуры новогодней.
Дай-ка ему валидол,
Что-то он бледный сегодня.
А письма идут и идут...
Чепурных Евгений Петрович
Что, друг мой седой, бестолковый?
Планету метёт к январю.
Смотрел ли ты в ящик почтовый?
- Я больше в него не смотрю.
Есть близкое в листьях хрустящих
С космической пылью родство.
Чем полон почтовый твой ящик?
- Давно не смотрю я в него.
Предельного возраста устье,
Спасибо за ветхость запруд.
И в ящике тихо
И пусто.
А письма идут и идут.
Я хотел бы ходить как часы...
Чепурных Евгений Петрович
Я хотел бы ходить как часы,
Постоянно, размеренно, тихо.
Не бояться ни тьмы, ни грозы,
Ни иного природного лиха.
Говорить: «Не печалься, народ,
Не показывай пальчиком с краю.
Это вовсе не время идёт,
Это я тут, сердешный, гуляю.
Никого я с собой не зову,
Ни друзей драгоценных, ни женщин.
Я гуляю и ландыши рву.
Рву, а их не становится меньше.
Рву, а день переходит в рассвет,
Чтобы я, наступая на лужи,
Вдруг заметил,
Что времени нет,
Ни во мне его нет, ни снаружи.
Чтоб шептался в Садовке народ,
Забивая калитку гвоздями:
«Это вовсе не время идёт,
Это Женька ушёл за цветами».
Пусть воют волки на Луне...
Чепурных Евгений Петрович
Пусть воют волки на Луне,
И тесть ворчит с портрета.
Ты улыбаешься во сне,
И мне приятно это.
Всю жизнь с тобою пить и есть
И быть единой тенью.
И что мне чёрт? И что мне тесть
При этаком везеньи?
Ведь с детских лет известно мне
И просто как калоши:
Кто улыбается во сне,
Тот человек хороший.
Триста лет до падения Трои
Чепурных Евгений Петрович
Богиня охоты!
Пойдём на охоту со мной.
Подстрелим ворону,
Которая каркает много.
А тигру уступим дорогу
На тропке лесной.
А тигров так мало.
Что их не по-божески трогать.
Богиня охоты!
Отыщем избушку в лесу.
Достану я хлеб из мешка
И заварку для чая.
А тигр пусть гуляет
И в позднем коварном часу
Пускай нас окликнет
Роскошным и страшным ворчаньем.
Ты мне в эту ночь,
Как упавшая с неба сестра.
Я так одинок,
Что на сердце светло и тревожно.
Всё глуше тигриная песнь,
И летит мошкара
На свет очага.
И её воротить невозможно.
Ты будешь задумчива
И молчалива , как бог.
Уснёшь, прислонившись щекой
К голубому колчану.
А утром в окошко
Влетит осторожный листок.
Когда, наконец, я проснусь.
Но тебя не застану.
Хандра
Чепурных Евгений Петрович
Грущу. Ворчу на домочадцев.
Кусаю время как ломоть.
И хочется брюзжать, ругаться,
И пол-страны перепороть.
И часто думаю сердито,
От срама яркого устав,
Что чёрный дядька инквизитор
Частично в чём-то был и прав.
Частично, в чём-то, как-то, где-то…
Но одного лишь не пойму:
Ужель сейчас так много Света,
Что он не нужен никому?
И потому из башни, скрытой
Во мгле веков,
В урочный час,
Вздыхает дядька инквизитор
И долго молится за нас.
Полдень в мартовском саду
Чепурных Евгений Петрович
«Аптека, улица, фонарь…»
Поэт
Март,
Как носитель малокровья,
Идёт расхлябанным путём,
Похожий на журнал «Здоровье»,
На храп и на казённый дом.
Но всё ж и в нём любви немало.
Проснись, медведь, сядь на пенёк.
Всё начинается сначала:
Мимоза, бантик, ручеёк.
Да я и сам пройдусь по саду,
Устав от зимних долгих строк.
И на пенёк, промерзлый сяду.
И, выпив, выну пирожок.
И стану, как школяр за партой,
Вздыхать, мечтая покурить
( чего там, на восьмое марта,
моей старушке подарить?).
С весной и кошкой нас тут трое.
И всем троим нам невдомёк,
Как это всё Господь устроил:
Мимозу, бантик, ручеёк.
И этот сад, забитый снегом,
И этот свод, залитый небом.
А также посерёдке дня
Не очень пьяного меня.
Слуга
Чепурных Евгений Петрович
Как хорошо не быть слугой народа
И вообще не быть ничьим слугой.
Не заезжать в тяжёлые ворота,
Не пить коньяк безумно дорогой.
Не заводить китайскую собачку
И к ней в придачу куколку жену.
Не прятать в плинтусах свою заначку:
На чёрный день, на кризис, на войну.
Не открывать души и робкой сути
В компании влиятельных дружков.
Не трепетать:
А вдруг приедет Путин
И всех поувольняет как щенков.
Не затыкать бильярдными шарами
Голодных ртов, разинутых окрест.
И не держать
Прилюдно
Свечку в храме,
Всю жизнь боясь, что Бог и вправду есть.
Гостиница
Чепурных Евгений Петрович
Я здесь жил этой длинной зимой,
Я здесь кровью писал свою повесть.
И пред тем,
Как отъехать домой,
Прибираю свой номер на совесть.
Коридорная, ты не ворчи,
Не показывай крошки от хлеба.
Не тебе я оставлю ключи,
Те, которые выброшу в небо.
На дорожку с тобою не пью.
Собутыльники добрые редки.
А за каждую крошку мою
После даст тебе Бог по монетке.
А вот те, перед кем виноват,
С кем бы выпил
До песни,
До драки.
Те давно уже дома сидят
И меня поджидают, собаки.
О философии
Чепурных Евгений Петрович
В кромешной тьме, как в материнском лоне,
Не страшно. Только дождь идёт, шурша.
А в тупике, в заброшенном вагоне,
Живут два респектабельных бомжа.
Философы. Один из Запанского,
Другой (во , чёрт!) – из Сызрани якут.
Тут не услышишь матерного слова.
А дальше, чем за водкой, не пошлют.
Мне тут тепло, как дома, и не тесно.
Бананов гроздь да хлеба каравай.
- Якут, не мельтеши, скажи мне честно,
Как по-якутски будет – «наливай»?
Поговорим о Марксе, о Сократе,
О воровстве московских воротил.
Что человек?
Стреляет, любит, платит.
А после – бац! – и будто и не жил…
В кромешной тьме весь мир нас позабудет.
Где под дождём фонарь луны погас.
Лишь только б там ещё остались люди,
Пусть даже и отвергнувшие нас.
Фотография на фоне парка
Чепурных Евгений Петрович
Хорошо, что деревья стареют.
Это значит – живые они.
Всё растут, и ворчат, и мудреют,
Особливо, в осенние дни.
Расцветают светло, а не пышно,
Сыплют цвет свой земле на подол.
И стучат их сердечки чуть слышно,
Те, которых никто не нашёл.
Только белка, скользящая тенью,
По высокой-высокой сосне,
Слышит изредка сердцебиенье
В торопливой ночной тишине.
В старом парке тепло и коряво,
Будто дома, но в мире ином,
Где сомнения, страсти и слава –
Как лошадки на круге цветном.
Скачут.
Скачут бездумной дорогой
По округлой и вечной меже.
И не нужно им счастья и Бога,
Ничего им не нужно уже…
Другие статьи в литературном дневнике:
