Чепурных Евгений Петрович
Древо
Чепурных Евгений Петрович
Сквозь семь небес проросший стебель –
Не дух, но всё же и не плоть.
Любовь живёт на третьем небе,
А на седьмом живёт Господь.
А мы у самого подножья
Сумбурный водим хоровод.
Сквозь семь небес глядеть не можем,
Сквозь три – кому как повезёт.
А в первом – круглый пласт тумана
Плывёт простором голубым.
А в первом небе – папа с мамой.
Кому ж и быть там, коль не им?
Они не сеют и не пашут,
А постигают чудеса.
Они нас встретят и расскажут
Про остальные небеса.
Глазищи
Чепурных Евгений Петрович
Когда русалка уйдёт из воды,
И устанет парить орёл.
Когда на дороге проступят следы
Всех тех, кто по ней прошёл.
Когда на горе свистнет пьяный рак,
И дождик польёт в четверг.
Когда облака обратятся в прах,
А прах вознесётся вверх.
Когда выдаст Бог, а свинья съест,
И захочет Кощей умереть,
Вот тогда мне, может, и надоест
В глазищи твои смотреть.
Последняя охота
Чепурных Евгений Петрович
Коль вострубит последняя охота,
И все начнут стрелять в кого-нибудь,
Не дай, Господь, мне в руки пулемёта
И ленту пулемётную на грудь.
Склонись к моим сомнениям тревожным.
Но если впрямь стрельбы придёт черёд,
То сделай меня камнем придорожным
На два тысячелетия вперёд.
Чтоб два тысячелетия угрюмо
Я простоял под солнцем, мхом , травой
И непрерывно
Думал,
Думал,
Думал
О странном мире, созданном Тобой.
В небесах каких парите?
Чепурных Евгений Петрович
В небесах каких парите?
Чью подслушали молву?
Вы со мной поговорите.
Может, я ещё живу.
Может, мне не одиноко?
Может, в этот самый час
Я люблю поэта Блока
И не думаю о Вас.
Что мы с Вами вместе стоим?
А задуматься опять:
Мне теперь сам Бог устроил
Блока вечером читать.
Слаще Блока нету яда.
Почитал и уяснил:
Сочинять уже не надо,
Всё он, бедный, сочинил.
Мы – воришки и воровки.
Дух взорвался и затих.
Кстати, в способах рифмовки
Нету правил никаких.
Нужно только слушать ветер
На ветру, не взаперти.
В старом парке на рассвете
Очень медленно идти.
И дышать синичьим пеньем,
И возвышенно стареть.
И над собственным кипеньем,
Улыбаясь, пальцы греть
Как змея, соскользнув со ствола
Чепурных Евгений Петрович
Как змея, соскользнув со ствола,
Оценив мою злую унылость,
Шелестящая осень вползла
Мне на плечи. И там поселилась.
Я не высох, не пал, не зачах.
Я хожу со змеёй на плечах
И пускаю слова на распыл
Как заштатный болтун бестревожно.
Я не то, чтоб тебя разлюбил,
Просто понял, что это возможно.
Просто понял, что нынче могу
Через золото видеть пургу.
Непричесанно – глупой душе
Не положено умничать – думать.
Я не то чтобы помер уже,
Просто понял – что это раз плюнуть,
Что во времени, пущенном вскачь,
Так бывает: пред тем, как расстаться,
Обнимается с жертвой палач.
Больше не с кем ему обниматься
Я в прошлой жизни был младенцем
Чепурных Евгений Петрович
Я в прошлой жизни был младенцем,
Умершим рано – года в три.
Запомнил:
Тазик с полотенцем
И лоб в огне,
И снег внутри
И мама без лица,
И доктор
В тулупе,
Крестится: «Терпи.
Уже к утру. Уже недолго.
Эх, Нюра, свечек-то купи.»
И звон церковный, еле слышный
В окне сквозь ржанье лошадей.
Я был уже немного лишним
Средь озабоченных людей.
Вечерний снег обыкновенно
Шагал по северной стране.
Я чувствовал его сквозь стены.
И часть его была во мне.
Она в моих шуршала лёгких,
На сто снежинок разойдясь
На ножках невесомо-лёгких,
Остывшей крови не боясь
Но чем ни жёстче, чем ни плоше
Хрипело горло,вопия,
Тем громче хлопала в ладоши
Душа счастливая моя.
Она сравнялась с вольным ветром,
Сорвавшись утром в край иной.
Она не думала, наверно,
Что снова встретится со мной...
Горение
Чепурных Евгений Петрович
Куплю две свечки длинных, словно ночь,
Красивых, как две юных китаянки.
И превратится комната точь-в-точь
В часовенку на дальнем полустанке.
Не буду я молиться невпопад,
Просить, чего не знаю сам, у Бога.
Но буду видеть, как они горят
И в чем-то им завидовать немного.
Поглядывать на полночь за окном
И слушать тихий треск и дальний ветер.
И думать –
Нет, не о любви! – о том,
Как быстро всё горит на этом свете
Вещмешок
Чепурных Евгений Петрович
На дорожку присяду с друзьями,
Выпью, губы утру. А ещё
Вещмешок со счастливыми днями
Перекину себе за плечо.
Эти дни, что резвились, светились,
Протекали ручьём между строк, -
Все в один вещмешок уместились.
В очень лёгкий такой вещмешок.
_ Ну, - мне скажет Господь справедливый,
Милосердный и грозный Судья,
- Видно, нету поэтов счастливых?
- Что ты, Господи?
Вот же он, я…
Запамятовал...
Чепурных Евгений Петрович
Запамятовал,
Где идут снега,
Похожие на синее мерцанье,
Большие и дрожащие слегка
И грустные, как сказки без названья.
Как ты живёшь, рябина-сирота,
Царица воробьёв, слуга печали?
Вчера сорвал две кисточки с куста.
Запамятовал,
Господи, вчера ли.
Зима дала мне отзыв и пароль,
И тишину рассудка и порядка,
И под лопаткой ноющую боль.
Запамятовал,
Что там - под лопаткой.
Ах, если бы рябине не краснеть,
И я бы не грустил на пару с нею.
А впереди стоят
Любовь и смерть.
Запамятовал,
Кто из них страшнее...
Придёт серенький...
Чепурных Евгений Петрович
Всё просыплется, словно песок.
Призрак-парус сверкнёт в океане.
Ночью сунется серый волчок,
А меня уже нет на диване.
Он хвостом застучит по бокам.
Он возвысит свой серенький голос.
Понесёт своим братьям-волкам
Невесёлую, в общем-то, новость.
Мол, устал, бедолага, писать
Про любовь, небеса и цветочки.
И что некого стало кусать
В наказанье за глупые строчки.
Льдинка
Чепурных Евгений Петрович
Молчи, родная,
Всё знакомо:
Любовь и свет, и свист в крыле.
Но нет для нас с тобою дома
На этой матушке земле.
Нет ни скамейки, ни крылечка.
Лишь два креста сплелись в один,
Лишь потаённое колечко
Мерцает льдинкой в толще льдин.
Холмы снарядами разрыты.
Пустые окна вдоль пути.
Молчи, родная.
Все убиты.
Нам далеко ещё идти.
Малая земля
Чепурных Евгений Петрович
Дивный воздух
На малой земле,
Малой, малой
(на три огорода)…
Керосинка,
Да щи на столе,
Да полфляги цветочного мёда.
Сделай вдох и скажи, каково?
Приходи , хлебоносная осень.
Ну а ежели нужно чего,
Не крадём, а у Господа просим.
Дай нам, Господи, сладкой земли,
Хлеба-соли,
Да волюшки-воли,
И Ванюшку с утра похмели.
И жени его, Господи, что ли.
Нам бы, главное,
Злобу забыть,
Меньше лаять
И пить поумнее,
Да в сердцах никого не убить -
Это, Господи, даже главнее…
Чепурных Евгений Петрович
И нет тебя...
И нет тебя.
И нервы, нервы…
В какой ты прячешься дали?
Недавно около Венеры
Я видел хвост твоей метлы.
А у меня есть суп куриный.
Винишко в банке и арбуз.
Когда б ты знала, друг старинный.
Как потерять тебя боюсь.
И снится сон густой как шорох:
Что вдруг ступаю за порог
И – Боже мой! – а там не город,
А море плещется у ног.
И широки его разливы
Так, что не пустишь голубей.
И – Боже мой! – все ведьмы живы,
Все живы, окромя моей.
Уйти, зарыться словно страус
И плакать долго, горячо.
Вздохнув,
Стоящий рядом Фауст
Кладёт мне руку на плечо.
Чепурных Евгений Петрович
Ирина Веорет: литературный дневник
Молитва
Господи, это ведь плохо –
Деньги солить как грибы?
Господи, что за эпоха,
Где даже дети - жлобы.
Даже они – проститутки.
Даже они, щуря взгляд,
Как умудрённые утки,
В страны чужие летят.
В дымку самарскую гляну
На угасающий год.
Господи, это по плану
Или вне плана идёт ?
Все мы пока ещё звери.
Будь снисходителен к нам
И научи нас, как верить
Больше Тебе, чем глазам.
Ты думаешь...
Ты думаешь: он враль и жмот, поди.
Наивная и дерзкая девчонка!
А после смерти у меня в груди
Найдут окаменевшего зайчонка.
Который был, конечно, не боец.
Я часто ныне за него краснею.
Не знаю, кто повесил бубенец
Зайчонку ошалевшему на шею.
Дрожит зверёк. Идёт за годом год.
Кружится снег над Родиной моею.
И бубенец поёт, поёт, поёт…
И чем великолепней,
Тем страшнее.
Чаепитие в Самаре
Кубик сахара,
Как человек,
Растворяясь, боится немножко.
Полужизнь. Полумрак. Полусвет.
И огромная чайная ложка.
Мы сидим у чужого огня,
Наблюдая извне и снаружи.
Этот кубик похож на меня,
А второй – и гадать-то не нужно.
Как же мы ( не перечь, помолчи!),
Ничего не предвидя заране,
Почтальоны, шпионы, врачи,
Все в одном растворились стакане?
Лишь глаза из ненужного сна
Не желают ни сна, ни покоя.
И глядит моя дочка со дна,
Дескать, как же случилось такое?
Я темнею лицом и курю,
И не верю в случайную милость.
- Так вот, милая, - ей говорю –
Не хотели – а видишь? – случилось.
Лошадь
Вечер, как коршун,
Слетает к окну.
Тяжесть осела в затылке.
Белая лошадь
Ступает по дну
Круглой коньячной бутылки.
Вот уже осень вместилась, шурша
Тихо, в квартирную площадь.
Как же ты там утонула, душа,
Добрая белая лошадь?
То ли спала
И текли по бокам
Сны в золотую искринку,
То ли гуляла по синим лугам
И угодила в картинку?
Я тебе много чего наворчу
Голосом глупым, невольным.
Только к утру все равно отпущу
К синим лугам колокольным.
Соседушка
За этой дверью –
Мент-мордоворот,
За этой – кофе пьёт артист ведущий.
А в двадцать пятой батюшка живёт,
Хороший человек, но шибко пьющий.
Он мир крестит движением руки
И никогда ни на кого не злится.
И очень любит все мои стихи.
Когда ко мне заходит похмелиться.
Он говорит:
«Какая благодать,
Коль есть в тебе Господняя стихия.»
Он запрещает кошек обижать,
Поскольку их любила Мать Мария.
А ежели по третьей разольём
( а это строго держится в секрете),
То мы с ним обязательно споём
Не хуже, чем артист из двадцать третьей.
Не нужен нам сценический успех,
Букеты и восторженные ложи.
А кошек обижать – конечно, грех
И нас, конечно, с батюшкою – тоже.
Партбилет
Там, на фотокарточке пропавшей,
Старый друг
Сжигает партбилет.
Скорость света меньше черепашьей,
Ибо не до всех доходит свет.
Ну и что, что сжёг? Игра и только.
Разливай коньяк, лучистый бес.
Выдохну, скажу:
«Дурак ты, Колька.
Все равно, с билетом или без».
Потому как
В русском диком поле
Ничего не пропадает, брат.
Тут не только рукописи, Коля,
Тут и партбилеты не горят.
Хоть кому, лишь себе не соври
Хоть кому, лишь себе не соври
Возле смерти и старости возле.
Только раз попроси о любви
И вовек не отмоешься после.
Хоть в Испании, хоть на Руси,
Хоть с тоски беспросветной,
Хоть спьяну,
Только раз о любви попроси,
Я тебя уважать перестану.
Все получится наоборот.
Сердце лишним рубцом не обидишь.
А Она к тебе
Все же придёт.
Перестанешь просить и увидишь.
Придёт серенький...
Чепурных Евгений Петрович
Всё просыплется, словно песок.
Призрак-парус сверкнёт в океане.
Ночью сунется серый волчок,
А меня уже нет на диване.
Он хвостом застучит по бокам.
Он возвысит свой серенький голос.
Понесёт своим братьям-волкам
Невесёлую, в общем-то, новость.
Мол, устал, бедолага, писать
Про любовь, небеса и цветочки.
И что некого стало кусать
В наказанье за глупые строчки.
Извне
Чепурных Евгений Петрович
Не поэт
Раздаёт имена облакам.
Не поэт леденит музыкальную воду.
Но когда облака прилипают к рукам,
Лишь поэт может их отпустить на свободу.
Лишь поэт
Открывает калитку весне
И целует, смеясь, ей девчоночьи руки.
Ну а в целом вся жизнь -
Лишь беглянка извне,
Где отсутствуют страсти, стихи и науки.
Где печати снимаются с тайн бытия,
Где печали нисходят в туманы-истомы.
Так вот видится мне,
Так вот думаю я.
А поэты вам скажут совсем по-другому.
Жанна
Чепурных Евгений Петрович
Твой конь с волнующейся гривой
Уносит вдаль и даже ввысь.
Всё верно: не родись красивой.
А лучше вовсе не родись.
Кровоточат чужие раны,
И не поймёшь, где кровь, где грязь.
Шуршат шелка. Бьют барабаны.
Ты родилась! Ты родилась…
Походный плащ пропитан дымом,
И наготове вороньё.
Кому-то так необходимо
Сейчас рождение твоё.
Он разрешает вдохновенно
Все заморочки бытия.
И смерть твоя ему, наверно.
Ещё нужней,
Чем жизнь твоя.
Древо
Чепурных Евгений Петрович
Сквозь семь небес проросший стебель –
Не дух, но всё же и не плоть.
Любовь живёт на третьем небе,
А на седьмом живёт Господь.
А мы у самого подножья
Сумбурный водим хоровод.
Сквозь семь небес глядеть не можем,
Сквозь три – кому как повезёт.
А в первом – круглый пласт тумана
Плывёт простором голубым.
А в первом небе – папа с мамой.
Кому ж и быть там, коль не им?
Они не сеют и не пашут,
А постигают чудеса.
Они нас встретят и расскажут
Про остальные небеса.
Как змея, соскользнув со ствола
Чепурных Евгений Петрович
Как змея, соскользнув со ствола,
Оценив мою злую унылость,
Шелестящая осень вползла
Мне на плечи. И там поселилась.
Я не высох, не пал, не зачах.
Я хожу со змеёй на плечах
И пускаю слова на распыл
Как заштатный болтун бестревожно.
Я не то, чтоб тебя разлюбил,
Просто понял, что это возможно.
Просто понял, что нынче могу
Через золото видеть пургу.
Непричесанно – глупой душе
Не положено умничать – думать.
Я не то чтобы помер уже,
Просто понял – что это раз плюнуть,
Что во времени, пущенном вскачь,
Так бывает: пред тем, как расстаться,
Обнимается с жертвой палач.
Больше не с кем ему обниматься.
Я в прошлой жизни был младенцем
Чепурных Евгений Петрович
Я в прошлой жизни был младенцем,
Умершим рано – года в три.
Запомнил:
Тазик с полотенцем
И лоб в огне,
И снег внутри
И мама без лица,
И доктор
В тулупе,
Крестится: «Терпи.
Уже к утру. Уже недолго.
Эх, Нюра, свечек-то купи.»
И звон церковный, еле слышный
В окне сквозь ржанье лошадей.
Я был уже немного лишним
Средь озабоченных людей.
Вечерний снег обыкновенно
Шагал по северной стране.
Я чувствовал его сквозь стены.
И часть его была во мне.
Она в моих шуршала лёгких,
На сто снежинок разойдясь
На ножках невесомо-лёгких,
Остывшей крови не боясь
Но чем ни жёстче, чем ни плоше
Хрипело горло,вопия,
Тем громче хлопала в ладоши
Душа счастливая моя.
Она сравнялась с вольным ветром,
Сорвавшись утром в край иной.
Она не думала, наверно,
Что снова встретится со мной...
Степь. Размолвка-78
Чепурных Евгений Петрович
Не плачь, моё облачко, плюнь,
Плыви себе в страны иные.
Уже запирает июнь
Свои чемоданы степные.
И суслики пьют из ручья,
О нашей размолвке не зная.
А глупых поэтов, как я,
Так много, что - мама роднАя!
Ведь жизнь – только тень от любви.
Что плакать, коль тень прохудилась?
Плыви, моя прелесть, плыви,
Для этого ты и родилась.
Ты - всполох сгоревшего льда,
Ты - дух над моею строкою.
А рюмочка скорби всегда,
Всегда у меня под рукою.
Безвременье
Чепурных Евгений Петрович
Дыханье жизни –
Птичий перелёт.
Смешенье красок
В солнечной палитре.
Как счастлив тот, кого никто не ждёт,
Кто не боится опоздать к молитве,
Кто вечно и рассеян , и влюблён,
И мелкими долгами не запичкан,
И в списки приглашенных не включён,
И ни в каком регистре не записан.
Он любит птиц, их щебет, свист и смех.
Из дома уходя - везде как дома.
Он просто есть.
Он просто смотрит вверх,
И всё ему там, наверху, знакомо.
Прощая любопытные носы,
Бредёт он, косолапя виновато.
А вслед за ним
Идут его часы.
Как тень. Как приручённые волчата.
Льдинка
Чепурных Евгений Петрович
Молчи, родная,
Всё знакомо:
Любовь и свет, и свист в крыле.
Но нет для нас с тобою дома
На этой матушке земле.
Нет ни скамейки, ни крылечка.
Лишь два креста сплелись в один,
Лишь потаённое колечко
Мерцает льдинкой в толще льдин.
Холмы снарядами разрыты.
Пустые окна вдоль пути.
Молчи, родная.
Все убиты.
Нам далеко ещё идти.
Последняя охота
Чепурных Евгений Петрович
Коль вострубит последняя охота,
И все начнут стрелять в кого-нибудь,
Не дай, Господь, мне в руки пулемёта
И ленту пулемётную на грудь.
Склонись к моим сомнениям тревожным.
Но если впрямь стрельбы придёт черёд,
То сделай меня камнем придорожным
На два тысячелетия вперёд.
Чтоб два тысячелетия угрюмо
Я простоял под солнцем, мхом , травой
И непрерывно
Думал,
Думал,
Думал
О странном мире, созданном Тобой.
На чердаке
Чепурных Евгений Петрович
Чердачное окошко
С небом рядом.
Вот оно, небо, плещется, шумя.
Чего мне надо и чего не надо,
Всё оно, небо, знает про меня.
Поэтому умеет цвесть и плакать.
Там пьяненький гуляет серафим.
И там моя умершая собака
Сидит с пропавшим тапочком моим.
Ей боязно. Ей холодно и тихо.
Она среди дорог – как взаперти.
И не сказать бы, что она трусиха,
Но без меня ей некуда пойти.
Над ней плывёт сиреневая кошка.
Полаять бы. Попрыгать бы слегка.
Но я гляжу в чердачное окошко
И говорю: «Не лай. Молчи пока»…
А может...
Чепурных Евгений Петрович
А может, и нет
Ни Америк, ни Азий, ни Африк?
А может, всё врут про гренладские синие льды?
А есть только дворик самарский, прозрачный, как капля,
Да старые шлепанцы цвета стоячей воды.
А может, и нет над скамеечкой кустиков хлипких,
Дрожащих и сирых в полночный и утренний час.?
А есть только мартовский воздух,
Разумный и липкий.
И лепит он сам из себя
Всё, что хочет, для нас.
И тихо душа расплывается в разные стороны,
Где Африки нет и Америки нету окрест.
А душу не видят
Ни люди, ни звери, ни вороны.
Зачем её видеть?
Она и без этого есть.
В отсутствие снегирей
Чепурных Евгений Петрович
Как был «совок» - так есть «совок».
А кто ж? Хоть морду бей
(когда ступаешь за порог
и кормишь снегирей).
А снегирей уж нет давно,
Есть только воробьи.
Но ведь мои же все равно!
И те, и те – мои.
И никакой капитализм
Не отберёт уже
Ни этот снег,
Ни эту жизнь,
Ни птичий свет в душе.
Шаги
Чепурных Евгений Петрович
А улица полна шагов,
Пустынно-робких и скользящих.
От туфелек до сапогов,
Самоуверенно хрустящих.
Чужих и досмерти родных
На протяженности поклонной,
Старушечьих и молодых,
Как блестки изморози сонной.
И гулких, словно купола
Внутри невидимого царства.
Я здесь прошёл, ты там прошла.
Ты там прошла, а я остался.
Среди родившейся пурги
Знать не хочу, куда ты делась.
Я только слушаю шаги...
Кто запретит мне это делать?
Шекспировский дождь
Чепурных Евгений Петрович
На честном слове держатся миры,
Души и плоти хрупкая основа.
Давно бы всё сошло в тартарары,
Но кто-то дал однажды это слово.
Меняются условия игры,
Хрустят, как стёкла, хрупкие надежды,
Трепещут и шатаются миры.
Но тот, кто слово дал,
Тот слово держит.
Презревший и хулу, и похвалу,
Он осеняет всякую обитель.
И знает он,
Что я тебя люблю,
И что тебя я никогда не видел,
Что ты устала ждать и я устал.
Стократно ты,
А я тысячекратно.
Но Он за нас с тобою слово дал,
А слов своих Он не берёт обратно.
Лопни глаза!
Чепурных Евгений Петрович
Лопни глаза!
Это ж Витька пришел из тюрьмы!
Маленький Витька,
Угнавший по пьянке бульдозер.
Тихо прольется мелодия русской зимы,
Вечером теплые окна ледком приморозит.
Я не спрошу его: « Как тебе, милый, жилось?».
Вижу и сам: хреновато. Да Бог с ним, сгорело.
Рыжая шапка
Поверх поседевших волос,
Словно коровья лепешка на голову села.
Да и не стоит остывших углей ворошить.
Витька вернулся улыбчивый, а не унылый.
Он улыбается и говорит: « Будем жить».
Будем, конечно,
Куда же мы денемся , милый?
Выпьем по маленькой в честь наступившей зимы.
Есть еще козыри в нашей затёртой колоде.
Все же нечасто случается, что из тюрьмы
К нам в одночасье
Хорошие люди приходят.
Худо ли, бедно, наполним свои закрома
Хлебушком- солью,
А дальше и горюшка мало.
Смотрит в окно,
Головою качая , зима:
- Витька вернулся.
Давно я его не видала.
СВЕЧИ
Проходим, каблуками не стуча.
А сельский храм без свечек невозможен.
А в сельском храме
Каждая свеча –
Она чуть-чуть на ангела похожа.
Их чистоту не разумеет мозг.
Но сердце зрит и тает понемножку.
И падает
С незримых крыльев воск
В заботливо подставленную плошку.
В городе Пиза падает башня
Чепурных Евгений Петрович
Прямо не жизнь, а балет на карнизе.
Чудно и страшно.
В теплой Италии, в городе Пизе
Падает башня.
Падает башня с мольбой и тоскою
В каменном взоре.
Это же надо — несчастье какое,
Горе так горе.
Ночью проснусь сиротою казанской
И цепенею:
— Мать её за ногу, как там пизанцы
С башней своею?
Не предлагайте мне
Славы и лести,
Места в круизе.
Только бы башня стояла на месте
В городе Пизе.
Только бы пьяную башню спасли
Божья любовь и участье.
Мне, сыну стонущей Русской земли,
Этого хватит для счастья.
Только тем я и буду утешен
Чепурных Евгений Петрович
Только тем я и буду утешен,
Что прошли,
Одаряя сполна,
По душе моей несколько женщин.
Но осталась со мною
Одна.
Да, одна.
Посажу её в кресло
И уткнусь, опустившись с небес,
Лбом в коленки,
Пока не исчезла,
И покамест я сам не исчез...
Ключ
Чепурных Евгений Петрович
Каждый брошенный в небо ключ
Открывает свои двери.
Каждый брошенный с неба луч -
Как прореха в моём теле.
И когда-нибудь (помолчи! )
Я почувствую оробело,
Что остались одни лучи
Вместо вбитого в грязь тела.
Не порежет их финский нож
( но покинет тоска не скоро).
Жаль, не стал я шофёром всё ж,
Так хотелось мне быть шофёром.
И возил бы я – будь здоров! –
Аккуратненько и сердито
Всех начальственных пузанов,
А ещё братанов-бандитов.
Стало денег бы – кучи куч.
Шелестели б они, как стая.
Жаль, что бросил однажды ключ
Не туда, куда все бросают.
Змей
Чепурных Евгений Петрович
Путь предстоит тебе долгий
С солнечным светом в груди.
Победоносец Георгий,
Главный твой Змей впереди.
Он себе славы не ищет,
Козырь храня под сукном,
Не разрушает жилища
И не плюётся огнём.
Манит в прекрасные дали,
Рядом с престолом встаёт,
Храбрым вручает медали,
Преданным деньги даёт.
Доброй улыбкой лучится.
Но, непонятно с чего,
Падают замертво птицы,
Слыша шипенье его.
И прогибаются спины,
Как колоски вдоль межи.
Словно бы хвостик змеиный
Вырос у каждой души.
Скромницы и недотроги
Вдруг оказались в грязи.
Ты не жалей их, Георгий,
Только его порази.
Не соблазнись на застолье,
Если, раздвинув народ,
Именно он с хлебом-солью
Выйдет к тебе из ворот.
Серебряный
Чепурных Евгений Петрович
Серебряный век
Попрощаться зашёл.
Он плащ расстегнул и манжеты оправил.
Присел на минутку за старенький стол
И водку малиновым морсом разбавил.
Лохматый извозчик дремал у крыльца
Пред дальней дорогой, суровой и вьюжной.
- А всё-таки мир не спасла красота?
- Ей просто спасать его стало не нужно.
- За всех, кто лишился креста и лица!
Спаси их Господь от жестокой расплаты!
Он плащ застегнул.
Он спустился с крыльца.
И сгорбившись, мне подмигнул виновато…
Свеча. Другое
Чепурных Евгений Петрович
"Свеча горела на столе..."?
Схитрил пиит.
Свеча горела на земле
И всё горит.
Сквозь бытиё, небытиё,
Сквозь то да сё.
Уже плевали на неё -
Горит и всё.
Уж рубят ангелы сплеча,
Крича навзрыд:
"О,Господи, что за свеча
Внизу горит?"
Уже сердечно дунул Бог,
Меняя суть.
И всё ж по доброте не смог
Её задуть.
Ещё разрешено нам жить,
Любить и лгать.
На то и Бог,
Чтоб не тушить,
А зажигать.
Другие статьи в литературном дневнике:
