***

Я готов сидеть на черством хлебе,
Пить воду из ржавого крана,
Отдавать свои ребра Еве.
Превращаясь в сплошную рану,
После стать треклято проклятым,
Дважды преданным, убитым братом,
Вознестись над толпой распоротым;
Быть распятым колонной пятой,
Доживать свой век замкнутым
В тюрьме написать стишок неброский,
за него стать трижды лайкнутым
и хоть один раз - Юдовским

Хваленая немецкая электричка опаздывала ровно на тридцать минут - так объявил машинист поезда "Франкфурт на Майне - Майнц". "Ну и ну!" подумал я, и наши родные украинские железные дороги стали мне очень дороги - очевидно от того, что ровно на тридцать минут наши поезда не опаздывают никогда. Остроты моим переживаниям убавило размеренное движение поезда по бесшовным рельсам и однообразное мелькание за окном убаюкивающих пейзажей сытой и ухоженной немецкой жизни. Как вдруг над моих ухом раздалось:
"Sehr geehrte Damen und Herren, sehr geehrte Passagiere, ich bitte Sie, Reisedokumente zu zeigen!", а перед моим креслом - первым и, одновременно, крайним в проходе, появился элегантно одетый кондуктор с холеной физиономией то ли официанта, то ли следователя из Гестапо, обвешенный билетопробивателем с видом зубовырывателя, какими то ключами, баллончиками дезодорантов или "черемухи", терминалом пластиковых платежей и с кассовым аппаратом под мышкой. Незамедлительно получив от меня чистосердечное признание в виде предъявленных билетов официант-гестаповец щелкнул по ним зубовырывателем, слащаво улыбнулся и, процедив:
"jawohl! glueckliche Reise", отправился к следующему пассажиру, но не тут-то было. Сейчас самое время объяснить читателем, что я не просто так катался по DB - немецком железным дорогам - не по делам бизнеса или туризма, а совершенно определенно ехал на заранее оговоренную, хотя на тот момент еще и не подтвержденную встречу с Михаилом Юдовским - в знаменитейший центр мировой культуры, столицу юдовского юмора и новорусского слова и неиссякаемый источник сюжетов для живописания - город Франкенталь на ручье. А для того, чтобы вовремя прибыть на пусть и не подтвержденную встречу я никак не рассчитывал на тридцатиминутное опоздание поезда. Поэтому я вежливо сказал гестаповцу: - минуточку, а вас я попрошу задержаться и объяснить мне - каким образом я должен не опоздать на встречу с Михаилом Юдовским, если ваш поезд опаздывает ровно на тридцать минут, когда ровно через 3 минуты после прибытия поезда в Майнц по расписанию у меня должна была быть пересадка на поезд до Франкенталя на ручье. К моему удивлению гестаповец довольно неплохо владел русским языком и в ответ на мой непростой вопрос не сразу послал меня в Майнц, но некоторое время потыкал пальцем в интерфейс кассового аппарата у себя под мышкой и вскоре радостно сообщил мне, что ровно (снова - ровно!) через 68 минут я смогу спокойно сесть в ближайший поезд, следующий из Майнц во Франнкенталь, после чего сразу отвалил, оставив меня переваривать эту информацию.
Теперь я должен сознаться в том, что отношусь не к фейсбучным друзьям Михаила Юдовского, а знаю этого человека с возраста ровно в два раза меньшего, чем время в течении которого мы не виделись. Уточнять конкретные цифры для уважаемой публики, едва знакомой с азами высшей математики, не вижу никакого смысла. Но способные сопереживать читатели в состоянии понять какие чувства обуревали меня накануне долгожданной встречи.
Под удивленно-сочувствующие мне взгляды немки "років двадцать-сорок", сидящей в соседнем кресле, мне пришла в голову - точно в правое полушарие головного мозга- сумасшедшая мысль о том, что может быть и взаправду - то ли Франкенталь - то ли Юдовский - действительно обладают способностью преломлять действительность искажать пространство и убыстрять-приостанавливать время. И я тут же вспомнил, что среди уже фейсбучных друзей Михаила Юдовского встречаются такие товарисчи, которым кажется, что свои истории Миша черпает половником из своего же воображения и затем только обрамляет их в картинки Франкенталя и прочих мест, которые ему известны.
Так слушайте же все: скептики, провидцы, антиглобалисты, веганцы, и прочие свидетели иеговы - не Михаил бегает за историями, истории бегают за ним.
Ровно через заявленные тридцать минут опоздания прибытия поезда в Майнц по расписанию - немецкая пунктуальность попыталась доказать меня в очередной раз - я вышел на перрон станции Майнц Хауптбанхофф.
Пытаясь врываться из толпы пассажиров, следовавших в подземный переход, я попытался обнаружить информационное табло с указанием расписания поездов и номеров платформ их отбытия, как вдруг, перед моим носом в прямом смысле слова появился тот же гестаповец ("о, ужас ! - в эту секунду подумал я, - "наверняка это соседка по креслу настучала ему, что я связан с партизанами"), но вместо заламывания рук и надевания наручников этот ангел в эсэсовской форме сообщил мне, что мой поезд Майнц-Франнкенталь на ручье также задержался, о небеса - на 30 минут ! и я могу спокойно сесть в свой поезд, стоящий прямо напротив и отправляющийся через три минуты. Я было попытался передать гестаповцу все чувства и слова благодарности, которые ранее и в эту секунду с особенной остротой я испытывал к Рильке, Баху, Гёте, Шуберту, Манну и Бетховену со всеми миннезингерами, как вдруг двери поезда напротив подозрительно закрылись, поезд дернулся, но... не сдвинулся и я, не успев договорить и пожать руку гестаповцу, вломился в свой поезд, который через 30 секунд тронулся и повез меня во Франнкенталь к Юдовскому.
Как я уже упоминал дважды точное время встречи мы с Мишей не обсудили, я только говорил ему, что закончу свою работу на конференции во Франкфурте в этот день пораньше и часам к 17-18 могу быть у него. Теперь, когда вся свистопляска с опаздывающими на 30 минут поездами закончилась, я позвонил Михаилу на домашний телефон и услышал только автоответчик, который пригласил меня передать Михаилу сообщение, как большевики просили Ильича передать им апрельские тезисы. - Ну что ж,- подумал я, не беда, язык и до Франкенталя доведет.
Очень быстро поезд домчал меня до заветной станции. Я уже знал название улицы и номер дома где живет Миша. На маленькой уютной площади перед зданием вокзала с гордым названием Франкенталь Хауптбанхофф (такое название носит главный вакзал, потому, что еще есть и станция Южный Франкенталь)не было ни одной машины такси, но было открыто привокзальное кафе-магазинчик, возле которого стояло несколько немецких граждан восточно-беженцевой национальности. Я спросил у продавщицы-буфетчицы в кафе находится ли улица Ханца Хольбейна в пешеходной достижимости от банхоффа. В ответ услышал, что это улица есть где-то в районе Дюрер-ринга, но мне лучше уточнить еще у кого-то. Этим "кем-то" как раз и оказались арабские немцы или немецкие турки и на мой вопрос в какую сторону (а я люблю в чужих городах ходить пешком) мне нужно идти, чтобы найти Ханц Хольбейн штрассе которая, в свою очередь находится возле Дюрер-ринга, я услышал в ответ, а что это за улицы и что мне на них нужно. Я сказал тогда, что это улицы, названные по имени великих художников и, по крайней мере один из них - по имени Михаил Юдовский и сейчас живет и творит на улице Хольбейна, при этом фамилию Юдовский я произнес особенно членораздельно перед немцами мусульманами. К моему удивлению эти молодые люди сразу после упоминания фамилии Юдовский либо разбежались кто-куда, либо запрыгнули в подъехавшую маршрутку и со словами то ли "гуд лак" то ли "фак" оставили меня на площади перед вокзалом одного. Но тут из кафе вышел почтенного возраста коренной абориген со стаканчиком какао в руке и спросил чем он может мне помочь. Я не отважился рисковать именами Юдовский и Хольбейн еще раз и попросил просто указать направление пешеходного движения в сторону Альбрехт Дюрер ринга. После пятого или шестого раза переспрашивания и уточнения какая именно улица мне нужна, этот почтенный бюргер воскликнул: -Ааааа, Альбрешшшшт Дюрер ринх!- и сразу указал на автобус номер 3, только что подъехавший к остановке прямо напротив нас. Я во второй раз за день на ходу поблагодарил и этого доброго человека, вскочил в автобус и спросил сколько я должен заплатить до Альбрешшшт Дюрер ринх. Водитель автобуса спросил меня где именно мне нужно выйти и что вообще мне нужно на Дюрер Ринг, я немного волнуясь за результат ответил, что приехал из Франкфурта к одному очень знаменитому художнику и поэту, который живет неподалеку от ринга на улице Ханц Хольбейн. На что водитель автобуса спросил приехал ли я к своему другу на поезде из Франкфурта. "Ну да, конечно", сказал я, приехал десять минут тому назад на поезде из Франкфурта через Майнц и даже показал ему свой билет. "Тогда вы ничего не должны платить за проезд к своему другу, потому что все кто приезжает во Франнкенталь из Франкфурта на поезде имеют такую преференцию!". "Вот какие франкентальские художники молодцы", подумал я, восстанавливая при этом в своем уме живопись Хольбейна, Дюрера и Юдовского. Через 5 минут я вышел вместе с одной дамой китайской внешности на углу улиц Хольбейна и Дюрер ринга. Идти в гости с ворохом воспитаний но без выпивки и закуски, тем более к Юдовскому, было ниже чувства моего достоинства и здравого смысла - я предполагал, что Миша может просто не впустить меня на порог своего храма без выпивки, и поэтому я спросил китаянку где находится ближайший супермаркет. "Что именно вы хотите купить там ?", переспросила меня китаянка и я понял по её тону, что еще чуть чуть и она откроет передо мной уличную торговлю содержимым из своих сумок. Когда я ответил ей, что мне нужно купить вдохновение для художника и поэта, она сказала, что супермаркет находится по ходу движения автобуса в ста метрах, но такого там точно нет. Мы разошлись каждый в свою сторону, но пару раз оба одновременно оглядывались, чтобы убедиться, что нам точно не по пути. Через пять минут я уже был в супермаркете. В тот день к этому часу - а на часах было около 17 часов - я довольно сильно проголодался (завтракал очень легко и рано утром легко перед конференцией, а после потратил много энергии на переговоры вначале с гестаповцем а потом с немецкими мусульманами). Поэтому помимо бутылки вина и штофа сливового шнапса (40%) я взял два набора ветчины салями и прошуто, три нарезки разных копченых рыб, салат с яйцом и майонезом, банку хумуса, тарелку вяленых овощей, пачку гусиного паштета, упаковку итальянских равиоли и, чтобы окончательно убедиться какой на самом деле украинский поэт Юдовский - хороший кусок жирного бекона.
После оплаты все это богатство было упаковано продавцом-кассиром в потрясающе красивый и удобный фирменный мешок-сумку, который стоил почти половину от в общем и целом небольшого счета, даже по киевским меркам.
Вполне гордый собой и все же немного волнуясь о предстоящей и еще неподтвержденной по времени встрече, я отправился на пересечение Дюрер-ринга и Хольбейн штрассе. Внутри меня прокручивались явные и стертые воспоминания тридцатилетней давности, а снаружи я оставлял за собой детей на велосипедах, пенсионеров, выкатывающихся в инвалидных креслах, похожих на сиденья космонавтов, из дверей своих парадных, растущие между домами и троттуаром пышные палисадники бамбука, лавровишни, самшита и аронии. А нужный мне искомый и найденный перекресток на моих глазах переходил очень зрелый дедушка, опираясь на передвижной столик-тележку, на рукоятке которого висела такая же сумка-мешок как и меня, но только полупустая и с надписью "центральная аптека Франкенталя". "да, подумал я, лечится здесь любят и умеют...". Возле первого дома на улице Хольбейна я увидел аккуратную и очень удобную парковочную площадку для автомобилей и перед входом въездом в неё - автомат для продажи сигарет. На площадку как раз въехал новенький гольф, из него вышла совсем молоденькая девушка, которую встретила наверное бабушка этой фройляйн, и я, пытаясь быть максимально вежливым на фоне бутылок, выпирающих из моей сумки, обращаясь к фройляйн спросил где находится нужный мне дом, фройляйн была больше занята выкладыванием сумок из багажника своего гольфа и на мой вопрос, причем, сразу переходя на русский язык, ответила её бабушка, поочередно поглядывая то на меня, то на бутылки в сумке: "а вы к кому?", я ответил расплывчато, мол к одному знаменитому художнику и практически сразу бабушка фройляйн показала мне дорогу к дому через дорогу напротив. После дежурного большое спасибо и данке я подошел к первому подъезду нужного мне дома и и на дверях парадной двери в самом нижнем ряду увидел кнопку с именем "Юдовский". Я нажал на кнопку с именем и в эту же секунду у меня зазвонил телефон, практически одновременно открылась дверь и я услышал в телефоне вопрос моего сына, который спросил добрался ли я до Франкенталя и Юдовского. "Да, Миша, все в порядке я уже у Миши!", ответил я своему сыну уже стоя перед хозяином открытой квартиры, одной рукой удерживая телефон и сумку с бухло и закусками, а другой пытаясь обнять Мишу Юдовского, еще не вполне понимающего что происходит и кто я такой. "Саня, наконец сообразил Миша, но я ведь тебя ждал завтра, выдал свой первый перл за этот вечер Юдовский, уже широко укрывая передо мной дверь. "Это уже не важно", ответил я, "как же я рад тебя видеть" - прозвучало практически в унисон. "какой же ты стал седой", "а как ты похудел по сравнению с фотографиями на фейсбуке", "а ты пополнел по сравнению с школьными годами", "ну давай обниматься", "дай ка я тебя поцелую", "телячьи нежности", "как я рад тебя видеть" - несколько минут мы не могли отдышаться от нахлынувшей радости...
Квартира у Миши небольшая, но уютная, как шампунь и кондиционер - все в одном - небольшая прихожая с вешалкой, студия-мастерская, она же кухня, она же столовая, она же кабинет, и отдельная небольшая спальня на одно спальное место. Повсюду в одинаковом "художественном беспорядке" аккуратно разбросанные картины в подрамниках и без, чистые холсты, метровые планшеты с красками, гитары на диване и книги книги книги книги книги... Наиболее упорядочен книжный шкаф возле обеденного стола, на центральной полке которого стоят две фотографии очень красивых людей - Мишины Мама и Отец - это алтарь. На фасадной стене квартиры большая стеклянная дверь в палисадник на улице перед квартирой и эта дверь одновременно источник света для уже подготовленного мольберта, стоящего в вполоборота к свету.
"Саня, но как же так, ты же наговорил в автоответчик что будешь завтра?! я бы подготовился лучше, убрался бы тут...", "Это неважно, тем более, что вчера я и сказал что буду завтра, убираться в квартире художника это фантастическое безрассудство, давай лучше займемся выпивкой и закуской", "так я сейчас приготовлю нам поесть, я очень вкусно готовлю", "тут я тебе не помощник, но закуски разложить я смогу!", "ты не куришь?", "неа, ни одной сигареты в жизни", "так тебе будет неприятно если я закурю", "травись наздоровье", "ну я немного".
Буквально через 10 минут на столе стояли две тарелки с кусками жареной телятины, приготовленные с папиросой во рту, лосось и форель, хлеб, салат из яйца с майонезом, тарелка с вялеными помидорами и маслинами и откупоренная бутылка сливового шнапса.
Мы пили за встречу, мы пили за наши школы (две мои и четыре Мишины), мы пили за отцов, мы пили за Лесной Массив, съели мясо, которое оказалось недожаренным но очень вкусным, мы просто пили и мы говорили говорили и говорили. Потом мы читали и снова пили и снова читали. Когда на улице за витринным окном окончательно стемнело и еще оставалось 2 часа до моего последнего поезда назад во Франкфурт я попросил у Миши экскурсию по знаменитым местам его рассказов и уже две минуты спустя мы обнимали легендарный автомат для продажи сигарет, еще через пару минут согревали своими задницами одинокую скамейку возле которой Миша спас от капитальной взбучки провинившегося перед товарищами турка, а еще через мгновенье мы уже гуляли по берегу того самого ручья, который журчит во многих рассказах, на берегах которого разворачиваются удивительные события и который я поместил в название города - "Франкенталь ам ручей". Озаренные мишиной радостью от показанного и моим восторгом от увиденного мы вскоре вернулись в студию художника допивать недопитое, доедать недоеденное и договаривать недосказанное.
И пусть сигареты выпивка и годы немного изменили нас за время, что мы не виделись, но должен заявить, что когда Михаил читал свои стихи, а слушал и видел я их с закрытыми глазами - как самую лучшую музыку, чтобы неосторожным взглядом не смутить и не нарушить интерференцию наших волн, так вот, когда я с закрытыми глазами слушал стихи Юдовского 26 октября 2017 года спустя 30 лет от нашей предыдущей встречи - я видел и слышал голос того же Миши из такого далекого-близкого 1983 года, когда мы закончили школу.
Дальше я не хочу подробно останавливаться на сцене прощения и прощания, тем более, что прощались мы дважды, первый раз от того, что так заговорились, что я опоздал на свой последний поезд из Франкенталя на ручье во Франкфурт на Майне и вернулся ночевать, точнее говорить, выпивать и читать к Мише. Не стану заострять внимание на том, уже попрощавшись утром во-второй раз, я снова опоздал и на первый утренний поезд. Есть все же какое-то мистическое притяжение в этом Франкентале, который не отпускает от себя просто так и есть все же огромная теплота и гравитация в этом удивительном человеке, который, возможно и сам полной мере не представляет, что он значит куда больше, чем эти сотни или тысяча лайков, которые собирают его строчки и картины выставленные на фейсбуке, в разных альманахах, куда больше чем рукоплескания ему на поэтических вечерах, форумах, в концертах. У многих поэтов и живописцев можно найти и чувства и мысли в картинах и строчках и только у очень немногих глубина и спектр этих чувство-мыслей настолько сильны стоящи и искрении что могут рождать новые мысли у зрителей, читателей и современников. А, по-моему, именно это и является единственным стоящим признаком настоящего творчества. Кстати, ни я, ни Михаил, которые имели в общем неплохое физико-математическое образование в школе и университете, мы оба так и не смогли разобраться почему отчего от кого и по какой причине к утру, когда я второй раз уезжал от Миши на вокзал, у него в квартире выбило пробку предохранителя электрического щита-распределителя и почему при полном отсутствии каких-либо включенных электро-приборов этот предохранитель так и не включался заново.
Прошу считать этот рассказ публичным объяснением в любви к Михаилу Юдовскому и явной рекламой его страницы на фейсбуке.
Александр Цветков и он же Ривус Альтус.

Уверен, что не открою ни для кого секрета когда заявлю что Миша читает, говорит, пишет и рисует одинаково хорошо

Теперь, ко

На заре четверга
Я уйду за луга
Где горчее перга
И прохладнее росы,
Там уходит нуга,
Там стога и слега
Укрепляют ответам вопросы.

Я зайду за межи
Колосящейся ржи,
Где летают стрижи
И назойливо осы,
Как воришки-ханжи,
Всё свои грабежи
Учиняют в цветах медоносов.

где гроза и стога

луга слега туга

Другие статьи в литературном дневнике:

• 21.10.2017. ***
• 13.10.2017. ***
• 11.10.2017. ***
• 02.10.2017. ***