«Мучительно вспоминаю, – пишет Владимир Иосифович, – а была ли у меня хотя одна публикация (ни объём-размер, ни тема, ни даже место появления – не имеет решительно никакого значения!), которая прошла бы гладко, т.е. без вмешательства со стороны и неизбежных при этом утрат-потерь, нередко весьма ощутимых и даже таких, что заставляли меня буквально приходить в замешательство?
Нет, не было, пожалуй, не исключая даже более или менее благополучных первых выступления в печати, т.е. в газете «Грозненский рабочий», с 1947 г. начиная.
И это не мудрено, вся система появления в печати публикаций до нынешних времён (2) опирается на чуждую издательскому делу функцию контроля, политически-цензурного в первую голову, а затем и всякого иного… Разработана даже некая «наука», под названием «Теория и практика редактирования», со всеми её «принципами», «методами» и прочим. Сколько же на этом, с позволения сказать, поприще построено карьер, написано диссертаций, не говоря уже о дипломных работах и всякого рода «научных» трудах!
И как только мне удавалось уберечься (в главном хотя бы!) от всего этого, сам не знаю. Ведь вся моя служба-работа носила всё-таки резко выраженный автономный характер. «Текстология», «История русской журналистики», «Библиография и источниковедение», «Основы библиографии» – вот те курсы, которые я читал. Начало моей работы в Литературном институте – это интереснейший раздел «Работа редактора при подготовке к изданию сочинений писателей-классиков», т.е. текстология в широком плане, с привлечением вопросов источниковедения, библиографии и прочих дорогих для меня вещей. Правда, когда я окончательно перешёл в Литературный институт, то приходилось читать лекции и о «принципе партийности», и о всём том, что я всегда считал догматической мертвечиной. Как же я страдал, когда волей-неволей приходилось поступаться совестью и толковать о «ленинских принципах», «ленинских требованиях», даже о неизбежных претворениях в жизнь решений очередных (разумеется, исторических!) съездов, пленумов, «высоких» совещаний. Требовалась невероятная изобретательность, чтобы найти какую-нибудь «отдушину», скажем, с темой, связанной с рецензией великого и непогрешимого Владимира Ильича на указатель Н.А.Рубакина «Среди книг». Каково «рецензия на указатель»!
Но – возвращаюсь к очерку в ноябрьском номере журнала (3), который знают и читают мало из-за его узко-ведомственной принадлежности и отсутствия розницы. Работа над ним была нелёгкой, она совпала с известными августовскими событиями (4) и постоянными неурядицами моего быта-бытия. Но тут всё пошло иначе, в отличие от обычных для меня взаимоотношений со всякого рода издателями. Дело в том, что волею обстоятельств в редакции этого журнала появился…»
Далее автор называет моё имя. И выходит так, что именно со мной он символически связал свою первую свободную публикацию. С неё и началось наше сотрудничество. Когда мы решили открыть новую рубрику «Семейный альбом», я, зная о сердечном и даже страдальческом отношении Безъязычного к «порушенной славе наших предков», обратился прежде всего к нему. И не пожалел. Получился вполне запевный материал. Владимир Иосифович по-детски радовался «столь корректному», как он выразился, отношению к рукописи. Он весело рассказывал, какие издевательства от редакторов претерпевал «во время оно» И, откровенно говоря, грустна была его радость. Хотя понятна и естественна: наконец-то текст не кромсали идеологическими ножницами.
Потом в журнале появились и другие публикации Безъязычного: «Гордость наша, надежда и боль наша – русский язык» (1992, № 1), «Два мальчика (1993, № 3), «Эпопея форта Росс» (1994, № 3-4). А накануне трагической кончины, чуть ли не в последнем нашем разговоре Владимир Иосифович изъявил желание подготовить для журнала очерк о русской песне. Написать его он не успел. Но то, что и в этой области он имел обширные познания, подтверждает найденное в его архиве письмо к ведущей радиопередачи «Рабочего полдня» Тамаре Орловой (5)
Я уже не говорю о знании литературной и окололитературной среды ХIХ века. Владимир Иосифович буквально сыпал именами, давал яркие характеристики и рассказывал биографии с любопытными и малоизвестными подробностями. Память у него была феноменальная. Он иногда шутя спрашивал: «Кто есть человек образованный?» И сам же отвечал: «Тот, кто знает всё кое о чём и кое-что обо всём». Он посоветовал мне записывать на узких вкладках краткие замечания по поводу прочитанного. С благодарностью также вспоминаю его советы для командировок. «Во-первых, – говорил он, – никогда не экономьте на транспорте и гостинице. А во-вторых, хорошенько ознакомьтесь с картой региона, куда собираетесь поехать».
К картам, стоит заметить, Владимир Иосифович имел особое пристрастие. Однажды, увидев в букинистическом магазине старинную карту, он истратил на её покупку только что полученную зарплату, чем конечно же «поверг в глубокое уныние» супругу. Приличная часть семейного бюджета всегда уходила на книги. А в последние годы жизни покупка книг съедала едва ли не всю его пенсию. Как-то Владимир Иосифович подсчитал, что за 1995 год он приобрёл 365 книг. «В день по книге!», – сказал он с некоторой торжественностью.
Навещал я его не часто, но всякий раз с удивлением замечал, что питается он, «как воробышек», попивая чаще всего жиденький чаёк с сухариками. Его двухкомнатная квартира (в доме «сталинского типа», с высокими потолками) буквально ломилась от книг. Маленькая тахта казалась шлюпкой в книжном море. Владимир Иосифович с гордостью демонстрировал множество светильников, позволяющих, не утомляя глаза, «продуктивно» рыться в книгах, где бы они ни находились – хотя бы под потолком! Гордился он также сработанной собственными руками скамеечкой, изящными футлярами для книг, а больше всего – «рабочей дощечкой», к которой специальным зажимом прикреплялась бумага. На столах, заваленных книгами и рукописями, места для работы ему не было.
Несмотря на постоянные душевные муки, о которых Безъязычный пишет в записке «По поводу…», мне он запомнился тонким иронистом и весельчаком, частенько ставящим в тупик «идеологически подкованного» обывателя. Помню, как он вышучивал «социалистическое соревнование». «Мы, преподаватели, – рассказывал Владимир Иосифович, – подводя итоги за месяц, должны были заполнять огромные «простыни» – 43 позиции! И я заполнял, но – как Бог на душу положит! Как-то в Полиграфическом институте я публично в этом признался, чем разгневал испуганных коллег: «Что ты наделал? – кричали они. – Теперь уж точно начнут проверять и всех нас!»
«Муки души», конечно же, были глубоко запрятаны, как и муки физические. У Владимира Иосифовича вместо ноги был протез, и лишь в самые последние годы жизни он стал выходить на улицу с палочкой. Чудак-человек, он обходился без телевизора. Иногда, бывая у соседей, он всё же заглядывал в «ящик» и делился со мной своими впечатлениями. «Нынче говорят презрительно: «Эта страна», – разве можно, говоря о матери, называть её «эта женщина»?! Мне телевизор не нужен, но и не страшен. А вот многих с его помощью не только оболванивают, но и обезличивают – лишают чувства Родины.
Это чувство, считал он, складывается из любви к родному языку, к родной природе и к родной истории. Без Родины – нет личности!» Прислушаемся к этим мудрым словам.
ПРИМЕЧАНИЯ.
2) Осень 1991-го
3) "Культурно-просветительная работа" ("Встреча")
4) Имеется в виду август 1991-го
5) Оно было опубликовано в подборке материалов памяти В.И.Безъязычного ("Культурно-просветительная работа" ("Встреча") №2 – 3, 1997)
Начало см. http://www.stihi.ru/2017/10/27/2015
Окончание см. http://stihi.ru/2021/02/06/6848