За помощь в работе над вступительным эссе автор благодарен Анне Черно, Томасу Манну и Ольге Денисовой.
Эмили Дикинсон любила неповседневные слова. В ее стихах множество терминов – юридических, математических, физических, геологических, философских. В этой любви есть нечто детское и одновременно умудренное – Эмили не боялась языковой реальности, в которую была погружена ее жизнь – а ведь реальность эта никак не сводилась к бытовому общению, но включала чтение, беседы и размышления на самые разные темы. Иногда она просто играет с необычными словами, как с красивыми безделушками, но часто поручает им глубокую и серьезную роль в реализации своего замысла – и оказывается, что они удивительно хорошо для такой роли подходят.
Не исключение и география. Эмили эту науку хорошо знала и охотно свои знания использовала. Моря, реки, страны, горы всех континентов – постоянные актеры ее театра. А между тем, она ведь нигде не была и, если и видела море, то разве что Бостонскую бухту. Но кто сказал, что обязательно надо видеть, чтобы знать? «Я знаю море, не видав»(1). «Закрыть глаза – уж Странствие»(2). Не сомневаюсь, об Эмилиной географии написаны специальные исследования. Но я только о своих личных ощущениях и впечатлениях. И вот среди таких ощущений возникло странное чувство, порожденное довольно частым появлением в ее стихах Каспийского моря – Каспия.
Ведь это озеро воспринимается как нечто, связанное с Россией, ее историей, в него впадает Волга, еще недавно оно было нашим почти внутренним морем. И вдруг привлекло внимание Эмили Дикинсон, которую с нашей страной практически ничего не связывало. А привлекло несомненно – оно упоминается в пяти ее стихотворениях. И при чтении этих стихов одного за другим видно, как играет у нее образ самого обширного в мире озера, как поворачивается разными гранями, расцвечивается смыслами. Так со многими словами у нее, но не всегда удается заметить и отследить это при переводе, а вот за Каспием я приглядел специально и, надеюсь, представил его жизнь в ее поэзии достаточно полно.
Во-первых, внимание Эмили мог привлечь звук. Видимо, эти два слога – Caspian – звучат для английского слуха экзотично и нежно. А звук для Эмили очень важен. Наивно полагать, что небрежение рифмой, а зачастую и размером, означает безразличие к звуку. Просто она с легкостью отбрасывает удобные подпорки, чтобы подчинить звучание своему внутреннему камертону. Это проницательно отметил еще Хиггинсон, немало сил положивший на попытки вернуть свою «ученицу» к версификационным приличиям: «Будучи на удивление безразлична ко всем общепринятым нормам, она следовала собственному суровому стандарту, зачастую многократно заменяя какое-нибудь слово, чтобы удовлетворить настойчивую разборчивость своего слуха»(3). Но, конечно, не в одном звуке дело.
Каспий ведь особое море, море-озеро. Оно отделено сушей от всех других морей и не смешивает с ними свои воды. Оно принимает реки, но никуда ничего не отдает. Поэтому естественно звучит обращение Каспий к Мастеру (или Господину – одно ведь слово Master по-английски) в коротеньком стихотворении 212 (1860). А Эмили – одна из «малейших» рек.
Интересно, что этот естественный образ при дальнейших упоминаниях Каспия больше не появляется. В близком по времени стихотворении 276 (1861), тоже любовном (хотя о любви прямо не говорится) и, возможно, обращенном к тому же лицу, упоминаются нежные каспийские песни – то ли мелодии притихшего моря, то ли восточные хоры – ведь на Каспийском берегу Персия. Эмили и к себе не могла не примерить роль одинокого моря: в недатированном стихотворении 1754 она уже сама – высохший Каспий, предпочитающий богатство своих песков-воспоминаний новой близости.
А в стихотворении 1107 (1867) Каспий просто одно из морей, которые нужно пересечь «обремененным», чтобы попасть в Республику Восторга ее, Эмилина, утра. Просто вспомнился ей, потому что постоянно присутствует где-то в сознании.
И уж совсем необычная, но очень важная, роль отведена Каспию в стихотворении 1291 (1873). В нем говорится о трагической относительности нашей удовлетворенности жизнью: безводная Сахара вполне счастлива, пока не знает о существовании воды, но когда она узнает, что на свете есть Каспий, ей смерть.
Удивительная это вещь – погружение в великого поэта. Мелочь, вроде бы, прихоть, этот ее Каспий, а далеко заводит. Как будто идешь по берегу моря, и за каждым мысом новые перспективы, и невозможно остановиться…
212 (1860)
Малейшие из рек – морям подвластны.
И ты мне – Каспий!
276 (1861)
Сколько всего звучит по-английски –
Фраза одна лишь есть –
Смеха сверчка вечернего тише,
Громче, чем гром небес –
Нежней, чем каспийских прибрежий пение
В час когда вал молчит –
Всё обновляющая модуляции,
Как козодой(4) в ночи –
Необычайностью орфографии
В сон простодушный мой
Она погромыхивая врывается,
Полня глаза слезой –
Только нет – не скорби –
Радости дан толчок –
Скажи это по-саксонски!(5)
Мне одной – еще!
1107 (1867)
Резвились птичка и пчела –
По небу солнце мчалось,
Само не ведая, куда
Его направит радость –
Рвались луга и утро в пляс –
Республика восторга
Вручила каждому из нас
Гражданства акт бесспорный –
А из обремененных(6) стран
Чтоб толпы собирались
По Каспию и всем морям,
Молва не постаралась –
1291 (1873)
В неведенье воды –
Песков среди –
Живет – не тужит.
Но брось Сахаре весть,
Что Каспий есть,
И смерть ей тут же.
Иметь и не иметь
Условность ведь –
Две метки рядом.
Владеть – на миг приют,
А дальше снова в путь –
В галоп мечтаний –
1754 (?)
Блаженней без тебя мне быть,
Чем рядом не с тобой.
Невыносимо без воды,
Но вкус росы со мной.
У Каспия помимо волн
Второе царство есть –
Сухой безжизненный песок –
И тех богатств не счесть.
_______________________________________
(1)Стихотворение 1052 http://stihi.ru/2011/09/25/7169
(2)Письмо Миссис Холланд L354 http://stihi.ru/2014/05/31/10435
(3)Предисловие к первому изданию стихов Э. Дикинсон http://stihi.ru/2014/11/25/8521
(4)Козодой – ночная птица, самец которой может менять тональность и громкость своего пения несколько раз в течение ночи. На востоке Северной Америки распространен козодой жалобный (Caprimulgus vociferus).
(5)Т.е. на языке саксов, владевших Англией до нормандского завоевания. На старую германско-саксонскую основу английского впоследствии наслоилось немало. Хорошо известно, к примеру, сколько в нем теперь французских корней. Для Эмили саксонский – синоним английского, однако выбор именно этого имени, возможно, подчеркивает особость, подлинность и древность языка.
(6)Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас.
Матф. 11, 28
212 (1860)
Least Rivers — docile to some sea.
My Caspian — thee.
276 (1861)
Many a phrase has the English language -
I have heard but one -
Low as the laughter of the Cricket,
Loud, as the Thunder's Tongue –
Murmuring, like old Caspian Choirs,
When the Tide's a'lull -
Saying itself in new inflection -
Like a Whippowil –
Breaking in bright Orthography
On my simple sleep -
Thundering it's Prospective -
Till I stir, and weep –
Not for the Sorrow, done me -
But the push of Joy -
Say it again, Saxon!
Hush - Only to me!
1107 (1867)
The Bird did prance — the Bee did play —
The Sun ran miles away
So blind with joy he could not choose
Between his Holiday
The morn was up — the meadows out
The Fences all but ran,
Republic of Delight, I thought
Where each is Citizen —
From Heavy laden Lands to thee
Were seas to cross to come
A Caspian were crowded —
Too near thou art for Fame —
1291 (1873)
Until the Desert knows
That Water grows
His Sands suffice
But let him once suspect
That Caspian Fact
Sahara dies
Utmost is relative -
Have not or Have
Adjacent sums
Enough - the first Abode
On the familiar Road
Galloped in Dreams –
1754 (?)
To lose thee - sweeter than to gain
All other hearts I knew.
'Tis true the drought is destitute,
But then, I had the dew!
The Caspian has it's realms of sand,
It's other realm of sea.
Without the sterile perquisite,
No Caspian could be.