Владимир Мялин
http://www.stihi.ru/avtor/vlmjalin
Умолкни, губная гармошка...
http://www.stihi.ru/2013/06/18/5489
Умолкни, губная гармошка.
Не немец с силезских полей –
Больной выдувает Ерошка
МузЫку трофейных щелей.
Он дует старательно, дельно –
Всем телом и пухлым лицом.
И годы проходят бесцельно,
И липы цветут под окном...
Салатом душистым, цветами,
Венками с кладбищенских плит...
Кусает гармошку губами
Ерошка, дурак, инвалид...
И звуки гортанные виснут
Над городом мирным тайком.
Почтовые голуби, письма...
Гашёный конверт уголком.
Софья Сладенько
http://www.stihi.ru/avtor/sladenko
письмо на фронт...
http://www.stihi.ru/2013/04/25/3600
Прошу – не ругайся, но я теперь тоже курю. Сама не заметила – как-то легко научилась... Наташенька встала – поди, помогла божья милость, а Мишка, по-прежнему, пальцем дырявит ноздрю. За нас не волнуйся – картошки мешка полтора. Немного муки. С ней труднее, но я экономлю. А немцы, я слышала, вроде б, уже под Коломной. Не знаю куда, но с детьми подаваться пора.
А впрочем, всё это, наверно, не больше, чем слух. О страшных потерях, о зверствах проклятых фашистов… Но колют под сердце слова новобранцев ершистых: «повыбьем из гадов арийский заносчивый дух»…
За то, что рожали их, матери чуют вину. И плачут, и крестят сутулые спины подростков.
Отдать на погибель кровиночку, ох, как непросто. Они ж понимают, что дети идут на войну…
Прошу тебя, милый, хороший мой – только вернись.
Мне Валька-соседка на картах вчера нагадала, что вместе бубновый король и червовая дама. А с ними детишки. И все веселятся, кажись.
А строчки корявые. Всё оттого, что реву. Ты, милый, такой молодой. Да и я молодая.
В косички вопросов ответы свои заплетая, я слышу надрывной сирены убийственный звук…
Истрёпаны судьбы на старом тетрадном листке,
истлевшие линии жизни – потёртые сгибы.
Могли ещё жить эти люди... Конечно, могли бы...
Но смерти плевать, сколько зёрен в её колоске…
Константин Присяжнюк
http://www.stihi.ru/avtor/kokser
Без войны
http://www.stihi.ru/2013/05/23/4495
Этот город смердел от злобы,
Но теперь уже наплевать –
Не решившихся долболобов
Вместо боя влечёт кровать.
Здесь не стало ни грана лучше,
Просто люди устали так,
Что привыкли на всякий случай
Продавать себя за пятак.
Попривыкли лапшу на ужин
С новостями хлебать сполна
И кряхтеть, что могло быть хуже –
Быть могла б, например, война.
А сейчас-то всего и нужно
Делать вид, что совсем слепой,
Да порой бюллетени дружно
Заполнять за вождей толпой.
Вывозить хитрецов на шее,
На сволОту смотреть со дна…
Но могло быть куда страшнее –
Быть могла б, например, война.
Правда, дети бегут подальше,
А оставшимся – гаш и шприц,
Нет стыда и добра без фальши,
Нет на улице светлых лиц –
Но кому это важно, братцы?
Здесь седалищно все умны…
Лишь бы было чего бояться,
Лишь бы не было, блять, войны!
Нет войны. Есть жара, сугробы,
Грязь и мерзость, слова и быт…
Этот город смердел от злобы,
А теперь просто так смердит.
__________________________________________________________
Анна Бессмертная
http://stihi.ru/avtor/immortelle
Россия. Вероятность пораженья
http://stihi.ru/2013/05/25/8751
Россия остается без святых,
бесхитростных юродивых, блаженных...
Есть в этом вероятность пораженья,
в грядущее горящие мосты.
Когда в чести стяжательство и злость,
как ни крути, замкнётся круг порочный,
и мы на нет сойдём поодиночке,
и с пухом, и с пером, но вкривь да вкось.
Что говорить, ну кто из нас готов
задать себе такой вопрос без страха:
«Смогу ль отдать последнюю рубаху
и разделить с нуждающимся кров?»
__________________________________________________________
Иван Храмовник
http://www.stihi.ru/avtor/exodus
Буревестник
http://www.stihi.ru/2013/06/10/12
над равниною болотной гордо реет кто-то гордый
знак спортобщества студентов или горького привет
только вверх никто не смотрит и не слушают героя
все лишь делят умножают провоцируют процент
хитрый хипстер ловко прячет тело жирное под майку
с трафаретом че гевары иль другой какой ***нёй
вопли чаек из помойки буря скоро грянет буря
а на дне затихли рыбы всяких разных видов рыб
рыбы плачут рыбы знают что про них напишут люди
про премудрых пескаришек про весёлых карасей
только мутит воду этот что летает и не тает
пусть скорее грянет буря ибо дальше так никак
Евгений Староверов
http://stihi.ru/avtor/staroverov
Ответ Яну Бруштейну
http://stihi.ru/2013/03/15/1655
«Та страна, в которой мы сдавали бутылки
И очередь на ладонях отмечали химическим карандашом,
Жарко дышит в наши седые затылки
И бормочет, как было всё правильно и хорошо.»
Ян Бруштейн http://www.stihi.ru/2013/03/15/165
ПЕРЕЖИТОК
По переулкам тополино-старым, уже давно, в теченье многих лет,
Он сам себя несёт по тротуарам, куда-то вдаль, в задумчивый рассвет.
Свободен, да. Пока не арестован, творец Турксиба, БАМа, Целины.
Забыт страной, потомками оплёван, герой труда, свершений и войны.
Он помнит всё (мозги пока что варят): Колчак, Антанта, Перекопа гниль.
Потом фашизм, с его кровавой харей, работа, будни, а итог – утиль.
Жалеть его? Да упаси вас Боже! Он всё посмел, он многого достиг.
Пришла пора свершенья подытожить, закрыть листы былых амбарных книг.
Он стар и болен. Он не понимает, как можно Так. Без горя, без войны.
Ведь доедают, суки! Доедают, всё то, что он оставил для страны.
Никто не примет амбразуру грудью, планктон, чатлане. Спи, Россия, спи.
А Комсомольска нового не будет, Целиноград не вырастет в степи.
И пионеры новые не встанут к станку в тот час, когда падёт отец.
И всей страной мы не прильнём к экрану, крича: Гагарин! Первые! Пи@дец!!!
Он пережиток, мысли его детски. Для быдла – грязь. Для совестливых – груз.
Бредёт дворами сонными Советский, больной и дряхлый стоптанный Союз.
Ян Бруштейн
http://www.stihi.ru/avtor/yanbrush
СЕВЕРА
http://www.stihi.ru/2013/04/25/1128
* * *
Единственный из проклятого рода,
Плевал в колодец и не дул на воду,
И никому не верил на Земле.
Он заплатил за деда-полицая...
Не разглядел тогда его лица я
В плацкартной ненасытной полумгле.
Он говорил, не мог остановиться,
И бился голос, как слепая птица, —
Казалось, что расколется окно.
Он говорил о лагере, о воле,
И я, пацан, объелся этой боли,
И словно бы ударился о дно.
Цедил слова он, бил лещом по краю
Нечистого стола. И, обмирая,
Смотрела злая тётка на него.
Он пиво пил и нервно цыкал зубом,
И тётке говорил: «Моя голуба...
Не бойся, я разбойник, а не вор!»
Он растворился в городке таёжном,
И все зашевелились осторожно,
Шарахаясь от дикого гудка.
И пили водку, хлеб кромсая ломкий,
И только мама плакала негромко
И говорила: «Жалко мужика...»
Севера
1. Река Яна
Там, где мамонты ворочаются в мерзлоте,
Там, где древним змеем тёзка моя течёт,
Сотням тысяч оленьих горячих тел
Потеряет счёт обмороженный чёрт.
Как давно я выжил в этих местах:
Лена, Яна, Индигирка и Колыма.
По воде идёт онемевший страх,
Это дышат в спину зима и тьма.
Что-то молодость моя молчит подо льдом,
Где прошедшая жизнь — по воде круги...
Мы по ранней шуге катерами идём
От посёлка Северный до Усть-Куйги.
Выгибает реку хан-рыба таймень,
Впереди как небыль — аэропорт.
Заглуши мотор, и веслом табань,
На прощанье спирта плесни за борт.
Ледяная крупа мне стучит в окно,
Спирт из фляги рухнет туда, в живот...
Только Северный сгинул давным-давно,
Ну, а Усть-Куйга — ничего, живёт.
2. Енисейское
Расскажу, как я не мог прибиться к берегу:
Енисей меня крутил-вертел отчаянно,
И спина его была от пены белая,
И осталась позади тоска причальная.
А я сломанным веслом, шальной, размахивал,
Песни пел и слёзы лил разменной мелочью.
От Игарки ельник мне, сойдя с ума, кивал,
Я бы Богу помолился — не умел ещё.
Как я спасся, как я выгреб, как лежал в траве,
Как товарищи вливали водку в глотку мне,
Всё забыл, остались только крохи жалкие,
Стариковские мои огни болотные.
И увидеть не помогут ни одни очки,
Как несёт меня тугой поток на лодочке,
Как висит вся жизнь моя на тонкой ниточке,
Как бежит мой друг по берегу в пилоточке...
3. Кирпичный завод
Когда колёса долбят: «Ухта, Инта, Воркута...»,
Кому охота ехать в гиблые эти места?
Но саднит моя память, до боли свербит, дерёт:
Стучат, кричат колёса про старый кирпичный завод.
В тридцати километрах от этой твоей Воркуты,
Где горят мосты, где снега чисты, а дома пусты,
Где речка Юньяха до дна застыла в пространстве густом,
Лежит мой родич, еврей, — под святым православным крестом.
Их в тридцать восьмом уравнял трибунал, побратал расстрел —
Пятьсот мужиков, пятьсот затоптанных в землю тел.
Не выдалось сгинуть моей родне на большой войне,
Потом за всех мой отец отвоевал вдвойне.
Как стоял я, вчерашний солдатик, и плакал о том...
Как хватал этот горький воздух своим обветренным ртом...
И северный ветер выл, и каменный воздух стыл —
И горели мосты, но снега оставались чисты.
4. Григорий
Бывший вор Григорий (знаю, бывших воров не бывает)
Жил в забытом балке на границе тундры и леса.
По наколкам на сморщенной коже читалась судьба кривая,
А якутская малица как от парши облезла.
Сколько лет ему было — двадцать пять, пятьдесят или триста...
Он ушёл от людей, прислонился к зверью и деревьям.
Не боялся морозов, полярных ночей и риска,
И казалось – он вырос здесь, словно коряга, древний.
Бывший вор Григорий свалил по снежку оленя,
Под балком вырыл погреб, набил его льдом и рыбой.
Только чая и хлеба, да махорки для зимней лени
Не хватало ему... «Солдатики, вы помогли бы!»
Я его приручал, как шального полярного волка,
Пил чифирь, слушал байки, и он становился добрее.
Угощал пацанов на морошке настоянной водкой
И всё шутки шутил про морозоустойчивого еврея.
Уезжали, когда эта тундра от края до края
Синим, красным цвела, словно вынырнула из мрака...
Бывший вор Григорий (да, бывших воров не бывает)
На пороге стоял, желваками играл, не плакал.
5. Шаман
Говорил мне шаман Мандаров Алдан,
Стрельнув папиросу, глядя в упор:
— Ты пришёл к нам, солдатик, плати же дань:
Бутылку спирта и «Беломор».
Он священный огонь кормил с руки,
Он камлал, и на всё доставало сил,
Ел с ножа оленину, пил из реки,
И рычал, и чайкою голосил.
А за что сидел он, зачем увезли...
Просто так, без дела не упекут!
Да ещё загнали на край земли,
В беспредельный город, чужой Усть-Кут.
На щеках Алдана — зарубки лет,
Но бесшумен бег, и тугой кулак,
И такого второго шамана нет
На великом озере Укулях.
Здесь железная рыба подземных рек,
Белый конь и навеки седой орёл,
Здесь не выживет разве что человек...
— Да зачем он нужен! — Алдан орёт.
И кричит шаман, словно птичий хор,
У него для этого свой резон...
И срывается с места наш вездеход,
И как будто падает за горизонт.
* * *
Валентину
Снова яблони тяжко плодами больны,
Снова трогают землю ветвями.
И заметно, что лист отдаёт без борьбы
Эту землю, забытую нами.
В одичавшем саду хорошо помереть
В будний день, предположим, что в среду.
И уже растворившись почти что на треть,
Закатиться под вечер к соседу.
И немного поесть, и немного попить,
И спросить самогона с калиной...
И найти, и срастить поврежденную нить
Жизни, ставшей негаданно длинной.
И блаженно смотреть, как текут искони
Стаи птиц, расчертивших полкрая.
Привалиться спиной к деревянной стене
И дышать, ничего не желая.
Аркадий Гонтовский
http://www.stihi.ru/avtor/gontovskiy
После похорон
http://www.stihi.ru/2013/06/10/3091
Кончено. Приходит вечер,
В доме плачет человечек.
Слёзы выплакал давно,
Только плачет всё равно.
Так за днём проходит ночь.
Чем сердешному помочь? –
Спорят ангелы и бесы.
В зыбком сне шаги, шаги...
Словно отворяют бездны,
И волочат на круги.
Позабыться помоги.
Светлана Марковская
http://www.stihi.ru/avtor/marksv
чернота
http://www.stihi.ru/2013/03/18/744
птица в небе, рыба в воде, человек в беде.
приходили черти, звали с собой, не пошёл, не смог
поначалу верил, что чёрному есть предел,
а потом привык, а потом устал и нажал курок.
а нажал курок – и обратного нет пути.
только рыбы в небе, а птицы тонут в воде.
и смеются черти, грозятся опять прийти.
а чего б не прийти, когда человек в беде.
вот она – чернота, абсолютнее нет ни черта,
и внутри её, в антрацитовом киселе
не плывут, не летают, одна маята да тщета.
да ещё пустота. чуть-чуть черноты белей.
Антон Крылов
http://www.stihi.ru/avtor/antonioxmas
Считалка
http://www.stihi.ru/2013/04/18/11598
Первый, второй уехали
за океан, а третий
хворает который месяц.
Четвёртого ищут родители
и жёны, а он в запое.
Пятый играет в карты –
тем и живёт. Шестого
в больнице психиатрической
учат лечиться ядом.
Седьмому звонить нет смысла,
он стал мизантропом, впрочем
не бедствует. У восьмого
недавно родился четвёртый,
и он задержал дыхание.
Девятый сидит пожизненно,
повинен в желании правды.
Десятого десять жизней
спасти не смогли – он умер.
Одиннадцатый пишет прозу
и сам становится текстом.
Никто не помнит двенадцатого,
который кого-то предал,
но смог убежать от ответа,
повесившись на осине.
Других, кроме них, не знаю.
Дмитрий Мельников
http://stihi.ru/avtor/milleroff
Стук моря, тиканье реки…
http://stihi.ru/2013/06/22/4100
Стук моря, тиканье реки,
пространства мелкие стежки,
пространства чёрный пес цепной
летит сквозь брошенные мной
из детства – чёрные снежки,
моей бессонницы шажки –
скажи, скажи,
зачем я жив, зачем я здесь,
зачем вся музыка? Бог весть –
лишь виражи
выписывает в небе пёс, и снег пронзил его насквозь,
и в ночь, нежна,
приходит женщина одна и руки мне на рамена,
и губы – к высохшим губам,
и тень, и тень
дрожит на каменной стене,
ты будешь помнить обо мне,
молчи, молчи,
нас минет гробовая сень,
мы растворимся в тишине,
как будто в солнечном огне –
огонь свечи.
И с плеч моих не снимешь рук ты,
как не уйдёшь из этих мест,
где призраки играют в куклы
и наряжают их в невест.
Летом здесь бывают такие грозы…
http://stihi.ru/2013/07/01/5157
Летом здесь бывают такие грозы,
что как будто ходит стена из света,
в домике, что в зарослях дикой розы,
вздрагивает дурочка Лизавета,
в комнате без окон с глиняным полом,
на одной из двух железных кроватей,
мать её, убитая метанолом,
превратилась в мумию в пыльном платье,
Лизавета сидит в углу на соломе,
крестится на куру, сыплет ей сечку,
что она одна в этом нищем доме,
дурочка не может понять, конечно,
все давно забыли о ней, безгрешной,
только в старой дранке шкрабают крысы,
словно мать, очнувшись во тьме кромешной,
хриплым голосом произносит: «Лиза!»
Виталий Айриян
http://www.stihi.ru/avtor/airvit
Излучина
http://www.stihi.ru/2013/05/21/4738
Давно пора войти в одну и ту же воду,
тем паче, что она уже сродни болоту,
бедром утюжить клёш и слушать Нино Рота
и группу Куин,
учиться, дабы честь не измеряли лычки,
затяжкой завершать обыденные стычки,
и кушать куличи у чёрта на куличках
в краю маслин.
И к сорока понять, что у воды есть мета –
излучиной она накладывает вето,
чтоб памяти поток не обернулся Летой,
покуда жив,
и все в твоём миру – участники массовки:
ваятель шаурмы, красавица в толстовке,
и даже влажный бомж на крытой остановке,
хотя и вшив.
А в белом далеке, где есть пирке и гланды,
дядь Гриша и бабо ещё играют в нарды.
Там дышит керогаз и слышен у веранды
Каштанки лай.
Там тополь по весне стремителен и клеек,
и крысы по ночам пугают канареек,
пока ослепший норд ощупывает берег.
И это рай.
Составители:
Александр Топчий (гл.ред) – http://stihi.ru/avtor/avtopch
Bor – http://stihi.ru/avtor/borr
Борис Рубежов – http://stihi.ru/avtor/approx
Лариса Морозова-Цырлина – http://stihi.ru/avtor/79161185830
Маргарита Алексенко - http://www.stihi.ru/avtor/fransa
Надежда Ягова – http://stihi.ru/avtor/nyagova
Наталья Дроздова – http://stihi.ru/avtor/drozdova
Светлана Холодова – http://stihi.ru/avtor/chulochek
Сергей Старков – http://stihi.ru/avtor/29ssv
Эллионора Леончик – http://stihi.ru/avtor/ellileon
Юлия Подлубнова – http://stihi.ru/avtor/180780