Не смотря на то, что в обзоре стихи одного автора, нам было бы интересно знать Ваше мнение о том, какой же всё-таки стих Вам более всего пришёлся по душе. Напишите пожалуйста об этом в рецензиях.
Обзор
Мой обзор шорт-листа апрельского конкурса (2012) будет не совсем привычным для читателей журнала "Окна". Взяв за основу положительные эмоции, довольно-таки оптимистические взгляды на современный литературный процесс, исходя из мысли, что хороших стихов много, очень много, так много, что выбрать из них что-то одно не представляется возможным, я, если можно так выразиться, делаю финт ушами и пишу о тех стихотворных текстах, которые, как мне видится, являются типичными для той поэтики, в которой существует основная часть участников интернет-журнала "Окна".
ПЕРВОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ:
По обе стороны
Михаил Свищёв
http://stihi.ru/2009/12/11/540
***
«Равна ли убо си вода есть,
или едина слажеши?»
(Повесть о Петре и Февронии)
в декабре ночнее село дворы
за гумном соседские Фешка с Петькой
третий час летают с крутой горы
на скрипучих санках и кто-то третий
неизбежный нежный как бежин луг
из кустов глазами им вслед елозит
на лихом ухабе кривой каблук
аккурат затянется под полозья
и секунды сцепятся в снежный ком
покачнется транспорт рванет и оба
ездока покатятся кувырком
с головой нырнут в кипяток сугроба
загорчит на нижней губе укус
и бело от мух кружевных тех самых
и поди рознится он лишь на вкус -
снег по обе стороны детских санок
____________________________________
В каком-то смысле характерное стихотворение для авторов из числа хорошо образованных людей, обремененных интеллектом и чувством вкуса, когда собственная жизнь, события, происходящие с тобой и вокруг тебя, кажутся незначительнее событий происходящих с людьми, знание о которых почерпнуто из книг. Желание говорить и писать, быть выслушанным и прочитанным присутствует, а вот решимости сказать что-то новое или хотя бы «своё наболевшее» совершенно отсутствует. Наследство двадцатого века. Инфантильность мысли, присущая советской интеллигенции в 70-х годах прошлого столетия. Страх за каждое неловко произнесённое слово на некоторое время сменившийся вседозволенностью и снова страх и непонимание того, что происходит вокруг. Отсюда берёт начало постмодернизм. Автор снимает с себя ответственность за то, что им делается. Он уже может легко сказать: «Я – не я, корова – не моя» и сослаться на первоисточник, в данном случае, на «Повесть о Петре и Февронии Муромских» Ермолая Прегрешного (середина XVI века). Напомню, что это повесть о любви и верности супругов.
Эпиграф к стихотворению указывает на то место в повести, где Февронию, которая плыла на одном корабле с мужем Петром, пытался соблазнить женатый мужчина. Феврония попросила этого человека набрать и попробовать воду сначала по правый, а потом по левый борт корабля и ответить ей на вопрос: «Какая вода вкуснее?» После того как Феврония получила ответ, что вода на вкус одинаковая, сказала: «Так и женское естество ничем не отличается, поэтому нет нужды помышлять о чужих жёнах».
Михаил Свищев, взяв за основу этот эпизод, рассказывает новую историю, историю соседских детей Фешки и Петьки, катающихся с горки на санках, за которыми наблюдает, видимо, влюблённый в Фешку мальчишка, хотя этим наблюдателем может быть и девчонка, которой не безразличен Петька, но всё это не суть важно. Автор называет наблюдателя просто: «кто-то третий» и отстраняется от происходящего, не отождествляя себя ни с Фешкой, ни с Петькой, ни с «кем-то третьим», но, безусловно, сопереживает последнему. В тот момент, когда Фешка с Петькой падают в снег с санок, а наблюдающий за ними «кто-то третий» от волнения прикусывает губу, слышится авторский голос, иронично подчёркнутый вводным словом «поди»:
поди рознится он лишь на вкус – // снег по обе стороны детских санок.
То есть, автор вступает в конфликт с первоисточником. Но даже этот конфликт трудно назвать конфликтом в полной мере. Он не заявляет напрямую, что разница есть, но и не говорит о том, что вкус одинаковый. Тот самый страх точного определения, о котором я писал в самом начале. В результате дальше сиюминутной рефлексии интеллигентного человека стихотворение не развивается.
В обыденную деревенскую лексику стихотворения, а мне она показалась достаточно цельной и без перегибов, вплетены два инородных слова «транспорт» и «секунда» имеющие латинское происхождение и выбивающиеся из общего рисунка. Можно отнести к недостатку. Так же к недостаткам отношу неуместный акцент на слово «третий»:
третий час летают с крутой горы // на скрипучих санках и кто-то третий
Смущает аллитерация «неизбежный как бежин луг». Трудно отстроиться от «Записок охотника» Тургенева. При упоминании этого словосочетания в голове рисуется картинка летней ночи у костра, которая никак не вяжется с зимними забавами. Смысл употребления очевиден. У Тургенева заблудившийся охотник выходит на Бежин луг. То есть, фраза несёт (подчёркнуто) в себе некую неотвратимость надвигающихся событий, но («но» два раза подчёркнуто) не позволяет сконцентрироваться на более важном, рассредоточивает читательское восприятия, размазывает его по всему культурному наследию, которое следует за словосочетанием «бежин луг». Помимо «Записок охотника» Ивана Тургенев примешивается и фильм Сергея Эйзенштейна «Бежин луг» с темой убийства Павлика Морозова, предавшего своего отца. Совершенно неуместная история никаким образом не связанная с идеей стихотворения.
И последнее замечание: показалось странным, что деревенские дети катаются с горки в обуви на каблуках.
Несмотря на упомянутые мной недостатки, стихотворение оставляет приятные впечатления.
ВТОРОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ:
Михаил Свищёв – автор-интеллектуал, глубоко понимающий, тонко чувствующий, пишущий всегда на пределе своих способностей.
Поражает умение некоторых человеков говорить долго, величаво раскованно, остроумно, красиво, но при этом ничего не сказать. Что удивительно, такие люди способны повести за собой толпу, потому что толпу не интересует, что именно ей говорится, о чём говорится, зачем говорится. Толпу интересует только то, как говорится. Ораторы с более сильным характером идут в политику, занимают руководящие должности в коммерческих организациях, а те, которые послабее (почище) духом, поддерживают свои способности, занимаясь литературным или окололитературным творчеством. Пишут стихи, статьи в стенгазетах, занимаются разработкой рекламных слоганов, редактируют чужие тексты, работают "неграми" в книжном бизнесе. Ни в коей мере не подумайте, что я посмеиваюсь над такими людьми. Нет. Скорее, мне они более симпатичны. По крайней мере, они не способны ко лжи и отчётливо понимают, какое место отведено им в общем культурном пространстве.
____________________________________
Михаил Свищёв
ЭВРИДИКА
http://www.stihi.ru/2009/10/14/3608
Когда у ворот снисходительно бросят – «идите
вдвоем и сейчас, потому что потом будет поздно»,
Орфей повернётся широкой спиной к Эвридике,
попросит прощенья за неделикатную позу.
А путь будет долгим, поскольку дорога из ада
длинней, чем туда. Ну а если подумать, то все же
спиной к Эвридике – удобней, чем пятиться задом
уставясь на губы девицы живой и пригожей.
Непарный их шаг будет легким, – так шарик опала
звенит по камням, увлекая колечко стальное.
Спиной к Эвридике, лицом – ко всему что попало,
ко всем остальным, и тем паче – всему остальному.
Где кончится смерть, начинается ласковый вереск,
там зелено всё – пастернак, кипарис и капуста.
Кто сзади идет, и идет ли – уже не проверишь,
Что этак, что так: обернешься – увидишь, что пусто.
Сквозь запах угля, перемешанный с запахом мирры,
на солнечный свет продираясь корою земною,
почувствуешь ветер, сквозящий в предбаннике мира,
и чье-то дыханье – спиной, на спине, за спиною…
____________________________________
Вторым стихотворением из общего контента конкурсных работ и шорт-листа апрельского конкурса (2012), которое привлекло моё внимание, является стихотворение Михаила Свищёва "Эвридика". Это одна из самых (на мой взгляд) лучших работ автора за то время, пока я внимательно отслеживаю всё, что им пишется. Если вы меня спросите, почему же я говорю, что оно лучшее, а ставлю его вторым после «в декабре ночнее село дворы» того же автора, то отвечу просто: лучшее – не может быть первым по определению, вернее сказать, по своему предназначению, иначе оно будет лишено того особого внимания, которое предвзятый читатель уделяет преимущественно более слабым текстам.
Мы говорим: "Хорошее стихотворение", потом ставим хорошее стихотворение на первое место и благополучно забываем о нём, занимаясь разбором текстов, которые по нашему мнению имеют существенные недостатки, и, в результате, поскольку хорошему отводится незначительное время, а плохое – занимает весь наш досуг, возникает неосознанное желание писать с изъяном, ибо любой пишущий человек страдает от недостатка внимания к своему творчеству.
Стихотворение "Эвридика" написано по сюжету древнегреческого мифа об Орфее и его жене Эвридике. Автор берёт для своих размышлений момент, когда супружеская пара двигается по пути выхода из подземного царства в мир живых. Напомню, что бог царства мёртвых Аид запретил Орфею оглядываться, смотреть на идущую вслед за ним Эвридику до тех пор, пока те не покинут его владения. Автора не занимает предыстория сложившейся ситуации. Его мало интересует, выйдут ли они, сдержит ли Орфей данное Аиду обещание. Важен путь. Само движение к солнечному свету и понимание того, что умереть, здесь – спуститься в царство мёртвых, намного проще, чем потом вернуться назад, в царство живых. К слову сказать, в этом и есть вся идея древнегреческого мифа. Автор не добавил к ней ничего, но умело выделил суть. А это будет поинтереснее многих досужих переживаний на тему жизни, смерти и любви, конечно.
Трансформация смысла за счёт мифологической основы:
Автор попытался вложить в древнегреческий миф метафору ухода мужчины из семьи. На подобное видение наталкивает падающее колечко и звенящий по камням шарик опала (опал – символ верности и гарантии). Если анализировать первоисточник, то именно разочарование в Эвридике (в любви женщины), её нежелание, после нарушения договора с Аидом, идти за Орфеем (ведь Орфей воспринимает это нежелание, не иначе, как предательство жены), так вот, это разочарование провоцирует его пуститься во все тяжкие и предаться любви к юношам. Метафора интересная. Она имеет право на существование. Но, как я говорил раннее, всё это находится за пределами стихотворного текста и, скорее всего, не привлекает авторское внимание, несмотря на то, что в тексте за чрезмерной красивостью (врата, кипарис, мирра, ласковый вереск) изредка мелькает орфеевский зад, неспособность лирического героя повернуться лицом к объекту своего обожания и пронзительный финал с почти похотливым дыханием, которое желает чувствовать на своей спине главный персонаж стихотворения:
почувствуешь ветер, сквозящий в предбаннике мира,
и чье-то дыханье – спиной, на спине, за спиною…
Из недостатков:
Ад. Поскольку слово образовано от имени царя подземного царства Аида, то можно простить. В действительности, оно относится к более поздним обозначениям подземного мира и, что самое главное, к другим вероисповеданиям (христианство, ислам). Это, как я уже сказал, простить можно, но тяжело простить звучание фразы "из ада", потому что ничего, кроме "и зада", в ней не слышится. Такое же замечание и в адрес "непарного ишака", который слышится в словосочетании "непарный их шаг". Коробит в пересказе древнегреческого мифа, откуда ни возьмись появившееся, дартаньяновское "тем паче".
ТРЕТЬЕ СТИХОТВОРЕНИЕ:
Для достижения наивысшей степени удовлетворения от процесса, предполагаю, что стихи нужно читать ровно в том состоянии, в котором они пишутся авторами.
Начинать с маленькой дозы. Одной, в крайнем случае, двух рюмок дешёвого коньяка, способствующих открытию необходимых сему действу чакр, будет достаточно. По мере прочтения каждой новой строчки, подобно тому, как это делает сам автор после их написания, дозу требуется увеличивать. Только в этом случае, в тот момент, когда бутылка окажется опустошённой, а стихотворение дочитанным до конца, можно почувствовать прилив жизненной энергии, испытать неописуемый восторг, возрадоваться и поверить в то, что жизнь напрасной не бывает.
Третьим стихотворением из общей вереницы текстов, представленных в апрельском конкурсе, тем стихотворением, которое не смогло оставить меня равнодушным, было… "Когда наконец мы получим покой" Михаила Свищёва.
Глубокий проникновенный текст, где автор (или лирический герой, как вам будет угодно) представляет себя бревном, плывущим по реке, которая, в свою очередь, выполняет функцию лирической героини и представлена сначала именем "Несущая Бревно", потом почему-то «Анна».
_______________________________
Михаил Свищёв
"Когда, наконец, мы получим покой…"
http://www.stihi.ru/2009/08/28/4869
Когда, наконец, мы получим покой,
я стану бревном, а ты станешь рекой
и сможешь, едва прикасаясь устами,
делить моё тело на щепки и дрожь.
Но ты никогда никуда не впадёшь,
и я никогда ни к чему не пристану.
Нас как-то окрестят - тебе всё равно,
ты будешь Рекою Несущей Бревно.
Обещанный сразу пяти океанам,
я стану знаменьем для здешних племён.
Но если тебе вдруг не хватит имён,
то может быть, я назову тебя Анной.
И прошлые годы, как будто взаймы,
сольются в судьбу от зимы до зимы.
Совместный наш путь будет лёгким и длинным,
как всякое средство, забывшее цель,
и нам померещится в самом конце,
что мы не прошли ещё и половины.
И я буду гол, а ты будешь нага,
и оба, меняя поля на луга,
согласно теченью, покинем без грусти
ту местность, где мы не имели врагов.
…И крепкие руки иных берегов
однажды сойдутся на высохшем русле.
_______________________________
Не думаю, что читателям необходимо искать в образе «Несущей бревно» скрытые подтексты, отсылку к (ставшей почти канонической, вставленной во все школьные учебники периода Советской власти) картине "В. И. Ленин на субботнике" некоего художника по фамилии В. Иванов, а так же аллюзии на цирковую репризу "Бревно" двух легендарных комиков Юрия Никулина и Михаила Шуйдина. Попытка чрезмерного проникновения вглубь материала, может сыграть с читателями злую шутку. Вместо удовольствия, обещанной эйфории, можно получить горькое разочарование, страх перед жизнью и, как следствие, глубокую депрессию, из которой не поможет выбраться, упомянутый мной в самом начале, коньяк. Не стоит искать то, чего нет и быть не может. Всё самое важное лежит на поверхности.
А на поверхности мы видим дрожащего человека, уставшего от ответственности быть мужчиной, человека, вверяющего свою судьбу женщине и перекладывающего свои прямые обязанности (улыбка: по ношению брёвен!) на неё, то есть, на женщину. Примечательно, что эпитетом "бревно", обычно награждают, скажем так, женщину, малоподвижную в постели. Здесь же им (этим эпитетом) заклеймен мужчина. Автору удалось выразить типичное состояние современного человека из числа, так называемых, новых интеллигентов. Понятное дело, я говорю "человек", а подразумеваю "мужчина", я говорю "женщина", а подразумеваю "небесное создание". Удивительно то, что женщины с удовольствием берут на себя эту обязанность. Некоторым даже нравится. Мало кто понимает, что семейный уклад, в частности, и, в целом, отношения между мужчиной и женщиной, которые противоречат установившейся за долгие века норме, своду евангельских законов, ничего, кроме высыхания души и тела обеим сторонам, не приносят.
…И крепкие руки иных берегов // однажды сойдутся на высохшем русле.
Из недостатков:
Как я уже неоднократно намекал выше, по мере увеличения объёма алкоголя в крови автора, смысл написанных им слов приобретает всё более и более туманные черты. Практически идеальные первые две строфы, за исключением, может быть, строчки с корявым заполнителем «как-то», меняются строфой с банальными фразами о прошлых годах, о судьбе, средствах и целях. Выбивает излишнее дополнение «наш» в той же третьей строфе:
Совместный наш путь будет лёгким и длинным
поскольку и так понятно, что о совместном «чужом» пути речи в стихотворении быть не может. Не по воле автора, но по закону читательского восприятия, выпрыгивает ударение на букву «ё» и ломает до этого стройный размер в последней строчке, опять же, всё в той же, третьей строфе.
и нам померещится в самом конце, // что мы не прошли ещё и половины.
В четвёртой строфе дела обстоят ещё хуже. Возникают какие-то луга и поля, которых меняют друг на друга. Видимо, автор подразумевает «шило на мыло», то есть, ненужность обмена, но откуда эти луга и поля появились в реке и какое они имеют отношение к бревну, мне не совсем понятно. Опять же, враги какие-то. Можно подумать, что внутри стихотворения упоминалось о наличии (существовании) друзей. А вот в этом:
я буду гол, а ты будешь нага
…Извиняюсь за каламбур: Какая нога? Кому гол? Последние две строчки, если, конечно же, убрать слово «иные», несколько вытягивают общее впечатление, но всё равно, не забивают количество глупостей, написанных автором в третьей и четвёртой строфе.
ЧЕТВЁРТОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ:
Не знаю, как такое могло получиться и, главное, зачем оно получилось так, но я решил и в четвёртый раз поговорить о Михаиле Свищёве. Стихотворение "Ленинградское лето". Понятия не имею, почему лето и почему Ленинградское, но если автору было угодно назвать именно так, а не как-нибудь иначе, допустим, "Зима в Нью-Йорке", "Ночь в Париже", "Лондонская весна", или, вот, по-моему, очень оригинальное название "Сыктывкарская осень", проще говоря, если автор назвал так, как он назвал, значит, он назвал так, как он назвал. Если вы ещё не запутались, то можете продолжить чтение со спокойной совестью. Если же ваш мозг не выдержал столь неясного начала, и вы потеряли нить повествования, то попробую упростить речь и повторить то же самое, только несколько в иной форме.
Четвёртым номером идёт стихотворение Михаила Свищева "Ленинградское лето". Почему четвёртым, а, не скажем так, пятым или вторым, третьим или первым, я не знаю. Я даже не хочу разбираться в смыслах своих поступков. Единственное, что могу сказать в оправдание, так это то, что оправдания мне, как такового, не требуется. Автор ведь пишет стихотворение не потому, что он пишет хорошее стихотворение или такое стихотворение, которое может занять четвёртое место в обзорах какого-то там Дмитрия Артиса, потому что, как говорится, надо заполнить пустующее пространство. Нет. Он пишет, потому что пишет. Вот и я пишу обзор только потому, что я его пишу. Ведь это так замечательно: делать то, что делаешь, думать то, что думаешь, чувствовать то, что чувствуешь, нисколько не оправдываясь перед окружающими тебя людьми.
______________________________________
Михаил Свищёв
"Ленинградское лето"
http://www.stihi.ru/2009/09/08/3583
Ты носила юбки прямого кроя,
и часы, как ноги, казались длинными.
Мы искали места для нашей Трои,
но все было занято чужими руинами.
То, что было сверху, считалось небом.
Всё, что было ниже, звалось по-разному –
женщины стояли в очереди за хлебом,
мужчины пользовались общественным транспортом,
паузы заполнял разноцветный воздух,
облака меняли своё течение.
Кое-где порой проступали гвозди,
но мы не придавали им большого значения.
Раз в неделю случались ночные смены.
Ровно в семь звенели ключи от бойлерной,
и тогда у нас появлялись стены
соседкиной комнаты с сырыми обоями,
где шуршал сквозняк в пожелтевшей вате,
и комод гордился забытой варежкой.
…У нее были целые две кровати:
на одной умерла мама, на другой – бабушка.
______________________________________
Человеческая логика зачастую существует вне себя самой. Шутки на тему "по утрам надев часы, не забудьте про юбку длинного кроя" или разговоры в булочной о том, как назвать то, что находится "ниже", видимо, пояса отменяются, поскольку перестают быть значимыми. Нас перестают интересовать такие вещи как, общественный транспорт, которым пользуются исключительно мужчины, под стать тому транспорту, который когда-то существовал в Америке и назывался "только для белых" или в период нацистской Германии "только для истинных арийцев". Начинают нравиться простые глупости, в которых, как по мановению волшебной палочки, под звон ключей от бойлерной появляются стены, но тебе не кажется странным даже то, что эти стены всего-навсего соседкиной комнаты, а не роскошного замка из доброй сказки про "Золушку". И, к слову сказать, эта комната имеет явные черты живого существа. Две кровати, которые когда-то принадлежали одна – бабушке, другая – маме, принадлежат ей. Не соседке, а ей. Тебя не смущает и то, что в стихотворении непонятно о чьей бабушке, и чьей маме идёт речь в самом конце. Это ближайшие предки самой соседки или же это предки комнаты соседки, ведь комната, как мы уже определили, поскольку является живым существом, имеет право на свою бабушку и свою маму. Тебя мало беспокоит специфичность, присущая, разве что, стихам пятиклассников, далёких от совершенства рифм варежка – бабушка, транспортом – по-разному. Ты даже не думаешь о том, что нужно сделать с ватой для того, чтобы она зашуршала. Ты просто читаешь стихотворение, потому что читаешь стихотворение. Видите, как всё просто? Любить можно даже за наличие недостатков и считать эти недостатки единственно возможным достоинством.
ПЯТОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ:
Буду верен традиции, которую сам для себя придумал, и напишу несколько слов о пятом стихотворении Михаила Свищёва, которое называется «Четыре оврага».
Испытываю некоторое раздражение, когда, читая стихи, не понимаю, о чём идёт речь, особенно если они (стихи эти) написаны достаточно складно, с приятной моему слуху интонацией и запоминающимися по-русски звучащими фразами. Вечно грешу на свою малообразованность, отсутствие необходимых знаний, культуру. Начинаю докапываться до смысла, искать его, зарываюсь в учебники, энциклопедии, ворошу интернет. Словом, трачу изрядное количество времени и, как в данном случае, всё равно ничего не понимаю. Это раздражает. Складывается впечатление, что большинство современных авторов ставит себе задачей запрятать смысл так глубоко, чтобы процесс его поиска занял у тебя такое количество времени, которого он ни черта не стоит.
____________________________________
Михаил Свищёв
«Четыре оврага»
http://www.stihi.ru/2009/09/08/3559
Наш город не помнил ни герба, ни флага.
Куранты на башнях прилежно хромали.
Больница, тюрьма да четыре оврага,
которые мы называли холмами.
И были, наверно, по-своему правы,
и жили, наверно, недолго, но просто.
И экс-прихожане двенадцати храмов
собой удобряли двенадцать погостов.
Лихие прабабки справляли столетья,
все сказки счастливо кончались венцами.
От браков рождались здоровые дети,
которые нас называли отцами
ни то по привычке, ни то по ошибке,
и вскоре ошибки своей устыдились.
Они до темна собирали пожитки
и все как один до светла уходили.
Они волокли чемоданы и лица,
они занимали вагоны и трюмы.
А после – ложились в чужие больницы,
а после – садились в далёкие тюрьмы.
И были, наверно, по-своему правы,
и жили, наверно, своими умами,
украдкой молясь за четыре канавы,
которые мы называли холмами.
____________________________________
Надо, наверное, поблагодарить автора за то, что разбираясь в его стихотворении, я прочитал уйму статей о Риме. Просмотрел изрядное количества фотографий в поисках "хромающих" курантов, ознакомился с архитектурой города, с храмами расположенными в нём, кладбищами, больницами и тюрьмами. Прочитал жизнеописания нескольких Римских Пап, их детей, куда-то волокущих непонятно чьи лица, и внуков. Ознакомился с историей возникновения государства в государстве, то есть, Ватикана, особо не напрягаясь тем, чтобы понять, кто такие лихие прабабки, упомянутые автором в третьей строфе. Дошёл до того, что выяснил, когда была построена в Риме железная дорога и успокоился.
Что примечательно, в этом стихотворении собраны практически все недостатки Михаила Свищева, как автора, о которых я говорил, разбирая предыдущие четыре стихотворения. Здесь есть и вечная попытка примерить на себя чужую жизнь, не обращая внимания на свою, и желание сказать красиво в ущерб смыслу, и неумение держать взятую в самом начале ноту, и нарушение логики.
PS.
Приглашаем всех, кто выразил своё мнение по этому обзору, на нашу конференцию:
http://stihi.ru/2012/03/30/9854