Совершишася

   
Мне этот мир чужой, и кто бы мог
подумать, что с душою сотворится,
которую, как птицу, Бог вдохнул
по вдохновению. Открытая страница
передо мной. Читаю и гоню
дурные мысли. Водка на столе
и чипсы, заштрихованные зверем.
Так пишет Воробьевский – я не верю,
но до утра был петушиный крик,
и трижды голова Петра в окне всплывала
и знаки странные показывала мне.
Но сети ее вылавливали. Веки
смыкаются. «Покайся», – показывал он рыбьим ртом.
Но лбом я опадаю на поля великой книги
и палою листвою засыпаю
и этот мир и отраженный на стекле:
Евангелие, чипсы на столе
и воды Стикса, текущие на Запад за окном
и отпечатки лап, ведущих к водопою.