Доброго всем дня!
Заменять заболевших экспертов (а в этом мне приходится практиковаться уже не первый раз) — занятие неблагодарное, ставящее дерзнувшего в заведомо уязвимую позицию «непрошенного гостя»: а кто ты, собственно, такой, чтобы вещать здесь на правах пифии?... где твои боевые шрамы, полученные на полях литературных баталий?.. где ордена и медали, упоминания и почести, заслуженные в ожесточенных литературоведческих спорах?.. где, в конце концов, хоть сколько-нибудь значимые плоды златоречивых поэтических трудов твоих, коими ты мог бы откупиться от особо разочарованных (по)читателей?… Их нет у меня. Равно как и нет желания открывать какие-то америки, давно уже обетованные, опустошенные и оплаканные впереди идущими колумбами. Данный обзор — не более чем повторение пройденного материала, пропущенного через призму эстетических и эгоистических (а как же без этого!) установок.
Уффф.. покончив с упреждающими реверансами и оговорками, начну, пожалуй, со стихов, которые могли бы оказаться в шорте, но в силу разных причин (не исключающих, впрочем, плохое настроение, несварение желудка и муху цц), до победного берега не дотянули.
ЛЮДМИЛА ОРАГВЕЛИДЗЕ, «Прощальное» — http://stihi.ru/2009/12/09/2214
Анатолию Чернышову
Овцы, овцы... Снова вы покорно
Курдюки несете по долине,
И бока, помеченные черным,
И бока, помеченные синим.
Вас пугают рытвины и плети,
Но попались вы совсем иначе...
Знали б, для чего ваш "благодетель",
Помечая шерсть, вас предназначил.
Овцы, овцы... Неужели схожи
Наши обреченность и незнанье?..
Смутный век! - он выберет нас тоже
Для кровавых пиршеств и закланья.
И пока, колдуя над тетрадкой,
Ищешь слов пронзительных и едких, -
Кто-то смотрит на тебя украдкой,
Отличая от других по метке.
________________________
Стихотворение, к которому сложно «придраться» на формальном уровне: хорошая техника, глобальность заявленной темы… я такие стихи называю академичными — облаченными в торжественные тоги, с лицом, на котором застыло выражение непреходящей глубокомысленной серьезности. И сама тема, и то, как она реализована, — все это уже было-было. Какие-то нюансы, привнесенные автором, не являются здесь настолько существенными, чтобы говорить о личной (=неповторимой, самостоятельной, штучной…) подаче. Академичность — не недостаток, это, скорее, этап (необходимый этап), через который (за редким исключением) проходят все авторы. Но горе тем, кто решает тут бросить кости (читай: остаться). Творчество — это в первую очередь дерзновение… освобождение от автоматизма и догматов.
……………………………………………… Смутный век! - он выберет нас тоже
……………………………………………… Для кровавых пиршеств и закланья. (с)
В том-то и беда — не выберет, не надейтесь. Прошли те времена, когда поэзия была «ворованным воздухом». «Фильтрация смыслов, очистка языка, испытание стереотипов на прочность» — вот, пожалуй, и все, что оставлено во владение поэту сегодня. Поэтому, когда очередное стихотворение позиционирует себя как гражданский манифест, апеллирующий к такой категории, как время, его пафос — вполне органичный, скажем, первой половине века двадцатого — в двадцать первом порождает у читателя разве что недоумение и скепсис. Попытки подобного рода, вызванные вполне искренними душевными порывами (бо какой же поэт не мечтает стать генералом (=пророком) и пострадать за правое дело), в сегодняшнем контексте будут выглядеть несколько притянутыми за уши. Сие совсем не значит, что об этом писать не надо или нельзя, но автор должен отдавать себе отчет в том, что это «опытные» стихи, продиктованные желанием добросовестно овладеть темой. Понимание сего поможет в дальнейшем отказаться от общественных пастбищ и найти свой — пусть и небольшой, но свой — лужок. Как мне кажется, именно в этом и цель, и суть, и конечный результат творческого развития.
[Автору я бы посоветовала обратить внимание на эпитет «едких» — на мой взгляд, не очень точное слово, поддерживающее, скорее, рифму, а не контекст].
АЛЕКСАНДР КРУПИНИН, "Тётя Клара" — http://stihi.ru/2008/11/22/4152
Тётя Клара давным-давно умерла.
Теперь она по ту сторону добра и зла.
И вслед за нею, как ни странно,
Исчезли, растворились в воздухе герои её романов.
Но я хотел бы коснуться одной истории,
Произошедшей в южном городе Евпатории,
Когда там бесчинствовала банда похитителей чемоданов:
Кошкодамов, Кашкадамов, Сулейманов, Хламов.
На пляже имени Фрунзе, где золотой песок,
Раздался тонкий девичий голосок:
«Украли, украли, сволочи мой чемодан,
А там почти законченный новый роман».
Это юная тётя Клара приехала в Евпаторию
Дописать роман и заодно отдохнуть у моря.
Но банда похитителей чемоданов
Вмешалась в исполнение тётиных планов.
Тёте Кларе даже не пришлось обращаться в милицию.
По счастью на пляже лежал известный сыщик Криницын.
Он выследил этих похитителей чемоданов,
И в гостинице «Крым» им был застрелен гнусный бандит Сулейманов.
И потом после жестокой драки
У знаменитого озера Мойнаки,
В самом сердце евпаторийских лиманов
Он обнаружил склад украденных чемоданов.
Тётя Клара была весьма симпатичной особой,
Только нос у её был всегда какой-то особый.
Поэтому сыщик Крискентий Криницын
В тот же день на ней захотел жениться.
Но она отвергла его матримониальные планы,
Главным смыслом жизни её всё-таки были романы.
Тётя Клара давным-давно умерла,
И, кроме меня, никто не помнит про эти дела.
В старости стала она страшной и горбоносой,
С хриплым голосом и всегда с папиросой.
Работала медрегистратором в Куйбышевской больнице
И едва сводила концы с концами, как говорится.
Но со страстью какого-то наркомана
До самых последних дней писала свои романы,
От исторической саги «Герои Плевны»
До бытовых зарисовок «Зрелые годы Марьи-царевны».
А тогда ей роман удался на славу.
После этих событий она написала последние главы
«Мероприятие без начала и завершения»,
«Барски-пренебрежительное отношение»,
«Появление нового бессовестного персонажа»,
«Нанесение странного и сомнительного макияжа»,
«Кража»,
«Вот, вот и вот»,
«Сыщик играет на флейте гавот»,
«Последнее искушение Клары»,
«Фанфары».
_____________________
Стихи Александра Крупинина отличает внятность — на уровне слова, сюжета, структуры. И это стихотворение не является белой вороной. Но, признаюсь, впечатлило оно меня все же слабее, чем то, что читала ранее. Окинув взглядом мммм…не маленький объем, в первую очередь задалась вопросом: что сделал автор, чтобы «грузить» читателя столь долго? Да, как я уже говорила, — внятность, да — трогательная наивность, позволяющая присоединиться к лирическому герою в едином порыве соучастия и сочувствия, да — ритмический рисунок, держащий в некотором напряжении и не дающий заснуть уже к середине текста… Но почти 60(!) строк, 50 из которых представляют собой довольно простенький алгоритм: жила, влипла в историю, умерла. Перескажи сие бытописание прозой, и мало что изменится. Что же остается читателю, настроенному все-таки на некий п о э т и ч е с к и й месседж? Вот именно — последняя строфа и еще, пожалуй, какая-то очень целомудренная ирония, почти не свойственная нынешнему времени. Не скажу, что этого мало, но, как мне показалось, — не достаточно. Однако, вполне возможно, в данном случае автор не дотянулся до самого себя (имхоимхоимхо).
ИВАН ЗЕЛЕНЦОВ, "Небо на двоих" — http://www.stihi.ru/2010/07/24/1072
заноза в сердце, под покровом тьмы,
при свете дня так много раз по кругу
прошли часы с тех самых пор, как мы
с тобой чужими сделались друг другу -
мне кажется, что утекли века,
что люди сотни войн перетерпели,
и где-нибудь смогли наверняка
взлететь на воздух несколько империй,
и порасти развалины плющом.
я даже перестал с твоим плащом
плащи случайных путать незнакомок.
душа темна, как лестничный пролет,
но где-то в глубине болит обломок
любви и светит вечность напролет...
...одна-другая вечность - и пройдет.
не умер я и не сошел с ума,
тюрьма меня минула и сума,
плыву по миру, словно легкий глайдер.
покуда кверху задрана башка,
я веселей китайского божка.
люблю гулять один, на небо глядя.
там кто-то вяжет белые банты,
там синева густа и ядовита,
и знаю я - под тем же небом ты
остришь и врешь, смеешься, пьешь мохито,
закинув ногу на ногу, сидишь,
пускаешь дым в уютный сумрак бара,
и юному вздыхателю твердишь,
что ты ему, а он тебе - не пара.
начав вести обратный счет по дням,
клянешь судьбу. готовишь ужин мужу.
брезгливо юбку длинную подняв,
спешишь в метро, перебегая лужу...
ты смотришь вниз, но, в сущности, легка
вся жизнь твоя. и я с тоски не вою.
...но в этой луже те же облака,
что над моей летают головою.
и росчерки одних и тех же крыл
их поутру окрашивают алым.
знать, кто-то добрый нас с тобой укрыл
московским небом, словно одеялом,
и мы проснемся где-нибудь не здесь,
коль вообще такое место есть...
а нет - прощай. прости, все это не о
моих мечтах и горестях твоих.
у нас с тобой одно лишь только небо,
одно лишь только небо на двоих.
лишь не и бо, лишь только бо и не.
взгляни в него.
и вспомни обо мне.
_______________________
Стихотворение Ивана для меня совершается и завершается в первой строфе. И она самодостаточна и замечательна. Дальнейшее напоминает звяканье серебряной ложечки о стенки пустого стакана: музыкально, ритмично, уверенно, но стакан-то пуст. Да, есть удачные места и образные находки, да, в виду профессионализма автора читать, несмотря на постоянную смену метрических и ритмических декораций, комфортно, но носителем какой-то н о в о й информации оставшийся текст не становится — ни внутри себя (то есть по отношению к тому, что уже было сказано в первой строфе), ни снаружи (то есть по отношению к читателю, знакомому с творчеством ИБ и не только).
Посредством слов поэт на глазах у изумленного читателя может сотворить ветер, одиночество, боль разлуки…чудо, наконец, а может просто попереставлять в его голове мебель. В последнем случае какой-никакой эффект новизны, конечно, будет достигнут, но откровения… подарка, которые и есть суть поэзии, кровь ея, увы, не случится. Может статься, что читатель, благодушно или даже восхищенно созерцающий чуть изменившуюся обстановку, не заметит подмены, но текст обмануть нельзя — инерция, едва ощутимая пробуксовка, не видимые глазу, будут все равно улавливаемы на слух.
Невольно вспоминаются строки из стихотворения, номинированного в этом же туре:
…………………………………………….… а я всё шёл, вернее, ковылял,
………………………………………………. ещё вернее, длил свои печали (с).
Длить — и небезуспешно — текст (особенно при наличии довольно хорошей технической подготовки и версификационного потенциала) можно довольно долго, но к плетению словес это будет иметь отношение большее, чем к поэзии.
Можно еще много говорить о емкости поэтического высказывания, особенно актуальной для нашего перенасыщенного информационными раздражителями времени, ибо только в этом случае сообщение имеет шанс быть услышанным, но я, кажется, и так уже увлеклась, поэтому пора переходить к следующему стихотворению.
[«что ты ему, а он тебе - не пара»; «обратный счет по дням» — как ни крути, а глаз и ухо напрягают].
ДОКТОР ГУМИС, "Морошка" — http://www.stihi.ru/2011/01/03/8106
Жизнь, покорми меня с ложечки, покорми
Этой предсмертною пушкинскою морошкой.
Свет за окошком - пурпурный? алый? кармин?
Слова не вспомню, но благостный цвет и хороший.
Жизнь, протяни мне пару мелких монет,
Не уходи, останься со мной навеки.
Утренний утренний радужный тихий свет
Тяжестью медной на медью покрытые веки.
_______________________
Тексты меняются, проблемы все те же. Прекрасная первая строфа [я бы убрала из последней строки союз «и» или слово «цвет» и оставила что-то одно], и, опять же, прекрасная — если не заморачиваться на уже обетованный корпус текстов — вторая, но как же ж не заморачиваться-то. Это формат обзора позволяет заниматься вещанием избитых истин, поэзия же обязывает всякий раз быть колумбом и открывать америку заново. Так вот во второй строфе америка все та же, поменялись разве что цвет парусов на флагмане и количество матросов в команде.
ВЛАДИМИР МЯЛИН, "В простылом тазу, где отбита эмаль..." — http://www.stihi.ru/2010/11/19/8273
В простылом тазу, где отбита эмаль,
Замёрзла зима, как на грех.
И колешь в тепле твердоклювый миндаль
И грецкий волнистый орех.
А в печке, треща, веселятся дрова,
Огню подставляя ладонь.
И к ночи – дощатая сказка жива,
Как пешка
И шахматный конь.
И слушаешь,
слышишь её немоту,
В висках ли,
в поленьях,
в щелях...
Зима разложила сушить бересту,
Зажгла серебро в волосах.
И странно, и страшно, что ночь у крыльца,
Что месяц безлик и остёр,
Что свищут дрова – и гудит без конца
Заснеженный времени бор.
____________________
Вот вроде бы всем стихотворение Владимира Мялина лепо: и музыкально, и в меру образно, и по-хорошему обыденно (=узнаваемо), и сдобрено этакой неброской новизной. Однако ощущение благополучия смазывается при более близком знакомстве с текстом, хоть и не рассеивается окончательно.
Читаем две первые строфы: тепло («и колешь в тепле»), неголодно (колешь миндаль и грецкий орех), весело («веселятся дрова»), звучно (дрова «трещат»), живо («сказка жива»), — все эти маркеры недвусмысленно ориентируют читателя на определенное — благодушное — настроение. Настроение, к слову сказать, понятие в данном случае ключевое: весь текст им пропитан, заполнен под горлышко; именно настроение (не сюжет) ведет автора, диктует, выстраивает и цементирует стихотворение. Но именно настроение, начиная с третьей строфы, расходится с «генеральной линей партии» и мотыляет куда-то в сторону без всякого предупреждения со стороны автора: только-только орехи кололись (звук), дрова веселились, трещали (звук), сказка жила, и вдруг — «И слушаешь, слышишь её н е м о т у ». А как же колющиеся орехи, трещащие дрова (звук!звук!звук!) и то ощущение жизни и динамики, которым дышат предыдущие строки?
Дальше — больше: «И странно, и страшно, что ночь у крыльца», — почему странно, отчего страшно, ведь все так хорошо начиналось. Где в тексте автор расставил сигнальные флажки, чтобы подготовить читателя к этой перемене погоды? Дрова в финале уже не весело потрескивают, а свищут, бор (времени) — гудит… сколько звуков, однако еще в третьей строфе лирический герой вслушивался в «немоту» (коя есть — тишина, отсутствие звуков). Подобные кувырки через голову хороши для детективных романов, а в таком прозрачном небольшом тексте-настроении хочется большей выверенности, обусловленности, внимания к к а ж д о м у (не побоюсь этого слова) слову. В итоге читатель (то бишь я) банально запутался в сменяющих друг друга эмоциях и не смог получить максимум удовольствия от процесса (ключевое слово здесь — «максимум», ибо зачем тогда все это нужно).
ДЯДЯ ЗРЯ, "лишь я" — http://www.stihi.ru/2009/09/22/5655
Энтузиасты рыщут скифских баб
И пойло пьют в кюветах придорожных
Лишь я так одинок, раздет и слаб,
Храню себя в движениях несложных.
Ботаники куражатся в траве
И лепестками скатывают губы,
Когда с цветка летит латинским вэ
Цыганский князь, кузнечик саблезубый;
А бортники... в густом роении пчёл
Не видя смысл, а только блажь и роскошь,
Упархивают в междуречье сёл,
Как книга та, которую прочёл,
Когда она в огонь летит — наотмашь.
_____________________
Опять же-таки чудесное, на первый взгляд, стихотворение: насекомая (и не только) жизнь насекома и зрима, образно оригинально обыграна. Но и еще раз но… — произведение называется «Лишь я» и, как мне думается, должно (даже при условии, что текст и автор никому и ничего не должны) содержательно быть развернуто таким образом, чтобы подчеркнуть заявленную еще в названии непохожесть лирического героя, его противопоставленность остальному миру.
Но если в двух первых строфах неодинаковость еще как-то обнаруживается, то третья строфа в плане выражения основной идеи не поддерживает оную, а, скорее, размывает. Замечу, что строфа эта в принципе менее внятна, чем предыдущие: чтение книги, когда она летит в огонь, — занятие сомнительное, равно как и «полет наотмашь» (или «чтение наотмашь» — с этим тоже не все ясно); языковой сдвиг в этом случае, наверно, можно списать на художественный прием (особенно, если текст очень нравится), но вкупе с озвученным чуть выше от финальной строфы хочется большей ясности.
ТАМАРА САФАРОВА, "Где без памяти падают ливни..." — http://www.stihi.ru/2010/09/19/5029
Где без памяти падают ливни,
Где пахучий настой тополиный
С горьким привкусом сорванных трав
Постоянен, как крови состав
Где угаданным детским желаньем
Островок одуванчиков ранних
На зеленой траве у крыльца
Всякий раз восторгает сердца,
Где в густой душноватой полыни
Можно вышептать чьё-нибудь имя.
Где налившимся яблоком вдруг
Летний день выпадает из рук...
______________________________
Долго думала, включать или нет это стихотворение в шорт и, признаюсь, несколько раз меняла свое решение. Сказать, почему оно попало в шорт, наверно, было бы проще, чем объяснить, почему не попало. «Негромкая задушевная прелесть, простота поэтического синтаксиса, спокойствие интонаций» — все, что свойственно т/н тихой поэзии, здесь на месте и к месту. Но чего-то все равно не хватает. Законченности, какой-то дооформленности… четкости поэтического высказывания. По сути целых 12 строк автор о чем-то говорит, нанизывает один элемент пейзажа/речи на другой, но я не вижу нити, которая бы держала и связывала все это воедино. Здесь уже на уровне синтаксиса нет законченного предложения — текст начинается со слова «где», но что «где»? «Где» требует уточнения или продолжения, однако в тексте об этом — ни слова.
Если бы, к примеру, озаглавить как-нибудь текст, то есть обозначить в самом начале, о чем пойдет речь, а «где» заменить на «там», то произведение приобрело бы ту законченность, к которой стремится любое связное высказывание:
Проиллюстрирую:
«Детство»
Там без памяти падают ливни,
Там пахучий настой тополиный
С горьким привкусом сорванных трав
Постоянен, как крови состав…
Etc…
ГЕННАДИЙ РУДНЕВ, «Какая долгая зима» — http://www.stihi.ru/2009/10/17/7108
Какая долгая зима!
Уж погреб пуст. Подорожает
до будущего урожая
опять картошка. Ждет сума
детей моих. И, как ни врешь,
а посох свой сгибаешь круче,
чтобы удобнее канючить
на пропитанье медный грош.
(…)
Ответь безбожнику с клюкой:
отсюда ль греховодным чтивом
предвосхищать велеречиво
всю жизнь с протянутой рукой?
И вновь испытывать раба
в его неверии убогом?..
Какая дальняя дорога!
Какая скучная судьба!..
[и да простит меня автор, что не привожу произведение полностью: большой объем + тот факт, что формально к тексту никаких нареканий нет, зато есть ссылка для желающих освежить память]
___________________
Стихотворение, решение по которому также склонялось то в ту, то в другую стороны. Потенциал и мастеровитость автора — вне сомнений. Но на протяжении чтения не покидало ощущение какой-то избыточности.. перебора. Мне не хватило легкости и (как ни странно) чувства меры.
Кроме того, стихотворение апеллирует к академической метрике, практически не востребованной сегодня: современной поэзии, втянутой в конце прошлого-начале нынешнего вв. во всевозможные «языковые диверсии», сжимающей в одной руке уже надкусанное яблоко верлибра, свойственна несколько иная просодия.
Стоит, пожалуй, остановиться на еще одном внутреннем интуитивном моменте. Поэтический текст (любой текст и любое произведение искусства вообще), как бы ни был близок к жизни, всегда по отношению к ней условен, то есть он никогда не сможет отобразить и рассказать ее достоверно. Стихотворение Геннадия — имхоимхоимхо — на эту достоверность претендует (или намекает, пусть и неосознанно). Но когда языком поэтического произведения становится достоверность, стихотворение перестает быть самим собой, сближаясь, скорее, с дневником, записной книжкой, мемуарами.
Природа искусства такова, что чем большее оно обнаруживает сходство с жизнью, чем реалистичнее стремится ее отобразить, тем сильнее, обостреннее и пронзительнее в нем должно ощущаться чувство условности. «Над вымыслом слезами обольюсь», — писал Александр Сергеевич по этому поводу. Между произведением и жизнью, им описываемой, всегда должен оставаться какой-то зазор, способный вместить еще как минимум читателя/зрителя/слушателя/ — адресата с его жизненным опытом, ассоциативным багажом, многочисленными привычкам и роднёй. А в данном разговоре автора с самим собой читатель — как мне показалось — излишен, ему не хватает здесь ни воздуха, ни места.
КЫСЬ, "сансара" — http://www.stihi.ru/2005/09/04-1199
……………………… … «Я знала лишь то, что он есть
…………………………. И то, что он дважды рожден.
……………………… … Но увидев в руке его белый лотос,
…………………………. Я поняла – это он».
…………………………. Белая Гвардия
Кузнечик в небе. Шепот стрекозы._________________ значит, «шепот», хорошо…вернемся к этому в конце текста…
Тревожит гладь чернильного пруда_________________ звук (тем паче производимый шепотом), тревожащий гладь воды, — ммм… ну разве что только в качестве уж очень большого художественного преувеличения.. нет, все равно сомнительно более чем.
Слова не оставляют борозды -
Не принимает лексику вода.
Стоит стакан, в котором мёртвый жук,
Он захлебнулся лексикой и сдох.
Ракушка в ухо шепчет слово «жуть».
Ушел под воду пароход эпох.______________________ языковая логика принесена в жертву рифме: все-таки «пароходы эпохи», «пароходы эпох» или «пароход эпохи».
Язык застрял во рту, иду ко дну,
Цепляя корни, косточки морфем,
И каждой клеткой ощущая глубину._________________ строчка метрически хромает, а поскольку она единственная в своем роде, сие сильно бросается в глаза.
Подушки смерти раскидал Морфей.__________________ морфея, однако, с большой натяжкой можно считать апологетом смерти…
Не слышен треск кузнечиков, стрекоз,_____________ теперь уже треск стрекоз, но «шепот» (вначале был шепот) и «треск» — в звуковой плоскости явления разных порядков.
Давно затихла болтовня ветров:
Гвоздь тишины прошил меня насквозь.
Родился человек, и умер Бог.
________________________
Интересное стихотворение, которому, на мой взгляд, не хватает точечной шлифовки. Плюс некоторое недоумение вызывает необходимость и органичность эпиграфа.
МИХАИЛ ДЫНКИН, *** — http://www.stihi.ru/2010/10/05/2583
было:
по глазу на каждом пальце
ангел с трубой в радиоактивных тучах
по минному полю медленно шли китайцы
и несли иероглиф, написанный бурой тушью
было:
синица в реке, а журавль в нёбе
траурный парус, если плывешь на полюс
мальчик, пронзённый стрелою, бежит к Ниобе
падает, не успев...
громыхает поезд
в числителе – осень
вечер убит при Левктрах
в знаменателе только тусклый огонь от спички
я хотел бы стать невидимой частью спектра
и предсказывать прошлое по морщинам пифий
________________________
Стихи Михаила Дынкина люблю давно. А в этом случае, очевидно, мы с номинатором несколько разошлись во вкусах.
_____________________________________________ ***
Итак, финальная «десятка».. точнее, — «восьмерка», выглядит следующим образом:
ЮРИЙ КОНЬКОВ, "ни о чем"
http://stihi.ru/2011/02/03/8538 номинатор Марина Немарская
PLAHOV, ***
http://www.stihi.ru/2011/02/07/5235 номинатор Марина Немарская
КОНСТАНТИН СТЕШИК, "лошадки"
http://www.stihi.ru/2010/10/14/351 номинатор Андрей Федосеев
ЕГОР ТРУБНИКОВ, "Nyctophobia"
http://www.stihi.ru/2009/09/07/406 номинатор Павел Самсонов
ДМИТРИЙ АРТИС "Пустой город..."
http://stihi.ru/2008/07/05/472 отборочный тур БЛК
НАСТАСЬЯ БАРАШКОВА, "Ваше ангелоподобие"
http://www.stihi.ru/2011/02/07/9219 номинатор Наталья Чекова
НИКОЛАЙ СТОЛИЦЫН, "Занимательная эсхатология. Ягненок"
http://www.stihi.ru/2010/10/02/4652 номинатор Регина Соболева
***АНДРЕЙ ХАНЖИН, "Короткая ночь"
http://stihi.ru/2007/04/07-915 номинатор Турунтай
***ИРИНА СВЕТЛОВА, «Три письма из далекого мая...»
http://stihi.ru/2009/05/08/7002 номинатор Евгений Петропавловский
*** О двух последних стихах хочется сказать особо. Стихотворение Андрея, даже на мой своеобычный вкус, весьма эклектично, цветасто, выпукло и громко, но непричесанность и буйство красок в данном случае не мешают воплощению той художественной задачи, кою возложил на себя автор. Мне нравятся свобода, эмоциональность и та уверенность, с которой автор разминает свои поэтические мышцы и пробует на зубок наши эстетические идеалы.
/*Ошибки вижу, но закрываю глаза/
К произведению Ирины изначально отнеслась с предубеждением [не люблю длинных прозаических эпиграфов и тема слишком ко многому обязывает; мне мало встречалось стихов, где она была бы достойно решена], которое так до конца и не удалось преодолеть. Сам текст далеко не идеальный (в той мере, коя отличает работу мастера), местами подражательный, но вместе с тем автору удалось избежать излишней пафосности, праведного гнева, сантиментов и остаться искренним — что ценно.
Есть желание сказать еще о многих конкурсных стихах: «Считалочке» Евгении Костюковой, которая глянулась более, чем стихи, попадавшие на блк раньше, «Ком. 312» Миши Свищева, что нравится меньше, чем другие его стихи, и только поэтому осталась обделенной, о стихотворениях Дениса Яцутко и Ильи Бестужева, резвящихся за гранью моей оценочной системы, бо в ней не нашлось критериев, к которым их можно было бы хоть как-то приложить и т.д. Любое стихотворение из лонга достойно отдельного разговора, но, к сожалению, ни рамки обзора, ни мои физические возможности к этому не располагают.
_____________________________________________ ВМЕСТО p/s
На днях наткнулась в Сети на стихотворение Николая Байтова:
Распили бревно – и там найдешь меня.
Мне вреда не причинит твоя пила.
Обе половинки распили бревна –
вновь найдешь меня без всякого вреда.
А попробуешь прибить к бревну гвоздем,
чтобы был уловлен я и уязвлен,
чтоб доступен был в любые времена –
глядь и нету ничего, кроме бревна...
Не грусти: вот свет, завязанный узлом.
Развяжи его – и вновь найдешь меня.
Примерно то же самое ощущаю всякий раз при попытке ухватить поэзию за локоток. Пока рассуждаешь о технике… вкусах (то есть об одежках, в кои поэзия имеет обыкновение кутаться), нога еще ощущает хоть зыбкую, но все же почву, но стоит только замахнуться на большее и попытаться уловить и объяснить чудо поэзии, мелькнувшее в том или ином стихотворении, как все логические построения и обоснования рассыпаются словно карточный домик, оказавшись на поверку все теми же одежками, имеющими к поэзии отношение весьма и весьма утилитарное. Поэтому обзор в своих попытках приблизиться к истине что-то, надеюсь, объясняет, хоть и не объясняет ровным счетом ничего.
Поэзия — это искусство у-молчания…
………………………………………………Истомилась душа обживать равнодушье предметов...
………………………………………………Уведи меня, брат, в беспредельную даль бытия,
………………………………………………Где пасётся в молчанье блаженное стадо поэтов,
………………………………………………На медовых устах золотые улыбки тая.(с)