Седеют тучи в небесах,
Холодный ветер свищет.
Вот-вот и полночь на часах –
“Пора бы на кладбище”.
Собрал на кладбище жених
Гроздь молодой рябины,
За поясок семян льняных,
Шиповник и барвинок.
Неверный свет осенних звезд
Да полумесяц мутный.
“Ну, вот… тропинка… лес… погост…
Теперь – не оглянуться б!..”
Едва прошел в полночной тьме –
То лесом, то кустами.
Пришел, и аж остолбенел:
Могила-то пустая.
Расшатан, повалился крест,
Земля с могилы в кучу,
На дне могилы – гроб отверст.
“Ну,– думает,– тем лучше!”
В труну шиповник положил,
Сжал в кулаке рябину
И гроб с землею окропил
Да разбросал барвинок.
Домой пришел до петелей.
Улегся под иконы.
Уснул с лампадкой. И во сне
Идет к нему покойник.
“За что ж ты так меня, дружок?
Пришел, все мне изгадил
И не пускаешь на порог;
Мне ж спать-то где-то надо!”
“Ну-ну, рассказывай давай,
Зачем был на женитьбе?”
“Так ты же сам меня позвал –
Меня и отпустили”.
“Ну, полно! хватить заливать!
Чего больной ребенок?”
“А мне откуда это знать?
Ведь он же полугодок”.
“Не человек мое дитё:
В нем семя не живое.
Пока отца мне не найдешь,
Не будет те покою!”
“Чего уж тут скрывать теперь…
Я знал твою девицу:
Любили мы друг друга с ней,
Хотели пожениться.
Отец ее мне дал отказ –
Холодный и жестокий,
Мол, дочка вон кака у нас –
Ты ей и не в подметки
Пошел в корчму, вина купил.
Напился до безумства,
Нарочно баню натопил
Да в ней и задохнулся.
Все думали, кто на земле,
Что был несчастный случай.
А здесь-то я ни тем, ни тем
Ни на кой ляд не нужен.
Потом и ты был, пригласил.
На Фоминой неделе.
А я подумал, да решил:
“Чай, все же веселее”.
А уж потом, узнал когда,
Кто у тебя невеста,
Такая горькая беда
Закралася мне в сердце.
Я у калитки посидел,
А там, как вы задрыхли,
Я через каменку влетел
И с ней… ну… в общем… в смысле…”
“Да будь ты проклят!” “Я уже”.
“Как мне вернуть младенца?”
“А ты пойди, скажи жене:
Ей все это известно”.
Отец жене все рассказал,
Дал чесноку, барвинку.
И вот она весь день в слезах
Сбирается на цвинтар.
Взяла полынь, ребенка, рожь,
Топор, свечу и косу
И, как ударило полночь,
Отправилась к погосту.
Полынью высыпала круг,
Свечу воткнула в землю:
“Ни человек живой, ни труп
Здесь не пройдут, ни звери!”
Дитё меж кругом и свечой
На землю положила
И крепче левою рукой
Топор свой обхватила.
Поют русалки у реки,
Нетопыри порхают.
Стоит невеста средь могил
И заговор читает:
“Восстану с солнцем ото сна,
Туманами умоюсь.
Пойду на полночь, и луна
Мой путь от глаз сокроет;
Пойду я от дверей к дверям
И из ворот в ворота,
И звезды путь мой сохранят
С порога до порога!
Гори-цветок, живи-вода,
Седой тысячелистник
Да сохранят мя без вреда
Отныне, днесь и присно!”
Все мёртво в серебре луны,
Как крест вдруг зашатался
И из полугнилой труны
Зеленый труп поднялся.
“Нешто пришла? Нешто одна?
А ежли застращаю?”
Она швырнула рожь к ногам,
Читать не прекращая:
“Вода, земля и небеса,
К вам, ваша дочь, взываю!
Болота, реки и леса,
Вас словом заклинаю!
Не дуйте, ветры, дождь, не лей!
Замри, живущий в смерти!
Пропой, велю тебе, петель,
Да сгинут в пекло черти!”
“Хотела что ли обмануть?
Дак мне-то лишь потеха.
А ежли я тебе швырну?
Не соберешь вовеки!”
Невеста от плеча дитё
Как рубанула в темя.
“На, забирай себе свое!
Мое губить не смейте!”
Кровища брызнула в лицо.
И лишь разжала руку,
Чернеет перед мертвецом
Топор, застрявший в чурке.
Покойник потемнел, как грязь,
Защелкал мертвой пастью
И начал с клокотом шептать
Какие-то заклятья.
Слова, хоть были и глухи,
Гремели, как железо.
Но вот пропели петухи,
И разом все исчезло.
Чуть погодя, испив росы,
Лицо утерши кровью,
Невеста лезвие косы
Воткнула в изголовье.
Домой вернулась кое-как:
Малютка дремлет в зыбке –
Румянец рдеет на щеках,
А на лице – улыбка.
Невеста после мертвеца –
Что подпустила к телу –
Болела сильно без конца
И к Семику успела.
Похоронили в пеленах
В одной земле с тем трупом.
Замест креста у ней в ногах –
Топор, в чурбан воткнутый.
Конец третьей части.
Начало см.:
http://stihi.ru/2011/02/14/1539 (часть первая: "Свадьба")
http://stihi.ru/2011/02/14/1548 (часть вторая: "Младенец")
Из цикла "По старому присловью..."