Партизаню...Это была позиционная женская война внутри ячейки общества. Она не любила отца и вдогонку меня, чаще звала не по имени, а обидными кличками. С тех пор деготь стал моим вторым я. Взаимность бывает не только в симпатиях, в частном детском лексиконе больше обращения, чем "бабка", она не заслуживала. В войну, избитая полицаями за приют партизан, она полгода влежку провела на печке, выжила. Родители жили бедно, как может жить каменщик и декретная советская женщина? Я сильно болела, постоянно на краю - то воспаление легких, то беспросветная экзема. Фрукты и овощи были неведомым раем на маргариновых завтраках/обедах/ужинах. Бабка была скупа на слова и эмоции, все тепло ушло к ногам благоверного, души компании, гревшей чужих солдаток в селе, похожем после войны на гарем без шаха. Сколько у меня бегает незаконных родственников в далекой Беларуси - не знаю. Эта сухость хорошо легла на особенности бабкиной фонетики, огрубление "и", где слово мир звучало более подходяще к тому, что он представляет - "мыр" точно так же трансформировало и мое имя. Карма всунула эту фонему в мое имя, сделав козлом отпущения и без вины виноватой в период цифры. Чтобы вернуть витамины в мое детство, бабка ходила на местный рынок и воровала: огурцы, яблоки, груши... Теперь я на этом рынке ворую грузики на удочки из свинца и саморезы, спасаясь от русской весны, разыгравшей карту подобий на тысячах невинных жизней. Только ли воровала? Какие грехи еще есть на моем счету: гореть мне в аду на кострах русской классики. Все было. Все заповеди честно нарушены. Спасибо, что не любила, бабушка. Зато выживать научила, партизаню по-тихоньку... © Copyright: Кшесинская Деметра, 2024.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
