Наш Журнал - написанные рецензии
На странице отображаются рецензии, опубликованные 05.2024 в обратном порядке с 3 по 1
Показывать в виде списка | Развернуть сообщения
Показывать в виде списка | Развернуть сообщения
Рецензия на «Наш журнал» (Наш Журнал)
Отрывок из статьи Н.Эйдельмана "Учитесь читать!" (полностью её можно прочесть здесь: ( http://www.znanie-sila.ru/people/issue_42.html ):
"... не будем предвосхищать событий. Перед вами — первый опыт.
Просим вместе с нами медленно прочесть кое-что из Пушкина.
XXXIX
…Но отдаленные надежды
Тревожат сердце иногда:
Без неприметного следа
Мне было б грустно мир оставить.
Живу, пишу не для похвал;
Но я бы, кажется, желал
Печальный жребий свой прославить
Чтоб обо мне, как верный друг,
Напомнил хоть единый звук.
XL
И чье-нибудь он сердце тронет;
И, сохраненная судьбой,
Быть может, в Лете не потонет
Строфа, слагаемая мной;
Быть может (лестная надежда!)
Укажет будущий невежда
На мой прославленный портрет
И молвит: то-то был поэт!
Прими ж мои благодаренья,
Поклонник мирных аонид,
О ты, чья память сохранит
Мои летучие творенья,
Чья благосклонная рука
Потреплет лавры старика!
Разбирать мы будем в основном последнюю строфу, но ее ведь нельзя оторвать от предшествующей.
Итак, четырнадцатистрочная онегинская строфа: сороковая и последняя во второй главе пушкинского романа (сразу заметим это обстоятельство, потому что финальные строфы каждой из восьми глав несут особенную нагрузку, содержат завершающую, ударную мысль подобно тому, как в пределах каждой строфы финальным аккордом звучат две последние, заключительные строчки).
В комментариях и учебных пособиях к поэме Пушкина обычно ограничиваются двумя примечаниями к финалу второй главы:
1. «Аониды» — то же самое, что музы;
2. «Потреплет лавры старика!»
«Пушкин вспомнил выражение своего лицейского учителя профессора Галича, который временно, вместо заболевшего Кошанского, преподавая латинский язык, часто отвлекался от своего дела разговорами, а потом возвращался к одному из классиков со словами: «Ну, теперь потреплем старика!» В сибирской ссылке Кюхельбекер также вспомнил это выражение своего учителя — в его дневнике 2 февраля 1832 года читаем: «Примусь опять за Гомера: пора, как говаривал Галич, потрепать старика» (комментарий Н. Л. Бродского).
Но перечтем сороковую строфу, медленно и внимательно Пушкин тепло, можно сказать, нежно благодарит, но кого же — невежду!
Издевается, как видно…
Все же разберемся сначала. Имело ли это слово в пушкинские времена тот же смысл, что и сегодня? Ведь некоторые выражения осмыслялись в ту пору не так или не совсем так, как позже. Например, порицая литераторов, восхвалявших Екатерину II, Пушкин восклицает «Подлость русских писателей для меня непонятна!» Фраза, конечно, очень резкая, но все же не столь резкая, как может показаться на первый взгляд. Подлость здесь обозначает пресмыкательство, лесть (сегодня мы бы употребили разговорное словцо «подлизывание») — все это отрицательные характеристики, но не самые уничтожающие.
О «невежде» несколько лет назад специальную статью написала М. Меликьян. Исследовательница нашла, что среди двадцати шести случаев употребления этого слова поэтом не раз оно встречается в знакомом всем нам, «современном» смысле: старику Дубровскому успел пустить кровь «уездный лекарь, по счастию не совершенный невежда», о Ленском сказано — «он сердцем милый был невежда».
Однако нашлись примеры с несколько иным смыслом.
Генерал Киселев — это «враг коварства и невежд», причем по смыслу видно, что невежды тут какие-то очень важные люди, не ниже, если не выше самого генерала.
Пушкин о себе:
Все тот же я — как был и прежде;
С поклоном не хожу к невежде…
В другом месте поэт презирает «святых невежд, почетных подлецов»; невеждами названы и литературные противники, например адмирал писатель Шишков, который вообще-то был человеком очень образованным и неглупым. Иногда под невеждой подразумевался и сам государь Александр, который, как известно, получил блестящее воспитание. М. Меликьян приходит к выводу, что «кроме людей, невежественных в обычном смысле слова, Пушкин называл невеждами литературных и политических ретроградов».
Итак, тогдашние, начала XIX века, невежды находятся в определенных отношениях с Александром Сергеевичем. Но что же будет завтра, каков будущий невежда, которому такая похвала в «Онегине»?
Настала пора обратиться к пушкинским черновикам.
Черновики Пушкина ныне полностью напечатаны в приложениях к академическому семнадцатитомному изданию сочинений поэта. Огромная, иногда нечеловеческая, фантастическая работа была произведена замечательными мастерами-текстологами для того, чтобы мы могли сегодня войти в пушкинскую лабораторию; в те, по многу раз перечеркнутые и переделанные черновики, которые поэт не выбрасывал; или — то, что отвергнуто мастером, но позволяет увидеть нам весь ход его мысли…
Черновики к первым главам «Онегина» попали в академическое издание из огромной тетради (предназначенной прежде для «бухгалтерии» кишиневской масонской ложи «Овидий»). На одной из первых страниц той тетради майской ночью 1823 года появилась быстро и коряво написанная строка «Мой дядя самых честных правил…», затем побежала первая глава романа, за ней — вторая. Незадолго до интересующей нас строфы с «невеждой» Пушкин по своему обыкновению поставил дату «8 декабря 1823 год. Ночь».
Одесская зима, двадцатичетырехлетний поэт. На листе находим:
Быть может, лестная надежда,
Укажет с кафедры невежда…
Здесь Пушкин, очевидно, задумался и решил «не уточнять образа», сделать его более обобщенным. Он зачеркивает вторую строку и пишет:
Укажет будущий невежда
На мой… портрет…
(поэт, как видно, не мог найти должного эпитета к своему портрету и пошел вперед):
И молвит: то-то был поэт.
Прими ж мои благословенья,
Любимец мирных аонид!
Тут Пушкин находит, что перехвалил невежду, и вместо «благословенья» вписывает более сдержанное «благодаренье», а «любимец» муз-аонид переведен в «поклонники».
Поклонник мирных аонид,
О ты, чья память сохранит
Мои небрежные творенья…
Эпитет «небрежные», указывающий на недостатки автора, тут же заменен: стало «летучие творенья», то есть такие, которые не удержатся в памяти, забудутся, улетят, но, может быть, без всякой вины их создателя.
Чья благосклонная рука
Потреплет лавры старика…
Сегодня здесь кончается вторая глава, а в черновике была еще одна строфа:
Но, может быть,— и это даже
Правдоподобнее стократ,
Изорванный, в пыли и в саже
Мой недочитанный рассказ
Служанкой изгнан из уборной
В передней кончит век позорный,
Как прошлогодний календарь
Или затасканный букварь.
Ну что ж? в гостиной иль в передней
Равно читатели черны,
Над книгой их права равны.
Не я первой, не я последний
Их суд услышу над собой
Ревнивый, строгий и тупой…
Последнюю строку Пушкин переменит:
Ревнивый, строгий и смешной…
но потом зачеркнет все, что написал после слов «потреплет лавры старика». Пушкинская краткость, чувство меры…
Сорок первая строфа сочтена ненужной: она разъясняет то, что уже сказано в сороковой, и поэтому уходит как бы в невидимую, подводную часть финала второй главы.
Перед нами редкий случай, тут можно прочитать подтекст или, по крайней мере, часть его.
Но мы пока еще не выяснили: кто же он, будущий невежда, кому отправлен иронический пушкинский поклон?
Сейчас позволим себе пофантазировать, опираясь на несомненные пушкинские слова-мысли.
Будущий невежда — это тот, кто окажется в таких же отношениях с будущим Пушкиным, как сегодняшний «мстительный педант» — с сегодняшним Пушкиным. Еще за несколько лет до рождения первых глав «Онегина» некий «невежда-педант» приказывал, например, юному лицеисту читать и любить Цицерона, а не других, куда более легкомысленных авторов, а тот лицеист…
Читал охотно Апулея, а Цицерона не читал.
Однако невежда указывал провинившемуся ученику на прославленный портрет Цицерона, приговаривая нечто вроде: «То-то был поэт» (или оратор). И Цицерон с расстояния в девятнадцать веков благодарит, а Пушкин упрямится, борясь, разумеется, не с великим оратором, а с «мстительным невеждой».
Но что же будет потом, через десятилетия и века?
Великий «пророк-угадчик», Александр Сергеевич будто вычитал наперед у Марины Цветаевой:
«Долой Пушкина» есть ответный крик сына на крик отца «долой Маяковского» — сына, орущего не столько против Пушкина, сколько против отца. Крик «долой Пушкина» — первая на глазах уже не курящего отца и не столько на радость себе, сколько назло ему выкуренная папироса. В порядке семейной ссоры, кончающейся — миром. (Ни отцу, ни сыну, по существу, ни до Маяковского, ни до Пушкина дела нет)».
Маяковский — для 1932 года, когда пишет Цветаева. Для других эпох — другие новейшие поэты…
Можно вспомнить и самого Маяковского «Бойтесь пушкинистов…»
В той перепалке отца с сыном отец тоже обязан апеллировать к «прославленному портрету» и «то-то-был-поэту»
Любопытно было бы узнать, на чьей стороне Александр Сергеевич в этом споре?
Если уж выбирать только из двух несогласных, так подозреваю, что на стороне младшего. Это ведь сын не желает читать Цицерона (и Пушкина)… Молодежь дерзкая: пусть Пушкина ругает, — все равно ей от него не уйти!
Александр Сергеевич, кажется, это все разглядел. Между прочим, вступлением к «Евгению Онегину» было сначала стихотворение, которое позже отделилось и зажило самостоятельной жизнью. «Разговор книгопродавца с поэтом».
Так вот, в том «Разговоре» поэт вопрошает:
Что слава? шепот ли чтеца?
Гоненье ль низкого невежды?
Иль восхищение глупца?
Мстительный, низкий невежда, если и похвалит такого человека, как Пушкин, то после, много позже! Только тогда, когда повесит у себя дома «прославленный портрет» и восхитится задним числом, и это, скорее всего, будет «восхищение глупца»
«Обыватель,— заметит Цветаева,— большей частью в вещах художества современен поколению предыдущему, то есть художественно сам себе отец, а затем и дед и прадед. Обыватель в вещах художества выбывает из строя к тридцати годам и с точки своего тридцатилетия неудержимо откатывается назад — через непонимание чужой молодости — к неузнаванию собственной молодости — к непризнанию никакой молодости — вплоть до Пушкина, вечную молодость которого превращает в вечное старчество, и вечную современность которого — в отродясь-старинность. И на котором и умирает…»
Но обязательно ли знать все, что мы говорили, тому, кто просто открывает и читает Пушкина?
Разумеется, не обязательно…
Посему закончим, с чего начали:
Быть может (лестная надежда!),
Укажет будущий невежда
На мой прославленный портрет
И молвит: то-то был поэт!
Прими ж мои благодаренья,
Поклонник мирных аонид,
О ты, чья память сохранит
Мои летучие творенья,
Чья благосклонная рука
Потреплет лавры старика!"
Наш Журнал 27.03.2005 13:15 • Заявить о нарушении
Отрывок из статьи Н.Эйдельмана "Учитесь читать!" (полностью её можно прочесть здесь: ( http://www.znanie-sila.ru/people/issue_42.html ):
"... не будем предвосхищать событий. Перед вами — первый опыт.
Просим вместе с нами медленно прочесть кое-что из Пушкина.
XXXIX
…Но отдаленные надежды
Тревожат сердце иногда:
Без неприметного следа
Мне было б грустно мир оставить.
Живу, пишу не для похвал;
Но я бы, кажется, желал
Печальный жребий свой прославить
Чтоб обо мне, как верный друг,
Напомнил хоть единый звук.
XL
И чье-нибудь он сердце тронет;
И, сохраненная судьбой,
Быть может, в Лете не потонет
Строфа, слагаемая мной;
Быть может (лестная надежда!)
Укажет будущий невежда
На мой прославленный портрет
И молвит: то-то был поэт!
Прими ж мои благодаренья,
Поклонник мирных аонид,
О ты, чья память сохранит
Мои летучие творенья,
Чья благосклонная рука
Потреплет лавры старика!
Разбирать мы будем в основном последнюю строфу, но ее ведь нельзя оторвать от предшествующей.
Итак, четырнадцатистрочная онегинская строфа: сороковая и последняя во второй главе пушкинского романа (сразу заметим это обстоятельство, потому что финальные строфы каждой из восьми глав несут особенную нагрузку, содержат завершающую, ударную мысль подобно тому, как в пределах каждой строфы финальным аккордом звучат две последние, заключительные строчки).
В комментариях и учебных пособиях к поэме Пушкина обычно ограничиваются двумя примечаниями к финалу второй главы:
1. «Аониды» — то же самое, что музы;
2. «Потреплет лавры старика!»
«Пушкин вспомнил выражение своего лицейского учителя профессора Галича, который временно, вместо заболевшего Кошанского, преподавая латинский язык, часто отвлекался от своего дела разговорами, а потом возвращался к одному из классиков со словами: «Ну, теперь потреплем старика!» В сибирской ссылке Кюхельбекер также вспомнил это выражение своего учителя — в его дневнике 2 февраля 1832 года читаем: «Примусь опять за Гомера: пора, как говаривал Галич, потрепать старика» (комментарий Н. Л. Бродского).
Но перечтем сороковую строфу, медленно и внимательно Пушкин тепло, можно сказать, нежно благодарит, но кого же — невежду!
Издевается, как видно…
Все же разберемся сначала. Имело ли это слово в пушкинские времена тот же смысл, что и сегодня? Ведь некоторые выражения осмыслялись в ту пору не так или не совсем так, как позже. Например, порицая литераторов, восхвалявших Екатерину II, Пушкин восклицает «Подлость русских писателей для меня непонятна!» Фраза, конечно, очень резкая, но все же не столь резкая, как может показаться на первый взгляд. Подлость здесь обозначает пресмыкательство, лесть (сегодня мы бы употребили разговорное словцо «подлизывание») — все это отрицательные характеристики, но не самые уничтожающие.
О «невежде» несколько лет назад специальную статью написала М. Меликьян. Исследовательница нашла, что среди двадцати шести случаев употребления этого слова поэтом не раз оно встречается в знакомом всем нам, «современном» смысле: старику Дубровскому успел пустить кровь «уездный лекарь, по счастию не совершенный невежда», о Ленском сказано — «он сердцем милый был невежда».
Однако нашлись примеры с несколько иным смыслом.
Генерал Киселев — это «враг коварства и невежд», причем по смыслу видно, что невежды тут какие-то очень важные люди, не ниже, если не выше самого генерала.
Пушкин о себе:
Все тот же я — как был и прежде;
С поклоном не хожу к невежде…
В другом месте поэт презирает «святых невежд, почетных подлецов»; невеждами названы и литературные противники, например адмирал писатель Шишков, который вообще-то был человеком очень образованным и неглупым. Иногда под невеждой подразумевался и сам государь Александр, который, как известно, получил блестящее воспитание. М. Меликьян приходит к выводу, что «кроме людей, невежественных в обычном смысле слова, Пушкин называл невеждами литературных и политических ретроградов».
Итак, тогдашние, начала XIX века, невежды находятся в определенных отношениях с Александром Сергеевичем. Но что же будет завтра, каков будущий невежда, которому такая похвала в «Онегине»?
Настала пора обратиться к пушкинским черновикам.
Черновики Пушкина ныне полностью напечатаны в приложениях к академическому семнадцатитомному изданию сочинений поэта. Огромная, иногда нечеловеческая, фантастическая работа была произведена замечательными мастерами-текстологами для того, чтобы мы могли сегодня войти в пушкинскую лабораторию; в те, по многу раз перечеркнутые и переделанные черновики, которые поэт не выбрасывал; или — то, что отвергнуто мастером, но позволяет увидеть нам весь ход его мысли…
Черновики к первым главам «Онегина» попали в академическое издание из огромной тетради (предназначенной прежде для «бухгалтерии» кишиневской масонской ложи «Овидий»). На одной из первых страниц той тетради майской ночью 1823 года появилась быстро и коряво написанная строка «Мой дядя самых честных правил…», затем побежала первая глава романа, за ней — вторая. Незадолго до интересующей нас строфы с «невеждой» Пушкин по своему обыкновению поставил дату «8 декабря 1823 год. Ночь».
Одесская зима, двадцатичетырехлетний поэт. На листе находим:
Быть может, лестная надежда,
Укажет с кафедры невежда…
Здесь Пушкин, очевидно, задумался и решил «не уточнять образа», сделать его более обобщенным. Он зачеркивает вторую строку и пишет:
Укажет будущий невежда
На мой… портрет…
(поэт, как видно, не мог найти должного эпитета к своему портрету и пошел вперед):
И молвит: то-то был поэт.
Прими ж мои благословенья,
Любимец мирных аонид!
Тут Пушкин находит, что перехвалил невежду, и вместо «благословенья» вписывает более сдержанное «благодаренье», а «любимец» муз-аонид переведен в «поклонники».
Поклонник мирных аонид,
О ты, чья память сохранит
Мои небрежные творенья…
Эпитет «небрежные», указывающий на недостатки автора, тут же заменен: стало «летучие творенья», то есть такие, которые не удержатся в памяти, забудутся, улетят, но, может быть, без всякой вины их создателя.
Чья благосклонная рука
Потреплет лавры старика…
Сегодня здесь кончается вторая глава, а в черновике была еще одна строфа:
Но, может быть,— и это даже
Правдоподобнее стократ,
Изорванный, в пыли и в саже
Мой недочитанный рассказ
Служанкой изгнан из уборной
В передней кончит век позорный,
Как прошлогодний календарь
Или затасканный букварь.
Ну что ж? в гостиной иль в передней
Равно читатели черны,
Над книгой их права равны.
Не я первой, не я последний
Их суд услышу над собой
Ревнивый, строгий и тупой…
Последнюю строку Пушкин переменит:
Ревнивый, строгий и смешной…
но потом зачеркнет все, что написал после слов «потреплет лавры старика». Пушкинская краткость, чувство меры…
Сорок первая строфа сочтена ненужной: она разъясняет то, что уже сказано в сороковой, и поэтому уходит как бы в невидимую, подводную часть финала второй главы.
Перед нами редкий случай, тут можно прочитать подтекст или, по крайней мере, часть его.
Но мы пока еще не выяснили: кто же он, будущий невежда, кому отправлен иронический пушкинский поклон?
Сейчас позволим себе пофантазировать, опираясь на несомненные пушкинские слова-мысли.
Будущий невежда — это тот, кто окажется в таких же отношениях с будущим Пушкиным, как сегодняшний «мстительный педант» — с сегодняшним Пушкиным. Еще за несколько лет до рождения первых глав «Онегина» некий «невежда-педант» приказывал, например, юному лицеисту читать и любить Цицерона, а не других, куда более легкомысленных авторов, а тот лицеист…
Читал охотно Апулея, а Цицерона не читал.
Однако невежда указывал провинившемуся ученику на прославленный портрет Цицерона, приговаривая нечто вроде: «То-то был поэт» (или оратор). И Цицерон с расстояния в девятнадцать веков благодарит, а Пушкин упрямится, борясь, разумеется, не с великим оратором, а с «мстительным невеждой».
Но что же будет потом, через десятилетия и века?
Великий «пророк-угадчик», Александр Сергеевич будто вычитал наперед у Марины Цветаевой:
«Долой Пушкина» есть ответный крик сына на крик отца «долой Маяковского» — сына, орущего не столько против Пушкина, сколько против отца. Крик «долой Пушкина» — первая на глазах уже не курящего отца и не столько на радость себе, сколько назло ему выкуренная папироса. В порядке семейной ссоры, кончающейся — миром. (Ни отцу, ни сыну, по существу, ни до Маяковского, ни до Пушкина дела нет)».
Маяковский — для 1932 года, когда пишет Цветаева. Для других эпох — другие новейшие поэты…
Можно вспомнить и самого Маяковского «Бойтесь пушкинистов…»
В той перепалке отца с сыном отец тоже обязан апеллировать к «прославленному портрету» и «то-то-был-поэту»
Любопытно было бы узнать, на чьей стороне Александр Сергеевич в этом споре?
Если уж выбирать только из двух несогласных, так подозреваю, что на стороне младшего. Это ведь сын не желает читать Цицерона (и Пушкина)… Молодежь дерзкая: пусть Пушкина ругает, — все равно ей от него не уйти!
Александр Сергеевич, кажется, это все разглядел. Между прочим, вступлением к «Евгению Онегину» было сначала стихотворение, которое позже отделилось и зажило самостоятельной жизнью. «Разговор книгопродавца с поэтом».
Так вот, в том «Разговоре» поэт вопрошает:
Что слава? шепот ли чтеца?
Гоненье ль низкого невежды?
Иль восхищение глупца?
Мстительный, низкий невежда, если и похвалит такого человека, как Пушкин, то после, много позже! Только тогда, когда повесит у себя дома «прославленный портрет» и восхитится задним числом, и это, скорее всего, будет «восхищение глупца»
«Обыватель,— заметит Цветаева,— большей частью в вещах художества современен поколению предыдущему, то есть художественно сам себе отец, а затем и дед и прадед. Обыватель в вещах художества выбывает из строя к тридцати годам и с точки своего тридцатилетия неудержимо откатывается назад — через непонимание чужой молодости — к неузнаванию собственной молодости — к непризнанию никакой молодости — вплоть до Пушкина, вечную молодость которого превращает в вечное старчество, и вечную современность которого — в отродясь-старинность. И на котором и умирает…»
Но обязательно ли знать все, что мы говорили, тому, кто просто открывает и читает Пушкина?
Разумеется, не обязательно…
Посему закончим, с чего начали:
Быть может (лестная надежда!),
Укажет будущий невежда
На мой прославленный портрет
И молвит: то-то был поэт!
Прими ж мои благодаренья,
Поклонник мирных аонид,
О ты, чья память сохранит
Мои летучие творенья,
Чья благосклонная рука
Потреплет лавры старика!"
Наш Журнал 27.03.2005 13:15 • Заявить о нарушении
Рецензия на «Царёва свадьба» (Валентин Бузунов)
Не мастерица писать я рецы. Да и с боку припеку тут я, Нателла!
Просто рада за тебя, что добилась своего - открыла для читателей заново хорошего поэта.
И вот что я нашла еще в Инете. http://prostor.samal.kz/texts/num0603/1dor0603.htm
"Есть в Западно-Казахстанской области неприметная речка – Бершарал. О ней мне некогда рассказал поэт Валентин Бузунов, ныне покойный. Узкой ленточкой вьется речка среди морщинистых барханов, летом ее перекусывает жара, а свирепой пустынной зимой на мелях она промерзает до дна. Но приходит весна, и речка оживает. Плещется в ней рыба, прекрасные лебеди смотрятся в зеркальную гладь... Кажется, что само предназначение ее – возрождаться и возрождать надежду в окружающей ее природе. Валентин написал стихотворение, посвященное этой речке:
...За солоноватость ругать тебя можно разве –
Как на огонек, мы выходим на твою влагу.
В тебе, Бершарал, что-то есть человеческое,
Только отмелей летом стыдиться не надо...
Очень легко в горах стать ручейку водопадом,
Трудно – подобной речкою.
Много лет назад ушел из жизни поэт, но стихотворение это не выходит у меня из памяти, я думаю иногда: а может быть, как вечно возрождающийся Бершарал, вернутся к нам далекие счастливые годы, полные юной, дерзкой поэзии, легких вопросов и не найденных на них ответов, споров из-за одного иногда слова – слова, как тогда казалось, бесценного, единственного?.. Все повторяется, как повторяется Бершарал.. Повторяется ли?.."
Геннадий Доронин. Из цикла “Бершарал”.
Дай Бог, чтоб повторилось!
Катерина Большова
П. С. У меня комп, Нателла, сегодня вышел из строя.
Логин-то свой странички помню, а вот пароль недавно сменила - и забала. Помню только Журнала.
Он простой, если по русской клав. бить. Нателла, ты его знаешь. Посмотри. Символьчно.
Наш Журнал 24.03.2005 18:33 • Заявить о нарушении
Не мастерица писать я рецы. Да и с боку припеку тут я, Нателла!
Просто рада за тебя, что добилась своего - открыла для читателей заново хорошего поэта.
И вот что я нашла еще в Инете. http://prostor.samal.kz/texts/num0603/1dor0603.htm
"Есть в Западно-Казахстанской области неприметная речка – Бершарал. О ней мне некогда рассказал поэт Валентин Бузунов, ныне покойный. Узкой ленточкой вьется речка среди морщинистых барханов, летом ее перекусывает жара, а свирепой пустынной зимой на мелях она промерзает до дна. Но приходит весна, и речка оживает. Плещется в ней рыба, прекрасные лебеди смотрятся в зеркальную гладь... Кажется, что само предназначение ее – возрождаться и возрождать надежду в окружающей ее природе. Валентин написал стихотворение, посвященное этой речке:
...За солоноватость ругать тебя можно разве –
Как на огонек, мы выходим на твою влагу.
В тебе, Бершарал, что-то есть человеческое,
Только отмелей летом стыдиться не надо...
Очень легко в горах стать ручейку водопадом,
Трудно – подобной речкою.
Много лет назад ушел из жизни поэт, но стихотворение это не выходит у меня из памяти, я думаю иногда: а может быть, как вечно возрождающийся Бершарал, вернутся к нам далекие счастливые годы, полные юной, дерзкой поэзии, легких вопросов и не найденных на них ответов, споров из-за одного иногда слова – слова, как тогда казалось, бесценного, единственного?.. Все повторяется, как повторяется Бершарал.. Повторяется ли?.."
Геннадий Доронин. Из цикла “Бершарал”.
Дай Бог, чтоб повторилось!
Катерина Большова
П. С. У меня комп, Нателла, сегодня вышел из строя.
Логин-то свой странички помню, а вот пароль недавно сменила - и забала. Помню только Журнала.
Он простой, если по русской клав. бить. Нателла, ты его знаешь. Посмотри. Символьчно.
Наш Журнал 24.03.2005 18:33 • Заявить о нарушении
Рецензия на «Зыбкие дюны» (профиль удален)
Нателла, привет! :)
Попробуй зайти на стихиру по этой ссылке:
http://stihi.ru/ , а там на странички.
П. С. Не знаю, хватит ли мне трафика до завстрешнего дня. Я в Инет забежала на "минутку", чтобы скачать кое-что из Инета.
Пока.
Наш Журнал 19.03.2005 00:18 • Заявить о нарушении
Нателла, привет! :)
Попробуй зайти на стихиру по этой ссылке:
http://stihi.ru/ , а там на странички.
П. С. Не знаю, хватит ли мне трафика до завстрешнего дня. Я в Инет забежала на "минутку", чтобы скачать кое-что из Инета.
Пока.
Наш Журнал 19.03.2005 00:18 • Заявить о нарушении