Медвежье

В тайге не видно медвежьей кожи, но каждый знает медвежий след. Боязнь на пищу пойти тревожит, охотник тянет ружьё в просвет.

Не лезь, бывалый, в глухую чащу, там только гибель от бурых лап. Но сердце бьётся всё чаще, чаще, ты уговорам своим не раб. Идёшь, трясёшься, во рту пустыня. Поля брусники горят вдали. В душе гордыня, одна гордыня, а небо синее, без белил.

В деревне бают: медведь – хозяин, его о милости не проси.
Потомок смерти продажный Каин себе бессмертия испросил у первозданных, а лес изгадил – зачахли сосны, олений мох. Уж если проклятый не поладил, и ты погибнешь, как видит Бог. В тайге дремучей не жди пощады, тебя клыками не пощадит. Идёшь упрямо, через преграды, на перекрестье тропы стоит хозяин леса, под башню ростом, не меньше тонны, а может две. И ощущаешь в себе сиротство, и время тянется по канве.

– Пришёл? – Как видишь. Зачем вопросы? Глаза буравят насквозь нутро. Не видно кожи, мех с красным ворсом, коснуться хочется так остро. И пахнет плачем, весной и солнцем, студёным разлитым молоком. Ему не хочется быть питомцев, тебе – охотником-подлецом. Стоишь, патроны роняя в землю, в ноздрях багульник и злобный рык:

– Что тебе надо? Проси, я внемлю! Какого лешего тут возник?

Молчанье лижет меж вами стланик, хватаешь сердце, в ладони нож. Ты деревенский, на вкус изгнанник, на человека так зверь похож...

В деревне бают: медведь-опора, он исцеляет и он убьёт. Его почует собачья свора, а человека он заберёт. Рычит, ломает, кусает плечи... сдираешь кожу – его наряд.
В тайге весенней тебя калечит — под бурой шерстью скрыт женский взгляд.