Байки про Петровича. Комбинация.

– Ну,  и чего ты такой смурной? – голос прозвучал так неожиданно, что Петрович вздрогнул.
Солнце уже палило во всю свою июльскую мощь, а жена только начинала подавать завтрак. Припозднилась. Оттого и настроение у Петровича было не самое радужное. Впрочем, была и ещё одна причина: хотелось ему купить одну вещь, но об этом даже себе самому он не признался бы ни за что.
– Ничего. Показалось тебе, – старик отмахнулся от жены, как от назойливой мухи, но она не унималась.
– А то я тебя не знаю. Третий день бродишь по дому, как тень, – и на всякий случай погрозила кулаком, – гляди у меня!
– Отвяжись, репей, – в сердцах Петрович стукнул ложкой о стол, и старики замолчали.
Обиженные, в полной тишине  дохлебали жидкую кашу и заторопились каждый по своим делам. Бабка шмыгнула в горницу, а Петрович зашагал во двор.
– Как есть – репей. Ведь прицепится,  и не отдерёшь, – ещё не остыв от обиды, ворчал он, слоняясь по двору из угла в угол. Всё валилось из рук. И, в конце концов, не придумав ничего лучшего, старик потянул со двора в сторону хуторского сельмага.
– Здорово, Петрович, – продавщица, молодая, разбитная бабёнка, не пыталась скрыть ехидную улыбку. – Комбинацию показать?
– Покажи,  – не обращая внимания на её выпад, неожиданно смиренно кивнул головой обычно острый на язык старик.
Дня три тому назад Петрович, заглянув в сельмаг по какой-то хозяйской надобности, увидел толпящихся у прилавка женщин. Цокая языками, они крутили в руках что-то воздушное и кружевное.
– Петрович, бабке своей купи, – захихикали они, стоило только старику войти в магазин.
– Чего там? – с любопытством заглянул он через головы женщин и замер от восхищения. На прилавке лежала комбинация. Настоящая, шёлковая комбинация насыщенного персикового цвета, щедро украшенная тончайшим кружевом. Такую комбинацию он видел… Память послушно скакнула в далёкий сорок седьмой…
Весть о том, что Райке Митькиной вернувшийся с войны отец привёз необыкновенной красоты сарафаны, пронеслась по хутору со скоростью ветра. Женщины, толпами ходившие в дом к Райке  поглядеть, закатывали глаза, описывая заграничные чудо одежды. Мужчины нарочито равнодушно отмахивались от своих половин, но в душе таили надежду увидеть всё собственными глазами. Вскоре такой случай представился… Вспомнив о той незабываемой встрече на базаре, старик спрятал в усах то ли улыбку, то ли ухмылку.
Петрович (тогда ещё совсем молодой, почти юный парень) увидел её издалека. Райка буквально возвышалась над кучкой хуторских баб, обступивших её плотным кольцом. Любопытство взяло верх и, сделав небольшой крюк, Петрович подошёл поближе. Чего там говорить – это того стоило. Тонкий, нежного персикового цвета шёлк плотно облегал стройную фигуру молодой женщины, подчёркивая её роскошную грудь и крутые бёдра. Низ сарафана обильно украшала широкая полоса тончайшего кружева, что придавало ему ещё больше привлекательности. Единственный недостаток, который бросился в глаза – это абсолютная прозрачность сарафана, был исправлен Райкой без проблем. Под сарафан она надела своё обычное старое платье – вот и всё.
«Вот ведь фашисты проклятущие… Умели же красоту такую соорудить… А наши бабы о таком и не мечтали… А как бы моя, да в таком сарафане…», – не выходили мысли из головы молодого мужчины  после той встречи. Пару дней промучившись в раздумьях – удобно ли это или нет – Петрович решился и в один из вечеров постучал в двери хаты.      
– Я к вам по такому делу…, – долго мялся он у порога, под строгим взглядом хозяев и, взяв  себя в руки,  огорошил предложением, – продайте мне один сарафан.
– Не продаётся, – мгновенно отреагировала Райка.
– Или на барана обменять могу…, – не обращая внимания на слова женщины, продолжил Петрович, обращаясь к хозяину дома.  И признался: «Я для своей жёнки…»
К огромному сожалению Петровича, все его просьбы и предложения в тот вечер были отвергнуты. Впрочем, вскоре жизнь в очередной раз подтвердила правоту житейской мудрости, что Бог ни делает, всё к лучшему.
Не прошло и месяца – вернулся в хутор ещё один фронтовик и, увидев Райкин наряд, присвистнул от удивления:
– Ты чего это в исподнее нарядилась? – спросил он, не обращая внимания на невольных свидетелей этой сцены.
– Это сарафан! – запылав от стыда и уже понимая свою оплошность, попыталась возражать Райка.
– Какой сарафан? Фашистская исподняя рубаха! Тьфу! Срамота,  – был непреклонен мужчина.
Невольный свидетель Райкиного конфуза, Петрович, помня высокомерный отказ в его просьбе, не преминул воспользоваться предоставленной возможностью поквитаться за обиду.
– От фашистов разве чего доброго дождёшься. Думала новый сарафан, а это рубаха.  А ведь как фасонила перед народом…  Ходила – пава-павою, – хитро поблёскивая глазами и выпятив грудь, шагал он перед хохочущими зрителями, передразнивая несчастную Райку.
История эта забылась давным-давно, но с лёгкой руки Петровича к Райке прилепилось прозвище – Фасонка. С тех пор так и живут они в хуторе. И сама Фасонка. И дети её –  какие бы фамилии не имели – Фасонкины. И внуки – Фасонкины.
Всплывшие в памяти воспоминания совершенно не остудили вдруг вспыхнувшее желание Петровича купить своей жене комбинацию. А возможно, даже ещё более подогрели его.
– И сколько эта тряпка стоит? – спросил он, наверное, в сотый раз.
– Ты уж только сегодня раз десять спрашивал. Сколько можно? – не сдержавшись, отмахнулась от старика продавщица.
– Спрашивал…, – согласился он и беззвучно зашлёпал губами. Комбинация стоила дорого. Считай, полпенсии надо было отдать за неё. Но это почему-то не пугало старика. Он хотел её купить и всё.
– Не иначе как ты, Петрович, себе молодуху завёл, – глядя, с каким нескрываемым благоговением гладит старик своими узловатыми, загрубевшими от тяжёлого деревенского труда пальцами  нежнейший шёлк комбинации, не удержалась продавщица.
– Э-э-э-э… Мели, балаболка, – насупился старик и вдруг  ни с того ни с сего разоткровенничался. – Бабке своей хочу купить…
– Бабке? – выпучила глаза продавщица. – Ты, Петрович, погляди на комбинашку и на бабку свою. Она ж ей и на ляжку не налезет. 
Потом со смехом добавила: «Твоей бабке три такие надо, а то и четыре».
– Много ты понимаешь, – отмахнулся старик, прекрасно осознавая правоту женщины.
Ещё пара дней прошла в бесконечных раздумьях и походах в сельмаг. И  вот, наконец, Петрович не выдержал.
Дождавшись,  когда жена выйдет из хаты, старик достал узелочек, спрятанный на божнице. Там, аккуратно свёрнутые, лежали купюры – на «чёрный день» и на похороны.
– Помирать я не собираюсь. Ни сегодня, ни завтра. Ещё успеем – накопим, – объяснил он свой поступок строго глядящему на него Николаю  Чудотворцу.            Огонёк  висящей у иконы лампадки от звука его голоса дрогнул, и старику показалось, что святой озорно подмигнул ему. Это утвердило Петровича в правоте принятого решения и, зажав в кулаке деньги, он заторопился в магазин.
– Ты чего сегодня какой-то могутной. Скачешь и скачешь… Туда-сюда… Туда-сюда, – за обедом, не выдержав, одёрнула мужа старуха, глядя как он ёрзает на табуретке, словно провинившийся школьник.
– Ничего. Показалось тебе, – старик отмахнулся от жены, как от назойливой мухи, но она не унималась.
– А то я тебя не знаю, – и снова на всякий случай погрозила кулаком ,– гляди у меня!
Но Петрович совершенно не обиделся, только загадочно улыбнулся ей в ответ.
– Эх, хотел до праздника дотерпеть… Да ну его, этот праздник, – вдруг заявил он и поднялся из-за стола.
– Ты чего? – заволновалась старуха.
– Сейчас, – отмахнулся Петрович и исчез за дверью. Впрочем, тут же и вернулся, держа в руках что-то завёрнутое в газету.
– Гляди, – сунул он в руки жене свёрток.
Из газеты выпала комбинация. «Ох и достанется мне на орехи… Как узнает, сколько она стоит… И размер-то… Ведь мала она моей бабке… Начисто мала…», – вдруг мелькнула мысль.
Мелькнула и пропала.
Петрович с волнением смотрел, как дрожащими руками она развернула это, словно сотканное из воздуха  полотно. Как отнесла подальше,  рассматривая цвет и кружева. Как, закрыв глаза, прижала к щеке в попытке ощутить шелковистость и нежность подарка.
– Я…, – хотел он сказать про деньги, которые взял из заначки, но, увидев порозовевшие щёки жены, её наполненные слезами глаза, передумал.
– Спасибо тебе, – она подошла к мужу, обняла его крепко-крепко и, роняя слёзы, начала целовать в макушку. – Спасибо тебе…
Петрович поднял глаза и буквально упёрся взглядом в икону святого Николая. Святой глядел на него тёплым отеческим взглядом. И вдруг (наверное, Петровичу показалось) Николай  Чудотворец озорно подмигнул ему.
Картины Леонида Баранова