Изумрудно-алмазный ночной Амстердам
заиграл, засветился - едва самолёт,
в пелене облаков завершив разворот,
устремился к посадочным ярким огням.
Белый лайнер, проплыв в океане огней,
приземлился и долго катился потом
сквозь широкий искристый машинный поток,
возле броских витрин и высоких теней.
Мой попутчик, швейцарец, сказал «Селяви».
Почему? Я об этом уже никогда не узнаю.
Впереди полоса открывалась иная
то ли долгой разлуки, а может любви.
Свидетельство о публикации №121020704506