Александр Чулков
Эстонская грусть
Отель был красивым... И с видом на замок...
На всё, чего хочет простой обыватель...
А мы пили водку с приятным бальзамом,
и мило болтали, валяясь в кровати.
О чём мы болтали?.. Что едешь ты в Таллинн,
и скоро увидишь холодное море,
что год — это много — я буду едва ли
и верен, и предан... А я с тобой спорил...
Я клялся... Но ты посмотрела так грустно,
как будто всё знала о будущей дали,
и сердце сжималось... и пальцы до хруста...
Мне так не хотелось, чтоб мы расставались.
Я будто почувствовал что-то за гранью
любых отношений и всяких симпатий,
но мне показалось, не нужно заранее,
того, что сейчас и довольно, и хватит...
И мы обнимались, мы словно боялись,
что встанешь и выйдешь куда-нибудь в ванну,
и кончится сказка — finita and alles —
а если не вместе, на кой нам нирвана?..
Спокойно! Ещё ничего не случилось,
и привкус бальзама о чём-то хорошем...
В Стокгольме имеется «Санта Лючия»,
и номер уютный, и коврик в прихожей...
Ты можешь добраться... Там ходят паромы...
А я прилечу к тебе чартерным рейсом.
Когда мы с тобою - везде нам хоромы,
а то, что забуду - так ты не надейся!..
…
Расстались, скучали, звонили, писали,
так месяц за месяцем, целых полгода,
и вот, наконец-то, я в авиазале,
а ты на пароме... И вроде погода...
И вроде, будь счастлив, а мне что-то грустно
и чуточку сонно, и хочется плакать,
и на сердце пусто, и глупое чувство...
И вертится странное «нищие платят»...
И тут же припомнилось kurbus... Eesti,
контекст позабыт, но слова эти врылись
в голодную память... Ах, если бы, если...
Они бы смеялись, они б веселились...
Глаза, о которых сказал я однажды:
«В такие смотрел бы, как в омут, где черти...
И верил бы в бога, и видел бы в каждом
и смысл ожиданья, и логику смерти...»
…
Когда сообщили... Я ждал на причале,
пронизанный ветром, в дурацкой одежде...
А море надежды, а море печали
меня не пыталось хоть как-то утешить.
Букетик давно уже плавал в прибое,
щипавшем не берег, а близкие души
таких же, как я, онемевших гурьбою,
но каждый в своём, незнакомом удушье...
…
«...et spiritus sancti... И это пропало.
Как всё, к чему сердце приклеиться может.
И ты, кто любила и кто понимала,
меня обнимаешь последнею дрожью...»
Я водку хлебал, умываясь слезами,
а волны катились ни шатко, ни валко...
Я выбросил в море бутылку бальзама,
сказав обречённо: «Напейся, русалка...»
2010
Примечание: Eesti kurbus – (эст.) эстонская грусть
***
Мне нравится тихое пение ветра
в спокойствии летнего дня.
Высокие травы, цветущие щедро,
их запах, пьянящий меня.
Мне нравится неба огромная чаша,
её голубое питьё.
И этого неба желанней и краше
присутствие рядом твоё.
Мне нравится думать, что мы будем вечно,
и наша любовь не умрёт.
Что время есть опыт, и жить станет легче,
что главное мчаться вперёд.
Мне нравится то, что и это неправда,
что нужен ещё и покой,
что можно валяться в некошенных травах,
любуясь, при этом, тобой.
Пока не пришли архитекторы блага,
пока ещё не повели...
Мне нравится губ твоих нега и влага,
и плечи в цветочной пыли.
Мне нравится чудо открытой ладони
и грустной улыбки цветок.
И скрытые в розовом нежном бутоне,
желание, таинство, сок...
Мне нравится гладить тебя бесконечно,
как будто боясь потерять,
слегка соглашаться, немного перечить
и фразы любви повторять.
Мы заняты делом, как заняты пчёлы,
нам нужно понять облака,
под мысленно-тихий мотив “Баркароллы”
и радостный трепет сверчка.
Сейчас мы на травах, а после под ними...
Откуда, куда мы идём?!
Всегда бы смеяться и быть молодыми,
любимыми, вместе, вдвоём.
Ах, эти надежды и эти наивы
живых, торопливых людей.
“Мы счастливы будем и станем красивы...”
Сказал бы мне кто-нибудь, где?
Небесное Царство, народная память -
во всём этом жуть и тоска.
Мне нравится солнца далёкое пламя
и мирный полёт мотылька.
Мне нравится здесь, но без слёз и без боли,
в любви, доброте, тишине...
И как одуванчик, в своём ореоле,
мой Бог. Надо мной и во мне...
2006
* * *
А звуки и веки -
что вскрытые вены.
(Чёрное
тонет в багряном.)
Федерико Гарсиа Лорка.
И звуки, и руки, и сонные веки -
всё утопает в красном.
Карминные шторы, шотландские деки,
тело в дыму атласном.
В хрустальном стакане вишнёвое шерри,
пронзённое лучиком света.
Малиновый вечер, клубничная Мэри,
винная мякоть лета.
Как губы её в розоватости схожи
с большими, как мир, сосками...
Она говорит... что уже не может,
и тянет меня руками...
Погибло искусство, опять победила
реальность самой модели.
Она ль язычком лучше кисти водила?
Мои ли губы задели?
Не важно. Когда поцелуи, встречаясь,
становятся краской медовой,
ты — море, я — парус, и криками чаек
рыдает закат бордовый.
И шёпоты, всхлипы сливаются в шелест,
уносятся горькою пеной.
Целуй, меня... Besame... Только не в шею,
иначе умру мгновенно.
Гранатовый перстень разлёгся угрозой,
как чей-то намёк вендетты,
у тонкой, классической вазы с розой
почти что чёрного цвета.
Как чёрное тонет в багряном, я знаю.
Ты знаешь, как тонут в белом?
Когда от пули дыра сквозная
проходит душой и телом...
Любовнику вечно смеяться у края,
хотеть быть безумно смелым...
Ты видел, как выглядят двери рая?
Как профиль, очерченный мелом.
2010
***
Сидят младенцы
на полотенце,
гладят бока,
хотят молока.
У мамы две крепких груди,
два соска -
налетай, подходи,
подползай, мелюзга!
Как жизнь бесподобна,
а страсть глубока.
Горячей ладошкой
надавим слегка...
«Дитя, не забудь, это — Высшие Сферы.
А все остальные — вторичны и серы.»
Не всё разным осам сосать медоносы...
Эмоции в космос,
глаза в облака!
Подсматривай, мистик,
завидуй, философ!
Поэзия вечна,
конечна лишь проза,
а критика Жизни смешна и дика.
Кто может уткнуться губами и носом,
находит ответы, теряет вопросы.
Того обнимает тепло Абсолюта,
и лучше - уже не найти почему-то.
- Ты знаешь, зачем мы с тобою встречались?
- Я знаю. Затем, чтоб малюток зачали.
Шучу... Но и это у нас получилось:
я очень старался, ты чудно училась...
Спасибо за то, что улыбка лучилась,
что тонкою струйкой сочится строка...
Кого мы взрастим?
Миротворца?
Стрелка?..
Останься мгновеньем
в сияющей раме.
Да будет спокойно
ребёнку и маме.
Да будут безоблачны
дни и века.
2009
***
Когда зацветёт пустыня
шелками кровавых маков,
когда тишина откинет
свой полог из звёздных знаков,
тогда я вернусь обратно
таким же, как был когда-то,
добрым и непонятным,
правым и виноватым.
Меня ты не бойся встретить
облаком на рассвете.
Пусть выпадут наши слёзы
о том, что уже невозвратно.
Пусть кто-то в степи вечерней
забудется многократно.
И пусть ему снится ветер
и облако на рассвете…
Как тихо печалят травы
память о том, что было.
И нет на тоску управы!
И снова сердце заныло.
Я чувствую стоны в недрах.
Я вижу, как лава стынет
в порывах кембрийских ветров.
И лижет леса пустыня…
Но ныне я только омут,
в который не смотрят ночью.
Но ныне я только череп,
который не черви точат,
а память о том, что было,
и зависть ко всем бродягам,
и громы из туч весенних,
и корни кровавых маков.
Нет, я не вернусь обратно
таким же, как был когда-то,
добрым и непонятным,
правым и виноватым…
1987
***
Я сегодня уснул, как ребёнок на божьей ладони.
Я не спал так легко, беззаботно две тысячи лет.
Мою душу качало, как путника в тихом вагоне.
Мои сны проносились, как вёрсты, бегущие вслед.
За холодным стеклом проплывали какие-то страны.
В основном была тьма. Кое-где только маленький свет.
Ночь укрыла меня рукавом своей чёрной сутаны.
И присела у края моих захудалых штиблет.
Пахло угольной гарью и сильно сквозило из щели.
Чуть скрипела стена и стучала зеркальная дверь.
Этот поезд летел к одному ему ведомой цели.
Было мне всё равно, что со мной происходит теперь.
В ограниченной мгле тускловатая лампа горела
где-то под потолком... Освещая ли? Это вопрос...
Трёхнедельную пыль, что на полках лежала и прела,
содрогаясь незримо от вечного стука колёс.
В этом тёмном купе, наконец-то, меня посетила
благодать тишины иссушившая озеро слёз,
ведь, со мною была, несомненно, Небесная Сила,
и теперь всё равно... Даже если несёт под откос...
Я не стану страдать, дожидаясь финала, предела.
Я оставил всех вас, всё добро своего шалаша...
Некрасиво лежит моё дико уставшее тело.
Но в ладонях Судьбы, как дитя, отдыхает душа.
2006
***
Чьи-то мягкие поцелуи
чувствую я иногда,
когда уже засыпаю.
Это луна? Звезда?
Или прикосновенье
пальцев к морщинкам лба.
Лёгкое дуновенье...
Это она? Судьба?
Может быть, это фея
или душа цветка
душу мою, лелея,
гладят её слегка.
Я улыбнусь устало
и повернусь на бок.
"Что или кто сначала?
Время? Пространство? Бог?.."
Глупых считать овечек,
в этом какой резон?
Спи. И да будут вечны
мир и нормальный сон.
Свет фонаря ночного,
дерева тень в окне...
Кто меня гладит снова?
Мысль твоя обо мне?..
2008
http://www.stihi.ru/avtor/faraon621
Другие статьи в литературном дневнике:
