Товарищи, как нравится
Вам в проходном дворе
Всеравенства — перст главенства:
— Заройте на горе!
В век распевай как хочется
Нам — либо упраздним,
В век — скопищ — одиночества
— Хочу лежать один —
Вздох.
17 октября 1932
2
Ветхозаветная тишина.
Сизой полыни крестик.
Похоронили поэта на
Самом высоком месте.
Та;к, даже в смерти своей — подъем
Он даровал несущим.
Ста;ло быть, именно на своем
Месте: ему присущем.
Выше которого — только вздох
Мой — из моей неволи.
После которого — сразу Бог,
Бог — и ни вещи боле.
Всечеловека среди высот
Вечных при каждом строе.
Как подобает поэта — под
Небом — и над землею.
После России, где меньше он
Был, чем последний смазчик,
Первым в ряду — всех из ряда вон
— Равенства — выходящих:
В гор ряду, в зорь ряду, в гнезд ряду
Орльих — по всем утесам.
На пятьдесят, хоть, восьмом году —
Стал рядовым, был способ!
Уединенный вошедший в круг.
Горе? нет, радость в доме.
На; сорок верст высоты вокруг —
Солнечного да кроме
Лунного — ни одного лица:
Ибо соседей — нету.
Место откуплено — до конца.
Памяти — и планеты.
3
В стране, которая — одна
Из всех звалась Господней —
Теперь меняют имена
Всяк, как ему сегодня
На ум или не-ум (потом
Решим!) взбредет. «Леонтьем
Крещеный — просит о таком-
то прозвище». — Извольте!
А впрочем — что; ему с холма —
Как звать такую малость?
Я гору знаю — что сама
Переименовалась.
Среди казарм, и шахт, и школ
Чтобы душа не билась,
Я гору знаю, что в престол
Души преобразилась.
В котлов и общего котла
Век, — общей котловины —
Век, гору знаю, что светла
Тем, что на ней единый
Спит — на отвесном пустыре
Над уровнем движенья.
Преображенье на горе?
Горы — преображенье!
Гора — как все была: стара,
Меж прочих не отметишь.
Днесь — Вечной Памяти Гора,
Доколе солнце светит.
Вожатому душ, а не масс...
Не двести лет, не двадцать —
Гора та, как бы ни звалась,
До веку будет зваться
Волошинской.
*
23 октября 1932
***
Я стол накрыл на шестерых...
Всё повторяю первый стих
И всё переправляю слово:
— «Я стол накрыл на шестерых»...
Ты одного забыл — седьмого.
Невесело вам вшестером.
На лицах — дождевые струи...
Как мог ты за таким столом
Седьмого позабыть — седьмую...
Невесело твоим гостям,
Бездействует графин хрустальный.
Печально — им, печален — сам,
Непозванная — всех печальней.
Невесело и несветло.
Ах! не едите и не пьете.
— Как мог ты позабыть число?
Как мог ты ошибиться в счете?
Как мог, как смел ты не понять,
Что шестеро (два брата, третий —
Ты сам — с женой, отец и мать)
Есть семеро — раз я; на свете!
Ты стол накрыл на шестерых,
Но шестерыми мир не вымер.
Чем пугалом среди живых —
Быть призраком хочу — с твоими,
(Своими)...
Робкая как вор,
О — ни души не задевая! —
За непоставленный прибор
Сажусь незваная, седьмая.
Раз! — опрокинула стакан!
И всё что жаждало пролиться —
Вся соль из глаз, вся кровь из ран —
Со скатерти — на половицы.
И — гроба нет! Разлуки — нет!
Стол расколдован, дом разбужен.
Как смерть — на свадебный обед,
Я — жизнь, пришедшая на ужин.
...Никто: не брат, не сын, не муж,
Не друг — и всё же повторяю:
— Ты, стол накрывший на шесть — душ,
Меня не посадивший — с краю.
*
6 марта 1941
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.