Русь моя! Туман, поверья,
Пыль таинственных времён!
Как преступник к высшей мере,
Я к тебе приговорён.
К шуму сосен, к скрипу ставен,
К зову птиц издалека,
И к твоим тропинкам тайным,
Проходящим сквозь века.
Пусть порою путь без веры
Выпадает мне во мгле...
От всевышней смертной меры
Нет спасенья на земле.
Принимаю шум ненастья,
Свет звезды и крик ворон...
К наивысшей мере счастья
Я судом приговорен.
Мир вам, рощи да излуки,
Шелест, шёпот... Камыши...
Навсегда. До смертной муки.
До бессмертия души!
*
Емеля
Давно телеги отгремели,
Распалось кровное родство.
И слово щуки - для Емели
Уже не значит ничего.
Веленья нет, и нет хотенья.
Емеля ест и спит в пыли,
И травы косит до цветенья,
Чтоб, значит, больше не росли.
Он - сирота в своей отчизне,
И всё мечтает, глядя вверх,
Что жизнь начнётся - после жизни,
Как после дождичка в четверг.
***
Вот и ты живи...
Не сдавайся, брат, не кисни,
Не стреляйся на плацу.
Я и сам бежал по жизни,
Словно слёзы по лицу.
Я и сам плутал в тумане,
По вокзалам стыл и дрог;
И меня твои дворяне
Не пускали на порог.
Но, храня мечты босые,
Заплетая боль косой,
Я любил дожди косые,
Сам бездомный и косой.
Я зловещей ждал развязки,
Был и хром, и близорук,
Но возил любовь в салазках
Над обрывами разлук.
Я готов к опале, к тризне
И - к терновому венцу…
Вот и ты беги по жизни,
Словно слёзы по лицу...
***
Всё сбывается
Время поста и пора разговенья.
Стол и тетрадка. Огарок свечи.
Бездна молчанья и пропасть забвенья —
Слева и справа — зияют в ночи.
Что происходит со мной? Непонятно.
Жизнь утекает, как капли с весла.
Доброе слово и кошке приятно,
Я же как кошка в когтях у орла.
Выше и выше взлетает несчастье,
Страшно когтями по тучам скрести.
То ли меня разорвёт он на части,
То ли над пропастью бросит: лети!
Что за беда? Не пойму и не знаю.
Знал Кузнецов, да сказать не посмел.
Русь подо мною. Лечу. Умираю.
Вот и сбывается всё, что хотел.
***
Журавли
Я когда-то повесил на стенку картину,
Написал я всё то, что в окошко видать,
Написал, как умел, огород и рябину,
А тебя под рябиной не смог написать.
На картине царит небывалая просинь,
Остановлено мной увяданье земли;
На картине моей не кончается осень
И призывно кричат надо мной журавли.
Времена за окошком меняют обличья,
А они, отражая осеннюю медь,
Всё летят и летят, надо мною курлыча,
И не могут никак от меня улететь.
Но я знаю, я знаю, что близятся сроки,
Скоро в окна ударит ночная гроза;
Напишу я в тетради последние строки
И на вечные веки закрою глаза.
Мне рассыплет родная на гроб георгины,
Зацелует меня от макушки до пят.
И тогда журавли с этой грустной картины,
Покружив надо мною, на юг улетят.
Поливай же, жена, огород и рябину,
И не смей мой последний наказ забывать:
Не снимай со стены золотую картину,
Чтобы было куда журавлям прилетать.
***
"Соседи, ставящие сети,
Смирите гневные басы...
Меня любили ваши дети
И ваши брошенные псы.
За горький запах самосада,
За незнакомые миры
Меня на лавочках досады
Не распинайте до поры.
Есть у меня тетрадки в торбе
С ростками зернышек живых...
Там есть частицы вашей скорби
И ваших радостей земных.
Люблю я раков и улиток,
Я ничего у них не крал...
Я, как разбойник после пыток
Всё небо в лёкгие вобрал.
Ну что вы сорите словами
На радость замшевых старух?
Я жил негромко рядом с вами,
Как подорожник и лопух.
Я бормотал стихи невнятно,
Любил измученных людей...
И осыпались с солнца пятна,
И в мире делалось светлей."
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
