Узурпатор кошачьих шаговОвладевая всеми попутными карнизами, крышами, трубами, свалками и городскими трущобами, он постепенно достиг способности проникновения в каждый грядущий миг! И Верховным Ветром ему был присвоен титул Узурпатора Кошачьих Шагов и вручена в безраздельное пользование земля до другой планеты… Уже к его печали прислоняются горы, в его одиночестве тонут моря, в его отрешенности гаснут ветры, его именем пугают галактики… А он, как и прежде, не подозревая об этом, живет совершенно обыденной жизнью: тоскует, мечтает, работает, думает, спит… А иногда (особенно ранней осенью) бывает слегка взбудоражен идеей – добиться признания маленькой женщины, которую даже не любит уже Перемещаясь в пространстве, он непрерывно молчит, иногда объясняется жестами… Из-за страха случайного разоблачения, он даже мыслить старается знаками, как бабочки, звезды, деревья… Он знает – существует такой океан, из глубины которого за ним наблюдают рыбы Постепенно в нем все погибло: сначала высохло дерево, потом исчерпалось море, после луна, а следом птица, медуза, камень, змея, черепаха, облако… В конечном итоге в нем остается одна улитка – способность смотреть на мир из нарастающей глубины раковины Никогда и ни в чем он не знает сомнений, всегда он уверен в себе и спокоен, как зеркало. И никто на земле – ни люди, ни звери, ни птицы – не способен нарушить в нем это спокойствие, ибо самый гладкий на свете камень у него в кармане Он – череда незаметных и вполне очевидных сдвигов. Существуя за счет изменений, он состоит из бесчисленных граней, быть может, от отклонения к югу какой-нибудь веточки он становится грустным, от вздоха медузы в нем образуется море нежности… Он – всего только способ, посредством которого вещи сохраняют реальность, а мир равновесие, ибо, поглощая собой непрерывные сдвиги пространства, он сводит к нулю Изменение У него по лицу, как круги по воде, разбегаются грезы, порой он открывает глаза и стремительно быстрым движением ловит мимо летящую мошку, но тут же возвращает ее в небеса… Вся его жизнь, осажденная тишиной, как непрерывная запись снега, идущего хлопьями ...Эта мысль, как таинственно блещущий ключ от еще неизвестного дома, в котором он будет когда-нибудь жить Как раненный звездами коршун, он волочится кругами по комнате вокруг деревянного столика, на котором в сверкающей вазе покоится круглое яблоко… Он в руки берет это яблоко в десятый, а может, в двадцатый, а может, и в сотый раз, чтоб еще раз, еще и еще убедиться в его округлости Он никогда не любил черепах и даже испытывал к ним неприязнь и страх, ибо был совершенно уверен, что именно они – черепахи – крадут у людей пространство... И не потому ли наш мир так тесен? И странные эти звуки казались полночной музыкой. Но это совсем не музыка, нет, это совсем не музыка, а просто меж ним и миром по звонкозвенящей струне гуляет во тьме кромешной осенний дождливый клоун – он все это время молча с унылым и грустным видом туда и обратно ходит, как сон… С каждым годом и днем его все сильнее снедает необычно глубокая зависть к деревьям, имеющим точное место в пространстве, уходящим корнями в недра, а птицам дающим убежище… «Дерево! – говорит он себе. – Это точка отсчета блуждающей мысли, это высший предел существующей грусти и это идеальная форма молчания!» Уже которую осень Отрешенно скитаясь по травам, Он постигает в пространстве Блаженство Стрекоз Зависающих, С единственной целью – в свой мир, огороженный скалами, посеять частицу нежности Он забредил росой, той росой серебристой, которой на заре умываются бабочки, тля и цикады… Он забредил озерами, где ночами купаются лебеди… Он забредил дождями, быть может, слишком долго он травами думал и мыслил цветами, быть может, это память его высыхает Он встал и ушел. Он ушел от людей. От людей к человеку, от человека к себе он вернулся, но снова во глубине обнаружил толпу Намагниченный грезами, он начинает беззвучно крошиться и мелкими звездами падает в океан… Существуя отныне в мерцающей памяти рыб, он обретает структуру космоса Он научился беглым взглядом сшибать с небес летящих птиц. Он счет ведет случайным жертвам, и в памяти его уставшей роятся числа О трех чудесных заморских странах спросил он у трех скитальцев, и оказалось, что он там жил Умер ветер. Остановилось небо. Замер дождь... Он услышал свои шаги на обратной стороне планеты и понял все, о чем боялся подумать раньше А по ночам он пишет трактат о построении гиппопотама из кирпичей забвения… Карен Джангиров © Copyright: Янгел Блюзоу, 2007.
Другие статьи в литературном дневнике:
|