Чудной неоседланный конь
в предместье печальном и голом.
В осенних пяти фонарях -
пять розовых бражников. Мне
листом с паутинкой в ладонь,
шарфом на сипящее горло
сентябрь намекнул, что пора
готовиться к долгой зиме.
Усталым оттенком хвои,
привычным минором рябины
аллея встречала меня
недолгой дорогой домой.
И полдень был жарким, но тень
была не по-летнему длинной,
и бражник летел к фонарю
гудящей мохнатой стрелой.
Лесная серьезная мышь
гнездо собирала под дверью
ввиду неизбежной зимы,
которая скоро грядет.
Средь сосен, заборов и крыш
бродили печальные звери:
корова, козленок и кот.
Корова, козленок и кот.
И тот, неоседланный мой,
с глазами песочного цвета,
в которых ненайденный дом,
а также потерянный рай.
Зачем он мне долгой зимой,
дитя убежавшего лета?
Забава сия не для нас...
Его, говорю, забирай.
Бери, говорю, просто так.
Измерь, посчитай нестыковки,
в слова облеки. Я потом
приду посмотреть без обид.
В печальных и странных местах
дряхлеющий склеп остановки
листом с паутинкой в ладонь
оплатит расходы мои.
Чутье не обманет. Опять
подернулись влагою стекла.
Сквозь кашель мембраны и вой
простуженных радиоволн
теплу не пробиться - оно
совсем расплылось и поблекло.
“Иди и готовься к зиме.
Мирись со своей головой”.
сумеречный эвкалипт
Где-то в самом конце или у начала
Дождик ласковый шёл, и лягушки пели.
Я ходила сюда, к старому причалу
В сентябре, в декабре, в марте и в апреле.
Солнце яростно жгло, злые вихри дули:
Для чего-почему – кто бы знал, кто ведал?
Я ходила сюда в марте и в июле,
В понедельник, в четверг, в пятницу и в среду.
До причала бегом, дальше – только шагом,
Через лес, через луг, к тихому затону.
На моих волосах оседала влага,
Выпадала роса на цветы-бутоны.
Мир кружился вокруг стрекозой и шершнем.
Мир стоял как бурьян – тёмный и высокий.
Мир томился в руке спелою черешней.
Мир касался лица стеблями осоки.
Где причал, где лесок, где протока с вербой?
Ничего больше нет из того мультфильма.
Нет нужды, нет причин сильной быть и верной,
Только сердце болит непонятно сильно.
Больше чем ничего, меньше чем немного
Капнуть зелья в стакан, взять перо с бумагой,
И откроется вновь лунная дорога:
До причала бегом, дальше – только шагом.
Через лес, через луг, медленно, лениво,
Чтобы пить тишину мелкими глотками,
Чтобы греть в кулаке яблоко и сливу,
Чтобы таял в груди тёмно-серый камень,
О котором ещё ничего не знает
Та, что просто бежит к старому причалу
В понедельник, в четверг, в марте или в мае,
Где-то рядом с концом или у начала.
Голова набекрень,сердце на кусочки –
Так аукнулось мне прошлое столетье.
Я искала слова для последней строчки,
не нашла ничего, кроме междометья.
письмо седьмое
Среди огромных белых льдин
шёл человек, совсем один.
Невзрачная тропа вела
его туда, где стыла мгла,
где нет людей и нет жилья,
нет слова "мы", а слово "я"
не более, чем звук пустой,
гортанной щели влажный стон
в тональности, допустим, Ля...
там, к слову, тоже буква "я"...
Итак, туда, где мрак и снег,
шёл одинокий человек.
Зачем он шёл? Поди пойми
в тональности, допустим, Ми,
в жилье, в тепле, у камелька,
с подружкой, с кружкой коньяка,
с котом, сидящим на плече,
среди мелодий и речей,
не долетающих туда,
где спит замёрзшая вода,
и человек идёт пешком
с велосипедным рюкзаком
или совсем без рюкзака,
но тёплый и живой пока.
Потом?..
Потом растает лёд,
и труп на север уплывёт.
границы 10-11
Смотри - обычный мартовский пейзаж:
Слова лежат в снегу подобно саже.
О чём таком зима ещё расскажет,
Вводя нас в искушение и в раж?...
Намёками какого языка,
Наречием невнятно-рукокрылым,
В котором мы ни ухом и ни рылом,
А только сном и духом изредка,
Стремясь увидеть звук, услышать цвет,
Запомнить три периода и точку,
И наблюдая, как взлетел на кочку
Чирикающий пятый элемент,
Мы делим с ним и песню, и полёт,
Киваем через раз впол-оборота:
«Да-да, нас ждёт игра или работа.
И больше, в целом, ничего не ждёт».
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
