Мой голос, торопливый и неясный
тебя встревожит горечью напрасной,
и над моей ухмылкою усталой
ты склонишься с печалью запоздалой,
и, может быть, забыв про всё на свете,
в иной стране – прости! – в ином столетье
ты имя вдруг моё шепнёшь беззлобно,
и я в могиле торопливо вздрогну.
