Давид Симанович http://chagal-vitebsk.com/?q=node/138
Издания музея
Книга стихов, посвященных Марку Шагалу. Содержит также переводы произведений самого Шагала с идиша на русский язык.
Мой Шагал, или Полет любви
Я - из Витебска, где под небом
белорусским работал Репин,
и сияет, как добрый след,
его жизни "Осенний букет".
Я - из Витебска, где сквозь тлен
старый Пэн берет меня в плен,
хоть холодных ветров торжество
над забытой могилой его.
Я - из Витебска, где Шагал
прямо с Замковой в небо взлетал,
зацепился за облака -
и остался тут на века.
Я - из Витебска, где Малевич
с Уновисом, с семьею левых,
Богу брат и дьяволу брат,
поднимал, как знамя, квадрат.
Я - из Витебска, чей портрет
ярко вписан в картину лет,
и художники новых дней
свято помнят учителей.
1988
Из Дневника Шагаловского года
Колесо Истории вращается.
И, хоть очень дорога цена,
городам и людям возвращаются
добрые - навечно! - имена.
1962
Прошумело ливней немало,
но как будто в золе уголек,
в старом Витебске уголок -
одинокий домик Шагала.
Он бы не был так одинок,
если б, все прорвав карантины,
возвратились сюда картины,
освещая родной порог.
1970
Чья тень мелькнула и пропала
на старой улочке пустой?
Опять бессонного Шагала
мне чудятся шаги за мной.
1984
После метелей, как вещий знак,
по лицам усталым скользнуло солнце.
И возвращается Пастернак.
Вот-вот и Шагал вернется.
1987
И был мой звездный час
средь яростных светил.
И сам Шагал, лучась,
меня благословил.
1992
Сергею Рублевскому
Опять кричу в темноту,
зову человеческий род:
- Надо спасать красоту!
И она нас тоже спасет...
1992
Сегодня все радетели Шагала,
защитники его, его друзья.
И памяти цветное одеяло,
которое над миром просияло,
натягивает каждый на себя...
1997
И рожденье его на фоне пожара
объясняется кратко и просто:
как предчувствие гетто и Бабьего Яра,
как предчувствие Холокоста.
1998
Это крест необычный мой,
как посланье божье и слово:
я вернул Шагала домой,
чтобы в Витебске был он снова.
Да зачтется мне подвиг мой,
моя трудная колея -
я вернул Шагала домой
из жестокого небытия...
Зло побеждала
любовью великой
скрипка Шагала -
бессмертная скрипка.
1998
И сказал Шагал, чуть дыша,
в час последний вдали от родины:
"Там осталась моя душа..." -
и глаза его синие дрогнули.
И припомнил он о былом
и увидел дворик с березкою,
где грустит покинутый дом -
29, Большая Покровская.
Там окраина. Чад. Глядят
окна в мир еврейскими ликами,
козы прыгают у оград,
скрипачи на крышах пиликают
так, что ходит земля ходуном,
вся с деревьями и дорогами,
и летят они с Беллой вдвоем
над церквами и синагогами.
Наяву, как во сне, летят
над Двиной и ратушей старою.
Я кричу через рай, через ад:
- С возвращением, Марк Захарович!
Между жизнью и смертью межа.
И уже бессмертье наградою...
Здесь осталась его душа
незапятнанная, неразгаданная.
1989
Из поэзии Марка Шагала
/переводы с идиша/
Звенит во мне далекий город...
Звенит во мне далекий город,
церкви белые и синагоги.
Открыты двери навстречу горю,
навстречу радости и тревоге.
Под небом синим жизнь дальше мчится.
Кривые улочки во мне взгрустнули,
и тихо дремлют седые птицы -
надгробья, где предки мои уснули.
В цветах и красках моя картина
стоит на грани жизни и смерти.
Ее прикрою любовью сына,
ее укрою дыханьем сердца.
Иду сквозь пламя. Пылают годы.
Но город мой на земле остался.
Тот мир ушедший во сне приходит,
и где-то в нем я затерялся.
Теперь меня не ищите нигде вы,
сам от себя убежал я, немилый.
Состарились молодости моей деревья.
И плачу я над своей могилой.
Первый учитель Иегуда Пэн
Учитель мой, где твои кисть и бородка?
Из этого мира насилья и зла
тебя на тот свет дорогой короткой
лошадка черная увезла.
Погасла лампада усталого сердца -
и ночь окутала дерева.
Напротив дома старая церковь
молчит нахмуренная, как вдова.
Уже по картине твоей еврейской
мажет грязным хвостом свинья.
И болью мне поделиться не с кем:
зачем так давно я ушел от тебя.
Моя жена
Навстречу идешь - и волос твоих пряди
тянутся руки мои обвить.
Ты даришь мне небо, искристо глядя,
и хочется у тебя спросить:
Неужели завянут цветы, неужели
их покроет времени лед?..
Ко мне пришла ты - и мы взлетели.
И долго-долго длился полет.
Мы погасили ночи дыханье
и свечи любви зажгли над землей.
И две души, как одно сиянье,
соединились и стали зарей.
Как забыть я это сумею:
земли и небес укрепляя связь,
любовь моя слилась с твоею,
чтоб после дочь любви родилась.
И Богу благодаренья мои
за этот подарок добра и любви!
Белла
К 4-й годовщине смерти
О тебе твое белое платье грустит,
увядают цветы, что сорвать я не мог.
По надгробью рука моя нежно скользит,
и уже я и сам зеленею, как мох.
Об одном, как вчера, я сегодня спрошу:
- Остаешься иль вырваться можно тебе
и пойти по следам, осушая росу
или слезы мои? Жду тебя на тропе...
- Как любви нашей свадебный яркий костер,
к людям, к дому любовь наша чистой была,
ты иди, ты буди их, чтоб к солнцу поднять.
Как земной на груди моей вечный ковер
и сиянье звезды, что сквозь ночи прошла -
так однажды ко мне ты вернешься опять.
Благодарю Тебя
Мой Бог, за свет такой,
что ты мне даровал, -
благодарю тебя.
Мой Бог, и за покой,
что ты мне ниспослал, -
благодарю тебя.
Мой Бог, лишь ночь опять -
глаза закроешь мне
до наступленья дня.
Но буду рисовать
на небе и земле
картины для тебя.
К моему городу Витебску
Шла Великая Отечественная война. Еще больше года оставалось до победы. Еще томился в фашистской оккупации Витебск. Вставали на борьбу с врагом в городском подполье и в партизанских лесах отважные сыновья и дочери Беларуси, своим мужеством приближая славный час освобождения.
15 февраля 1944 года в Нью-Йорке в газете "Эйникайт" ("Единство"), издаваемой американским комитетом еврейских писателей, художников, ученых, было опубликовано поэтическое обращение "К моему городу Витебску".
Автор обращения - всемирно известный художник Марк Шагал жил тогда в Нью-Йорке, куда перебрался из Франции, спасаясь от фашизма.
Сегодня, через много лет, переводя его с идиша на русский язык, я думаю: как надо любить свой дом, свою улицу, свой город, чтобы в далекой и суровой разлуке, ничуть не очерствев сердцем, обратиться к любимому уголку на земле с такими словами печали и мужества.
Андрей Вознесенский, которому я одному из первых прочел эти строки, сказал: "Это по-настоящему гражданское произведение. И сколько в нем яркого света поэзии".
И ведь в самом деле Шагал был поэтом в живописи, графике, во всем что делал. И поэтом, который писал красками сердца стихи и поэмы.
По жанру объяснение Витебску в любви, своеобразное послание через время и пространство - это стихотворение в прозе, так построфно и ритмично, наполненное мыслью, оно построено по законам поэзии.
Впервые "К моему городу Витебску" в моем переводе с идиша появилось в "Литературной газете" 2 сентября 1987 года, в день открытия выставки художника в Москве, почти через двадцать лет после того, как я перевел его из книги еврейского американского поэта Исаака Ронча "Мир Марка Шагала" (Лос-Анджелес, 1967). А затем вошло в книжку "Марк Шагал. Паэзiя" (Мiнск, "Мастацкая лiтаратура", 1989). Там же оно напечатано на белорусском языке в переводе Рыгора Бородулина.
Давид Симанович
Давно уже, мой любимый город, я тебя не видел, не слышал, не разговаривал с твоими облаками и не опирался на твои заборы. Как грустный странник - я только нес все годы твое дыхание на моих картинах. И так с тобой беседовал и, как во сне, тебя видел.
Мой дорогой, ты не спросил с болью, почему, ради чего я ушел от тебя много лет назад.
Юноша, думал ты, что-то ищет, какую-то особую краску, которая рассыпается, как звезды с неба, и оседает светло и прозрачно, как снег на наши крыши. Откуда он это берет, как это приходит к нему? Почему он не может найти все это рядом, тут в городе, в стране, где родился? Может, этот парень вообще "cумасшедший"? Но "сойти с ума" от искусства?..
Ты думал: "Вижу - я этому мальчугану в сердце запал, но он все "летает", он срывается с места, у него в голове какой-то "ветерок"".
Я оставил на твоей земле - моя родина, моя душа - гору, в которой под рассыпанными камнями спят вечным сном мои родители. Почему же я ушел так давно от тебя, если сердцем я всегда с тобой, с твоим новым миром, который являет светлый пример в истории?
Я не жил с тобой, но не было моей картины, которая не дышала бы твоим духом и отражением.
Иногда бываю я печален, когда слышу, что люди говорят обо мне на языках, которых не знаю и не могу понять, - они говорят о моем отношении к тебе, будто я забыл тебя. Что говорят они?
Мало мне моих художнических терзаний, должен я еще выстоять как человек.
Не зря я издавна мечтал, чтобы человек во мне не был виден - только художник.
Еще в моей юности я ушел от тебя - постигать язык искусства... Я не могу сам сказать, выучился ли я чему-либо в Париже, обогатился ли мой язык искусства, привели ли мои детские сны к чему-то хорошему.
Но все же, если специалисты говорили и писали, что я достиг чего-то в искусстве, то я этим принес пользу и тебе.
И все же я все годы не переставал сомневаться: понимаешь ли ты меня, мой город, понимаем ли мы друг друга?
Но сегодня, как всегда, хочу я говорить о тебе.
Что ты только не вытерпел, мой город: страдания, голод, разрушения, как тысячи других братьев-городов моей родины.
Я счастлив и горжусь тобой, твоим героизмом, что ты явил и являешь страшнейшему врагу мира, я горжусь твоими людьми, их творчеством и великим смыслом жизни, которую ты построил. Ты это даешь не только мне, но и всему миру.
Еще более счастлив был бы я бродить по твоим полям, собирать камни твоих руин, подставлять мои старые плечи, помогая отстраивать твои улицы.
Лучшее, что я могу пожелать себе - чтобы ты сказал, что я был и остался верен тебе навсегда.
А иначе бы я не был художником!
Ты не скажешь мне, что я слишком фантазирую и непонятен тебе. Ты же сам в глубине души своей - такой. Это же твои сны, я их только вывел на полотно, как невесту к венцу. Я тебя целовал всеми красками и штрихами - и не говори теперь, что ты не узнаешь себя.
Я знаю, что уже не найду памятники на могилах моих родителей, но, мой город, ты станешь для меня большим живым памятником, и все твои новорожденные голоса будут звучать, как прекрасная музыка, будут звать к новым жизненным свершениям. Когда я услышал, что враг у твоих ворот, что теснит он твоих героических защитников, я словно сам воспламенился желанием создать большую картину и показать на ней, как враг ползет в мой отчий дом на Покровской улице, и из моих окон бьется он с вами.
Но вы несете навстречу ему смерть, которую он заслужил, потому что через смерть и кару, возможно, много лет спустя, обретет он человеческий облик.
И если бывало, что какая-то страна объявляла святым человека, то сегодня все человечество должно было бы тебя обожествить, мой город, вместе с твоими старшими братьями Сталинградом, Ленинградом, Москвой, Харьковом, Киевом, и еще, и еще, - и всех вас назвать святыми.
Мы, люди, не можем и не имеем права спокойно жить, честно творить и оставить этот свет, пока грешный мир не будет очищен через кару святую.
Я смотрю, мой город, на тебя издалека, как моя мать на меня смотрела когда-то из дверей, когда я уходил. На твоих улицах еще /враг. Мало ему было твоих изображений на моих картинах, которые он громил везде. Он пришел сжечь мой настоящий дом и мой настоящий город. Я бросаю ему обратно в лицо его признание и славу, которые он когда-то дал мне в своей стране. Его "доктора от философии", которые обо мне писали "глубокие" слова, сейчас пришли к тебе, мой город, чтобы сбросить моих братьев с высокого моста в воду, похоронить их живьем, стрелять, жечь, грабить и все это наблюдать с кривыми улыбками в монокли.
Мне не нужен больше мой собственный дом, если вы даже его спасете, во всех ваших сердцах - мое жилище. Ваше дыхание мне дорого, как бальзам.
И счастлив был бы я принести тебе новую весть, как сам ты, мой город, принесешь ее миру.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
