Слова ее обрушивались на меня, словно ливень, не знающий пощады. Мне
хотелось убежать от нее. Мне хотелось зарыться головой во что-то мягкое и
теплое и уснуть. Это какое-то безумие - жениться на ней. Да мыслимое ли
это дело? На какой-то безумный миг я подумал, как бы это было прекрасно:
делить с ней ложе каждую ночь, чувствовать огонь ее дыхания, вкушать
сладость ее уст. Какой мужчина откажется от подобного? Но брак? Со жрицей?
С богиней? Она не имела права выходить замуж. Я не мог жениться на ней.
Даже если бы народ и разрешил это - а он бы не разрешил, он бы скорее
растерзал нас и швырнул наши трупы волкам на съедение, - я не смог бы
вынести этого. Униженно приходить в храм с брачными дарами, становиться на
колени перед собственной женой, потому что она еще и богиня, Царица
Небес... Ну нет, этого я вынести не могу, это будет моя погибель. Я царь.
Царь не может становиться на колени перед женой. Я потряс головой, словно
хотел разогнать сгустившийся в моей душе мрак. Я начал постигать истину.
Ее план начинал проясняться для меня: адская смесь алчности, страсти и
зависти. Ее цель - заманить меня в ловушку и извести. Если она не могла
противостоять власти царя никаким иным способом, она разрушит его силу при
помощи брака. Поскольку она - богиня, она заставит меня становиться перед
ней на колени. Ни один мужчина и уж конечно ни один царь, не становится на
колени перед собственной женой. Люди будут смеяться надо мной на улицах,
псы вонючие будут хватать меня за ноги! Но я не позволю сделать себя ее
рабом! Не пойду в рабство за ее тело! А вся ее болтовня о гневе богов,
который только одна она могла бы отвести от меня? Нет, это дурацкая ложь,
чтобы запугать меня! Я не позволю этого ни в коем случае.
Как только я все это понял, во мне поднялся такой гнев, словно огонь в
душное лето. Может оттого, что я не спал всю ночь, или вино, или демон,
что вселился в меня, или гордость, которая обуяла меня после победы над
Хувавой, или все вместе привело меня в неудержимо свирепое состояние. Я
вырвал у нее свою руку, выпрямился и заорал:
- Ты говоришь, что ты моя единственная надежда? Да какую же надежду ты
мне собираешься предложить, кроме надежды на боль и унижение? Чего же мне
ждать, если я окажусь настолько глуп, что женюсь на тебе? Ты приносишь
только опасность и муку.
Злобные слова потоком лились из меня. Я не мог и не хотел удерживать
их.
- Что ты такое? Жаровня, что гаснет на морозе. Задняя дверь, что
пропускает и ветер, и дождь. Худой мех, льющий воду на спину несущего его,
сандалия, что жмет ногу носящего и заставляет его спотыкаться.
Она ахнула от изумления, так же, как ахнул я, когда она пришла ко мне
со своими разговорами о браке. А я все продолжал:
- Что ты такое? Камень, падающий из окна на голову. Деготь, пятнающий
руки, жилище, что обрушивается на голову живущим в нем, тюрбан, не
покрывающий головы. Жениться на тебе? Жениться на ТЕБЕ? Ах, Инанна,
Инанна, что за безумие, что за глупость!
- Гильгамеш...
- Какая надежда остается человеку, кто попал в сети Инанны? Я знаю этот
рассказ о садовнике Ишуллану. Он пришел и принес тебе корзину фиников, а
ты посмотрела на него, улыбнулась своей змеиной улыбкой и сказала:
"Ишуллану, подойди ко мне, дай мне насладиться тобой, потрогай меня здесь,
и здесь, и здесь..." Он отпрянул от тебя в ужасе, говоря: "Что тебе нужно
от меня? Я ведь всего-навсего садовник! Ты заморозишь меня, как мороз
побивает юный тростник!" А ты, услыхав такие слова, превратила его в крота
и бросила его в земляную нору.
Она в изумлении сказала:
- Гильгамеш, но ведь это всего лишь сказка о богине! Это не мои деяния,
это деяния богини, и к тому же очень давние!
- Мне все равно. Это одно и то же. Ты - богиня, а богиня - ты. Ее грехи
- твои грехи. Что случается с любовниками Инанны? Пастух, который приносил
тебе дары и забивал нежных козлят? Ты от него устала и обратила его в
волка. Теперь его же собственные подпаски прогоняют его прочь и его же
собственные собаки кусают его...
- Сказки, Гильгамеш, предания!!!
- А лев, которого ты любила? Ты выкопала для него семижды семь
ям-ловушек! А птица многоцветная? Ты сломала ей крыло, и теперь она сидит
и рыдает в чаще: "Мое крыло, мое крыло!" А жеребец, столь могучий в битве?
Ты же приказала сделать ему узду, и шпоры, и хлыст и велела ему скакать
семь лиг без передышки и пить грязную воду...
- Ты что, спятил?! Что ты мелешь?! Это же старые сказки о богине,
которые поют арфисты. Сказки и легенды!
Должно быть, я и вправду обезумел. Но я не сдавался.
- Ты была хоть раз верна, хоть одному своему любовнику? Ты ведь
обошлась бы со мной точно так же, как с ними!
Она было открыла рот, но не могла произнести ни слова. Я продолжал:
- А как насчет Думузи? Расскажи-ка мне, как ты отправила его в ад!
- Зачем ты швыряешь мне в лицо древние побасенки? Почему ты упрекаешь и
попрекаешь меня тем, чего я никогда не делала?
Я не обратил на ее слова внимания.
- Да нет, не бог Думузи, - сказал я. - Царь Думузи, что правил в этом
городе и умер раньше своего срока. Да-да, расскажи мне о Думузи! Думузи
царь, Думузи бог, Инанна богиня, Инанна жрица - это все одно и то же. Все
дети знают эту сказку. Она заманивает его в ловушку и потом ликует над
своей победой. Со мной тебе этого не видать.
Я остановился передохнуть, вытер пот со лба и совсем другим тоном
холодно сказал:
- Это царский дворец. Тебе тут делать нечего. Вон отсюда. ВОН!!!
Она искала слова, но только гневные восклицания вырывались из ее уст.
Потом она отшатнулась от меня, глаза горели, лицо пылало. У дверей она
остановилась и послала мне леденящий душу взгляд. Потом она сказала тихим,
спокойным голосом, который, казалось, исходил из преисподней:
- Ты будешь страдать, Гильгамеш. Это я тебе обещаю. Ты почувствуешь
боль, с которой не сравнится никакая мука. Так клянется богиня.
И она ушла.
