Немного стихов...
Напоминание об уходящем лете для себя.
Из разных книг.
*
Лето уходит.
Робко бросает осень
первый тревожный взгляд через порог,
и поспевают яблоки,
и выносит
бабушка к чаю яблочный пирог.
День уходящий
тает в заре вечерней,
небо прошито нитью
звёздных дождей…
лето уходит –
ищет душа кочевье
и – не находит,
и не найдёт нигде.
Разве что в дальних,
мятных сумерках летних,
где моя тень притаилась в тени стола,
где перемешан день первый
с днём последним,
ветхая скатерть крахмальна и бела…
Лето уходит.
Воздух – нежнее шёлка.
Теплится память – тихая свеча.
А на столе
дышит пирог с грушовкой,
в узких стаканах
медленно стынет чай.
И оживают
в синей поре вечерней
с детства знакомые,
лёгкие шаги…
Лето уходит,
просит душа кочевья,
и на подходе
яблочные пироги.
Не разгадать –
не объяснить, зачем я
осени жду,
светлых надежд полна.
Лето уходит,
просит душа кочевья,
значит, ещё
помнит свой дом она.
*
Двери настежь.
Вещи собраны,
и дописана тетрадь.
Вспоминай меня по-доброму,
если будешь вспоминать.
Не залётным приключением –
летом каждый смел и юн, –
сумасшедшую,
ничейную,
непутёвую – твою.
Ворожейку синекрылую
не кляни и не теряй,
тайну, что тебе открыла я
никому не доверяй
Ты забудешь –
мне припомнится
свет твоих неярких звёзд,
у дороги за околицей
на семи ветрах погост.
Словно пеплом припорошены
придорожные кусты,
там, среди могил заброшенных,
ни тщеты, ни суеты.
Холодок по краю катится,
разделяя навь и явь,
девочка в цветастом платьице
машет мне рукою…
я,
не боясь прослыть юродивой,
босиком иду на свет.
Есть такое чувство – родина,
даже если места нет…
*
Видать и мне
отпущено сполна
испить из чаши бдений у окна –
из темноты пугающе-манящей,
и приручая эту темноту,
уверовать, что мудрость обрету,
узнав, что только ищущий обрящет.
Видать и мне отпущено стареть,
Париж увидеть и…не умереть
от разочарованья и досады,
и видеться среди живых живой,
и запасаться лунною травой,
спускаясь в полнолуние с мансарды,
чтоб пережить и боль, и смерть друзей,
и поголовье выскочек-ферзей
с повадками подобострастных пешек…
Молить о снисхожденье небеса
и получать,
а стало быть – писать,
не опасаясь гаденьких усмешек.
Всё просто –
мне отпущены сполна
и неба синь, и моря глубина,
и первоснежья миг,
и – первоцветья,
чтоб в каждом дне минувшем видеть свет,
и на любой вопрос найти ответ,
а на последний так и не ответить.
*
Пересыпаю морской песок…
Но день, предсказанный птичьим клином,
смешает запахи:
свежий – глины,
и горьковатый – травы иссоп.
Там будет парус звенеть – упруг,
и воздух – свеж,
и прохладны камни,
там – под проснувшимися руками –
затянет песню гончарный круг.
Благословляя на дольний путь –
к исходу лета – за птичьим клином,
в неискушённую влажность глины
вольётся тихое чьё-то: «Будь…».
О, это бремя, носить в крови
глоток божественного дыханья,
неизлечимо болеть стихами,
несвоевременно гнёзда вить
и безнадежно искать тепла,
отогреваясь средь палых листьев,
вдали от кем-то избитых истин,
не пресмыкаясь…
Не вброд, а вплавь
спешить на запах травы иссоп,
что смешан с запахом влажной глины,
к исходу лета – за птичьим клином –
чтоб обратиться в морской песок.
*
Осенних равноденствий плен –
тенета липкой паутины,
тоски тончайшая патина
об ускользающем тепле.
Всех «за» попытка лишена
делить всё то, что неделимо.
Безжалостна, неумолима
и беспощадна тишина
к таким же пленникам, как я –
адептам стихотворных магий,
познавшим, сколь остры края
у столь податливой бумаги…
Негромкий треск горящих дров
сдерёт тоскливую патину,
солжёт осенний палиндром,
что всё на свете обратимо.
Но вспять бегущие – не мы,
к нам тишина неумолима…
А всё, что было неделимо,
разделит первый день зимы.
Стихи и прозу,
дух и плоть,
причины действий и бездействий,
и от осенних равноденствий
оставит мнимое тепло.
*
Я почему-то знаю наперёд,
что дом мой будет им на откуп отдан:
летейским водам и житейским одам…
безвольным и без-смыссленным свободам,
стяжателям –
да кто их разберёт…
по всем счетам до срока – и сполна,
причины нет упоминать теперь их…
но раковину полую волна
с утра выносит на безлюдный берег
и оставляет – спящей – на песке,
средь раковин других – домов ничейных;
они лежат – незаняты никем,
ну а в мою пожалует отшельник.
Увы, ему придётся привыкать
к безмолвию, что глуше год от года,
к тому, что двери настежь – без замка
возможность не для выхода –
для входа.
Он будет становиться в тишине
самим собой – без маски и без кожи,
и станет на меня во всём похожий,
все сны мои переглядев во сне.
Ему не убежать и не уйти,
тому причиной дверь – она открыта.
Сидел бы ты, отшельник, взаперти
и был бы счастлив оттого что сытый,
от осознанья: кто-нибудь придёт –
и отопрёт…
Согреет перемётная сума
скорей, чем эта мнимая свобода;
Но... соблазняют старые дома
возможностью незапертого входа.
Мой дом оставлен,
и на откуп отдан,
и у дверей зима, зима, зима…
*
В дождливый день сжимается пространство
до уголка в прокуренной квартире,
мой друг – поэт, с завидным постоянством
находит в нём свои ориентиры.
Себя не мысля без осенних ритмов,
он знает: солнце ждёт за облаками.
Он прячет в середину слова рифму,
меня в стихо-творенье вовлекая.
Там смещены границы, грани, время,
там небо серо, но отнюдь не хмуро,
там чёрный кот у печки мирно дремлет,
и душу лечит дождь акупунктурой.
Все окна настежь в доме у развилки,
там верят: солнце ждёт за облаками.
Там лист кленовый, обнажив прожилки,
смешался на столе с черновиками…
*
А может нас ждала судьба иная,
в которой были б небеса глухи,
и не рождались бы на свет стихи.
И, откровенья этого не зная,
мы жили бы – послушны и тихи,
и наши домочадцы были б рады...
А в сущности, что человеку надо?
Чтоб полной чашей назывался дом...
Идиллию представила с трудом.
Не для меня она,
и я готова
всё в жертву принести во имя Слова,
Но только, близких охрани, Творец,
пусть будет ровным стук родных сердец.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.