Боялась гроз, бежала к нам в ночи
неграмотная старая соседка,
и дверь мы открывали ей нередко,
и оставляли, кажется, ключи…
Крыжовника с малиной было всласть,
и вишня удалась тогда на славу.
А цепь велосипеда порвалась,
и полетел седок его в канаву,
успев поймать с багажника сестру.
Ей было 5. Не испугалась даже.
Лечились подорожником. К утру
болело всё. «Родителям не скажем».
А в дождь играли с бабушкой в лото.
От ветра раздувались занавески.
Про многое – про это и про то –
поговорить мне больше не с кем. Не с кем.
Про хиромантию
Он глядит в экран компьютера невидяще.
Он всё знает: надо справиться и выдюжить,
надо думать не об утре, а о графике
и в реальность возвращаться без царапинки…
…Утро было распашонкой – мягкой, байковой.
Впрочем, нет: в нём были шёлковые бантики,
на плече его смеялась утром женщина,
нарушающая правила движения.
И смеялась, понимаете, без повода:
не прописана она, не проштампована,
и не ведьма гумилёвская из Киева,
но живёт она на линии руки его.
Седьмая роза
Седьмая роза – выше всех. А мир жесток.
Она стоит в воде – наверно, слишком жёсткой –
и на отлёте держит нижний лепесток,
и странно смотрится – девчонкой-переростком.
Твои цветы – всегда их жалко подрезать.
Твои цветы – всегда им тесно в этой вазе.
Ах, лето красное, кати, кати в глаза!
Соседи сверху что-то сверлят и дубасят,
и если вдруг они обрушат потолок,
очнувшись, я извёстку вытряхну из тапок
и сразу вспомню: ты с утра мне приволок
охапку роз. И счастья – полную охапку.
Пусть кто не знает, тот поёт на новый лад,
что всё живое станет пеплом или глиной,
но эти розы непременно устоят
в хрустальной вазе на столе. На ножках длинных.
На них не скажется паденье потолка.
На них и время ни за что не отразится.
И только с виду беззащитна и хрупка
седьмая, рослая – с отставленным мизинцем.
28 мая 2011
Понедельник
Когда за спиною – дымящийся ров выходных,
прошедших в разлуке, размеренный ад уикенда,
я делаю вид, что, конечно же, мне хоть бы хны,
мелю чепуху кофемолкой, лечу, как ракета,
навстречу тебе через тёмный и душный тоннель.
Два дня друг без друга – ведь это же целая вечность.
Она у меня за спиной, словно в скатке шинель.
И целый клубок из сомнений и страхов наверчен.
Она за спиной… Я готовлю какую-то снедь
и очень хочу, избегая вопросов прицельных,
твой голос по капле цедя, наконец опьянеть
и выдохнуть молча себе: «Вот и всё. Понедельник».
23 июля 2012
Ежевика
В долгой разлуке трудно не умереть –
губы, глаза и руки – всё время впроголодь,
и за душой не грош, а тупая резь…
Длинную встречу трудно по капле пробовать.
Длинная встреча – выход, глубокий выдох,
мелкая дрожь цепочки реинкарнаций,
дагерротип, потеря Земли из вида,
как хорошо: я снова могу меняться
и становиться бабочкой и цветком –
одновременно… Взрыв лепестков, крылатость.
Нас накрывает – полностью, целиком.
Рядом плывёт июль в лягушачьих ластах.
Мы научились весело превращаться,
не успевая к новым-себе привыкнуть.
Длинная встреча (скажем короче – счастье)
вяжет мне рот, как спелая ежевика.
Он и не знает
Я уходила – прочь из железной клетки,
не собираясь прошлое жечь напалмом.
Просто не пелось на тупиковой ветке,
просто себя история исчерпала.
Сильная страшной силою одиночек,
воинов в поле, правых особой правдой,
я полагала: «Ладно, один кружочек.
Чуть полетаю, после вернусь обратно».
Он и не знает, как далеко теперь я –
дальше, чем космос, дальше, чем Южный полюс,
как ты мне утром нежно ерошишь перья,
хвалишь мой певчий, хриплый от счастья голос.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
