Дивные стихи!
Подборка в журнале Аргамак
Сагидаш Зулкарнаева
выражаю огромную благодарность за публикацию Диане Елисеевне Кан (не только Мастер Слова, но и подвижница от Бога и не равнодушный человек), а также редакции журнала "Аргамак".
http://www.srpkzn.ru/argamak-16.pdf
ЖУРНАЛ «АРГАМАК» № 3 ( 1 6 ) • 2 0 1 3
СВЕЧА НА СКВОЗНЯКЕ
Несмотря на то, что имя Сагидаш Зулкарнаевой пока неизвестно читателям России,
можно сказать, что перед нами не только очень талантливая, но и зрелая поэтесса, мно-
го думавшая и много страдавшая женщина, которой выпала на долю непростая эпоха.
Весной 2013 года, после заседания в Самарской областной писательской организации,
поэт из Сызрани Александр Карякин подвёл ко мне её, симпатичную, худенькую, чем-то
похожую на пугливую лань. Женщина была настолько скромная, что сама ко мне даже
подойти постеснялась. Увы-увы, в литературе часто обладают скромностью совсем не
те, кому следовало бы. А вот какой бездарь или графоман, ничтоже сумняшеся, подошли
бы и начали зачитывать свои стишата, ничуть не сомневаясь, что создали шедевры…
Биография Сагидаш Зулкарнаевой проста — родилась в 1968 году в Самарской об-
ласти. Детство провела, можно сказать, в обнимку с природой — помогала маме пасти
скот в степи, заниматься сельской нелёгкой работой, ездила на коне лучше заправ-
ского наездника… Отголоски степного вольного ветра много позже зазвучат в лирике
поэтессы. Многие годы писала в стол, так как отдалённость проживания от областного
центра, семейные дела не позволяли часто бывать в Самаре. Публикация в таком
престижном российско-республиканском журнале, как «Аргамак», для Сагидаш Зул-
карнаевой на сегодня будет практически самой статусной. И, надеюсь, не последней!
Сагидаш рано вышла замуж, у неё крепкая семья: любящий муж и умница-дочка. Так
что и тут она нетипичная поэтесса — никакой тебе сломленной женской судьбы, ни-
каких богем, никакой череды мужей и брошенных поклонников. Один-единственный
муж, один ребёнок, крепкая родная почва под ногами и — талантливые стихи…
Порой получаю от Сагидаш по электронке письма, от которых веет таким неподдельным
почвенным-родным-сельским, что слёзы на глаза наворачиваются. После того, как обговоре-
ны какие-то творческие моменты, Сагидаш пишет мне: «Побежала доить корову». Да уж, она,
талантливая поэтесса из глубинки, не может похвалиться, как иные литературные и окололи-
тературные расфуфыренные «фифы» из больших городов, ни профессиональной коррекци-
ей ногтей, ни стайлингом, ни педикюром… Она сама по себе — красивая от природы и обая-
тельная женщина. Зато она может похвалиться такими стихами, каких никогда не написать
пресловутым «фифам». Впрочем, поскольку Сагидаш Зулкарнаева не по таланту скромна,
она ничем не хвалится, и всегда внимательна к критике. Проживает Сагидаш Зулкарнаева
в районе Самарской области с таким много говорящим названием — Больше-Глушицкий.
Но если эта большая самарская глушь способна питать живительными творческими соками
таких талантливых поэтов, как Сагидаш Зулкарнаева, то честь и хвала этой глуши.
Диана КАН
* * *
Выпив ночь из синей чашки, жду, когда нальют рассвет.
Тень в смирительной рубашке мой обкрадывает след.
Обернувшись тёплым пледом, обойду притихший сад.
Пахнет горько бабье лето неизбежностью утрат.
Звёзды светят маяками. Может, в небо за буйки?
Где цветные сны руками ловят божьи рыбаки.
И по лунам, как по рунам выйти в космос напрямик.
По дороге самой трудной, где полёт — последний миг…
Только в доме спит ребёнок. Захожу, скрипят полы.
Не скрипите: сон так тонок! В степь пойду, сорву полынь,
И травою горькой, дикой окурю себя и дом:
Блажь полёта, уходи-ка! Полечу потом, потом…
* * *
Я оденусь в шёлк июля,
Не зови меня — ушла.
Пусть молва летит, как пуля,
Зависть жалит, как пчела.
Над ручьём и над канавой,
Где скопился сельский сор,
Напрямик шагну я с правой —
Всем врагам наперекор,
Улыбнусь песочным сотам
Муравьиного вождя
И не стану старым зонтом
Заслоняться от дождя.
Прощевай, моя избушка,
Прощевай, моя земля…
Я свободна, как лягушка
В чёрном клюве журавля.
* * *
У бабы Мани всё, как встарь:
На кухне — книжкой календарь,
Портрет с прищуром Ильича
И борщ краснее кумача.
А во дворе кричит петух,
Слетает с неба белый пух.
Старушка хлеб в печи печёт,
И время мимо нас течёт.
* * *
Смотрите-ка, небо пробито –
Упало на крыши и лес.
И черпают люди в корыто
Несметные звёзды небес.
Лукавые бесы лакают
Луны просочившийся свет,
Один лишь прореху латает –
Непризнанный небом поэт.
* * *
Перерезав пуповину
Бесконечности сует,
Вдаль, где рыжие овины,
Ускользну на склоне лет.
Запустив ведро и веник
В самый синий водоём,
Обернусь не птицей Феникс,
А пугливым воробьём.
Ты меня в руках согреешь,
А наутро — лишь перо.
Несерьёзную жалеешь,
Мой задумчивый герой?
Но когда, как чашка оземь,
Разобьюсь, — пойдёт молва…
Ты скажи, мол, вышла в осень…
И сгорела, как листва.
* * *
На местах начальники правят вкривь и вкось,
На дорогах «чайники» едут на авось.
Депутаты праздные вешают лапшу,
Молодёжь отвязная курит анашу.
Где борец за истины, за права людей,
Где идальго истовый, бравый лицедей,
Чью отвагу песнями славили певцы?
Дон Кихот на пенсии «со;лит» огурцы.
* * *
Так Богом на земле заведено —
Бить больше слабых, чтоб сильнее стали.
Держись и помни: легче пасть на дно,
Чем подниматься по ножам из стали.
Неси свой крест, храни любовь и дом,
Когда-нибудь ты станешь в ряд прощённых.
Но всё равно не забывай о том,
Что крест — не плюс, два минуса скрещённых.
* * *
Вот и май. Туманом нежным
Занавесило село.
Заневестилась черешня,
И в саду белым бело!
На полях бороздки — цепью,
Трактора гудят вдали,
Пролетая по-над степью
Ветер гладит ковыли.
И, набравшись первой влаги,
Распустился первоцвет.
И трава из-под коряги
Выбивается на свет.
* * *
В моей деревне полный штиль,
Смотрю в окно — вся даль открыта:
Дорог степных седая пыль
Дождями в твердь земную вбита.
Там на ладонях берегов
Река уснула до морозов,
Набрав в карманы «матюгов»,
Гусей гоняет дед-Спиноза.
На нитку улицы дома
Нанизаны неплотным рядом.
А вот идёт — сойти с ума! –
Соседка в новеньком наряде.
Достану чашки и суфле,
От тёплого окна отлипну,
И, нарушая дефиле,
Модель села на чай окликну.
* * *
А кровь её — небесного состава,
И крылья есть, но только счастья нет.
Вчера она бежать за ним устала,
Пускай поспит, Ты не включай рассвет.
Вернуть его пытался дождь поддатый,
И даже лес пошёл наперерез…
Но он ушёл! Сломав замки и даты,
Наверно снова в ад к чертям полез.
Он там тусит под песни бедуина
И кличет ветер, стоя на краю,
И в коконе слепого кокаина
Он ловит кайф, зараза, мать твою…
И ей — представь? — вот этот демон нужен —
Больной, обросший, раненый — любой!
Когда луна клонируется в лужах,
Придёт он к ней, чтоб пить её любовь.
А завтра на ладонях мокрый ветер
Им принесёт апрельское тепло.
Я так хочу, чтоб ей на этом свете
Леталось… Слышишь?
Всем чертям назло!
* * *
Харуки Мураками, я к Вам письмо пишу!
На сердце тяжкий камень, который год ношу.
(Тут муж пошёл налево, но не об этом я,
Зато, как королева, — сама себе судья.)
На днях в Инете фото попалось ваше вдруг,
На нём грустны вы что-то, неведомый мой друг…
Вы любите картошку, баранинку с лучком?
А водку под окрошку не пили утречком?
Попробуйте — сшибает. Сама-то я не пью,
На Новый год, бывает, бокал «Suri de mu».
Харуки Мураками, мне Вас бы пригласить,
Своими пирогами с капустой угостить.
От Вас мне, видит Боже, не надо ничего,
Вы просто так похожи на папу моего.
… Он так любил картошку, баранину с лучком,
Ну да, и под окрошку…
* * *
Последний дождь отчаян –
По снегу мажет тушь.
От осени отчалив,
Нырну под снежный душ.
И по осколкам будней
Босой душой пройдусь,
Держась за солнца бубен,
Как Будды сын — индус.
Под Новый год остыну,
Впустив домой сквозняк,
И сразу с сердца схлынут
Тоска и депресняк.
Отмою душу в вёснах
И стану просто — я –
Наивной, несерьёзной,
Как юбка пёс-тра-я.
* * *
Не совпадаем мы с тобой,
Как разные миры.
Я — в гору шла, неся с собой
Весь груз. А ты — с горы.
И вот теперь, спустя года,
Я в ночь ушла. Ты — в свет.
И оказался — там, где — «да».
А я сошла на — «нет».
* * *
Напьюсь я всласть осенней сини,
Уйду в заречье через мост,
Где серебрит луна полыни
Под многоточьем синих звёзд.
И по песку, как по наитью,
Придут покой и благодать,
Чтоб я могла ковыльной нитью
На сердце рану залатать.
* * *
Когда играют на домбре,
Я вижу гладь степной равнины,
Где ходят кони на заре
И светят тонкие рябины.
Когда играют на домбре,
Я будто вижу через время,
Как дарит мне родное племя
Свой след в ковыльном серебре.
* * *
В родном краю милее облака,
И солнце ярче и теплей, чем где-то.
И нет светлее и святее света,
И нет целебней в мире родника.
Вот детства дом у берега реки,
В нём помню всё, до трещинки в пороге.
Глаза закрою — избы и дымки,
И до костей размытые дороги.
Но в этот край взволнованных степей,
Где облака наполнены, как чашки,
Зовёт меня залётный воробей,
И лепестки несорванной ромашки.
* * *
Всё не так и всё не эдак,
Все дороги по кривой.
Ты за юбками кокеток
Волочишься, чёрт с тобой!
Разобью в осколки будни,
От надежды отрекусь.
Стану снова безрассудной,
Под мальчишку подстригусь.
Не бывает чуда дважды,
После пирровых побед
Ты оглянешься однажды,
А меня с тобою нет.
* * *
Когда мой мир как лист бумаги скомкан,
И душу рвёт кинжальный ветер дней,
И скудость ждёт отточенным осколком
На алчущем паденья жертвы дне,
Так хочется повеситься, как месяц,
Задраить люк души, завыть, как бес,
Скатившись вниз по гулким рёбрам лестниц,
Упасть в ладони жаждущих небес,
Забыть все рамки, правила, законы,
Долги, пароли, мерки, этикет,
Сбежать из мира клеток и вагонов,
Машин, неона, пластика, ракет,
И кануть в непролазной, тихой чаще,
Где бродит по деревьям лунный кот,
И выгореть, как август уходящий,
И сдаться в плен всем армиям невзгод.
Когда ж душа надорвано умолкнет,
В бессилье крикну вновь себе: дыши,
Уеду в глушь — соломенной иголкой
Сшивать дыру надорванной души.
* * *
Всё в мире тленно. Все уйдём туда.
Кто раньше, кто потом — никто не вечен.
Осядет муть, и смоет след вода,
Путь у людей так скор и быстротечен.
И всё, что было, унесётся вдаль,
Другие вслед придут, и будет снова
Поступков, дел, страстей вариться сталь,
И круг вертеться, и рождаться слово.
* * *
Сдаёшься невзгодам метельным,
Как листьев увядшая рать.
Серебряный крестик нательный
Не пропуск в неведомый рай.
Живи не с пустыми глазами
Убитых морозом синиц.
Пусть маятник времени замер,
Нет пробных у жизни страниц.
Пусть время твоё так нелепо
Уплыло прогнившей доской.
Вода пахнет кровью и небом,
А воздух кислотной тоской…
И всё же, чтоб выстоять, в ракурс
Берёшь не окно — небеса.
И климат душевный на градус
Поднимется, вспыхнут глаза.
Глядишь: бесконечна дорога
И вечен рассветный пожар,
Пока на мизинце у Бога
Раскрученный вертится шар.
* * *
Как в чёрной речке нету дна,
Так и в тебе мне нет опоры.
Ты от меня уедешь скоро,
И я останусь вновь одна.
Не оглянувшись, ты назад
Уйдёшь, а я поставлю точку.
И поцелую тихо дочку
В твои прекрасные глаза.
* * *
Просто жить и не думать о смерти,
Просто верить всему вопреки.
Что дождей беспросветные плети
Унесутся с теченьем реки.
Просто помнить, что нам изначально
Бог даёт лишь на время весло.
Оттого так на сердце печально,
Оттого так на сердце светло.
* * *
В печке морозные плачут поленья,
Ходики мерно идут, не спеша.
Смотрит со стенки недремлющий Ленин,
Тихо ступает по дому Душа.
Кошка сыта и цветочки политы,
А на столе аппетитный пирог.
Двери Души для прохожих открыты,
Вот и Она поднялась на порог…
Дети приехали, печь разобрали,
Душу снесли на погост за село.
Кошка ушла, и цветы все пропали,
Ленин остался, ему повезло.
* * *
Вот он, венец терновый —
Соль от беды в горсти.
Мне бы успеть лишь Слово
В вечность произнести.
Бьюсь в этой сирой хатке
Жилкою у виска.
Бес ли железной хваткой
Держит меня в тисках…
Я по дорогам бывшим
Ездить одна боюсь.
Печкой давно остывшей
Душу не греет Русь.
* * *
Ты говоришь — нет слов, и хватаешь плётку,
Плётка из рук твоих вылетает пташкой.
Ты говоришь — волна, и садишься в лодку,
Лодка в руках твоих — голубая чашка.
Ты говоришь — тоска, выключаешь небо,
Руки твои луна жжёт огнём безжалостно.
Ты говоришь — пока, и летишь налево…
Хватит играть со мной, уходи, пожалуйста.
* * *
Я переменчива, словно над нами небо.
Ты постоянен, будто земля святая.
Ловишь, как рыбку, в синь запуская невод,
Я уплываю, в облаке синем тая.
Пусть осуждают, не отрекусь от чувства,
В чёрной речушке сплетни людские канут.
Вместе сольёмся — холод с горячим буйством,
Крепкой настойкой ночи бродя в стакане.
* * *
Не спится злому сатане —
В дороге путая, сбивает.
Не потеряться бы в стране,
Которая себя теряет.
Она свечой на сквозняке
Стоит на новом перепутье.
Того гляди от зла и мути
Сорвётся в чёрное пике.
* * *
Сегодня, завтра, через месяц,
Когда-нибудь, как стает снег,
Сорвусь по чёрным нотам лестниц,
Чтоб вновь упасть в двадцатый век.
Открою дверь, закрою снова,
Скелет увидев от страны.
Вернусь и сдам ключи былого
С осадком собственной вины.
И что теперь кричать без толку —
Ушла на дно моя страна,
Когда её делили волки,
А я смотрела из окна.
* * *
Я еду, еду к милой маме.
Я знаю, ждёт она меня,
С утра воюя с пирогами
И печку старую кляня.
И пусть мороз сегодня страшен,
Аж снег от холода визжит,
Через лесок, вдоль белых пашен,
Дорога к мамочке бежит.
И без пальто, лишь шаль на плечи
Накинув, через всё село
Пойдёт она ко мне навстречу
И примет дочку под крыло.
ЖУРНАЛ «АРГАМАК» № 3 ( 1 6 ) • 2 0 1 3 САГИДАШ ЗУЛКАРНАЕВА
Другие статьи в литературном дневнике:
