Да, птицелов... Андрей Ширяев.

Соловей Заочник: литературный дневник

Да, птицелов, сегодня последний рейс.
Не позовут птенцы, не загонят псы
к небу, где сердце мерно колотит в рельс —
там, на конце посадочной полосы.


Там, где моя земля. И по всей земле —
змеи. На каждый шаг по одной змее.


Помнишь узор на коже? В узоре тлел
воздух, струилась кобра, ползла гюрза,
властно текли тугие спирали тел
вверх по рукам. И выше — глаза в глаза.


Верь им. Люби их гнёзда. Корми с утра
кровью и тихим золотом изо рта.


Видишь плечо? Ложись на него и спи.
Кожа крепка. Узоры подобны снам.
Я помогу, не бойся. В моей степи
можно начать со смерти. Но дальше — сам.


Спи, змеелов. Иди к девяти кругам.
К небу, по пояс вкопанному в курган.


.http://www.shiryaev.com/
http://lleo.me/dnevnik/2013/10/25.html



Мастер зеркал Андрей Ширяев
Уже Другая: литературный дневник


Для тебя этот год будет годом кочевья. Раскосый
варвар, солнцем изъеденный дочерна, вскинет камчу,
крикнет слово гортанное, тополь затеплит свечу
на закате и бросит летящий огонь под колёса.


Пыль повиснет навечно. Сорвётся кибитка в тоске
по осенней солёной степи в бездорожье, и горько
будет пахнуть емшан, будет топот катиться с пригорка,
и привидится светлая женщина — там, вдалеке.


Удержи меня, брось меня, светлая, в смертное пламя,
полюби меня, что ли, и хватит об этом.
Резка
и протяжна мелодия песни степной. И пускай
пастухи кривоногие будут смеяться над нами!


Обними меня, женщина. Солоны губы твои,
из которых не пить, о которых не плакать; послушай
эту дикую музыку медленной ночи пастушьей
и безмерное небо в закрытых глазах затаи.


***


Голубоватый, точно свежий слепок,
случайный лик твой в воздухе, и скрипок
витые заросли вишнёвые, и крепок
вишнёвый мёд, и сок смычковый липок.
Моё движение размеренно и, словно
не только звук, но смысл — твоя отрава,
лукавый яд — ладонью по покрову
скользить безудержно и тяжко; лава
из жерла жадного, из жаждущего зева
рождаться медленным цветком, бутоном слова,
и раскрываться, думать смерть, и слева
не видеть тени и не слышать зова.


А там — дождаться снова скрипок, если
мы, двое, спящие — не этого ли ждали?
И день рассветом воскресили, и воскресли,
и обнялись над пеплом, и устали.


***


Осенённая осенью острая нервная роза,
повторённая в зеркале скорбь, совершенство сиротства,
дай мне жизнь твою, линии, эти силки не по росту,
это просто ловушка для Золушки — жемчуг и просо.


Память врёт, но, однако же, некие птицы и мыши
разносили зерно по мешочкам, не помню, но лица
очутились напротив, но дальше, чем помнишь, и тише,
и казалось, что пауза тоже до смерти продлится.


Дальше будет какое-то тёмное странное действо,
вероятно — беседа, и снова не помню, и дальше
почему-то Восток, иудеи, Прибалтика, детство
и случайное нечто, на что пожелай мне удачи,


подари, Сандрильона, девчонка из детства, уеду,
я уеду сегодня, ты помнишь, а ты заболеешь
мимолётной простудой, молчи, это стая по следу,
даже если и хочешь сказать, то уже не успеешь.


Золотую пыльцу твоих тоненьких крылышек, чудо,
смоет с чувственных пальцев надменный король из салона.
Я уеду, и следом за мной разобьётся посуда,
и рассыплется клочьями ночь твоего Вавилона.


***


Ах, робкому мальчику, что мне с тобой
делить и пытаться, касаться поспешно
и жадно, и жаться к рябине рябой
спиной каменеющей.
Хам препотешный,
базарный петрушка, чума, саранча,
уйдёт с недоуздка каурое лето,
уйдёт, не надейся, в четыре луча,
в четыре подковы, потерянных где-то
напрасно на хрупком слоёном песке,
в метро, на Тверском, в переходе, неважно,
лови этот ритм перепонкой бумажной,
танцуй безнадёжную в паре ни с кем.
Танцуй напоследок по ровной земле,
укатанной смехом толпящихся рядом,
танцуй, рассыпайся дымящимся градом,
трамвайным восторгом в дрожащем стекле.
Кричи этой женщине злые стихи,
расти амфибрахии каменным горлом,
гляди, это горбятся гномы над горном
кузнечным, ритмично вспухают мехи,
больные от века свистящей чахоткой;
колдуют волхвы, заклинают волхвы
моими стихами, дыханьем травы
слепящий прозрачный металл.
И короткий
невидимый жест остановит меня
в движении мимо, и цепью повяжет
запястья, и страх утечёт по корням.
И тихая женщина выйдет и скажет…



Другие статьи в литературном дневнике: