17 октября поэту Илье Фонякову 75 лет

Из книги судеб.

Илья Олегович родился 17 октября 1935 года в городе Бодайбо Иркутской области, воспитывался и учился в Ленинграде. Первой школой была блокада, второй – собственно школа (старейшая петербургская «Петришуле»), третьей – филфак Ленинградского университета (отделение журналистики). И ещё, сверх всего – ленинградская школа в поэзии, к последователям которой совершенно справедливо отнёс Фонякова поэт Александр Межиров – автор предисловия к маленькому томику в известной когда-то серии «Библиотечка избранной лирик» (Москва, 1967). В течение многих лет Илья Фоняков работал собственным корреспондентом «Литературной газеты» (по Сибири, потом – по Северо-Западу России). После первого сборника стихов («Именем любви», Ленинград, 1957) вышло ещё более сорока книг (стихи, литературная критика, публицистика, многочисленные переводы с языков народов России, ближнего и дальнего зарубежья). Чем-то вроде предварительного итога более чем пятидесятилетней литературной работы можно считать книгу «Островитяне» (Санкт-Петербург, 2005), впервые объединившую избранные стихи автора и его прозу: эссеистическую, литературно-критическую, мемуарную.

…Квартира Ильи Фонякова пропитана книжной культурой, поэзией и живописью. Под крышей этого дома я проникался ощущением, что без человека поэзия отсутствует. Только человек заполняет пустоты бытия напевностью речи, звукобразия языка и ритмикой говорения. И даже молчащим Словом, которого так не хватило в самом начале и особенно сейчас многим недостает. Поэзия – это оргазм человека на стабильный мир, бытие в оправе Бога и одновременно Бог – в формате бытия. Поэтому я не удивился, когда, неожиданно проснувшись затемно от внутреннего самопроизвольного толчка, нашёл на письменном столе блокнот, карандаш и стал записывать свои поэтические видения, которые мне диктовали стены этого дома. А утром за чаем отважился прочитать.

ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА,
составленная в пять часов утра на квартире поэта
Ильи Фонякова, Санкт-Петербург, Малая Посадская, дом восемь.

В пятницу, 22 апреля 2005 года от рождества Христова, на 12 фестивале русского верлибра, в музее Анны Ахматовой на Литейном, было установлено два микрофона:
Один – для больших,
Другой – для маленьких поэтов.
Но первый микрофон работал со сбоями,
И потому большинство авторов
Выходили к микрофону для маленьких.

– Мы знаем своё место, дорогая Анна Андреевна!

Илья Олегович поощрительно хмыкнул и сдержанно сказал: «Жизненно». Этого одобрительного слова было достаточно, чтобы автор подавил в себе мешанину сомнений и решился прочитать верлибр на фестивале днем.
Для меня Илья Фоняков – живой классик советской поэтической школы, которого никаким отработанным механизмом забвения уже не сбросить с корабля современности. Его стихи – это попытка выразить красоту словами, которые до этого были и сейчас остаются общеизвестными, но получили новый заряд ритмической энергии в душе поэта. Я познал его рифмы с юности, читал его публицистику в «Литературной газете» в молодости, особенно зачитывался японскими дневниками, а в 90-х годах прошлого века вступил с ним в переписку как активно проявивший себя поэт.
Классик не стеснялся отвечать на письма малоизвестного автора из Братска, иногда одобрительно, иногда с критикой. Илья Олегович не одобрял и не поддерживал моей скептической мысли, что поэзия гибнет на наших глазах. И со свойственным ему житейским оптимизмом изо всех поэтических сил, без надежды на вознаграждение и славу, активно доказывал, что жить со стихами уютней и легче, чем без них. «Наше время для стихов», – повторял я вслед за Фоняковым.
Не знаю, помогло ли это русскому народу в целом, за весь народ я не отвечаю, но меня поддержало, заставило не опускать руки, когда казалось, что слово поэтическое больше не оживёт, что его задушит слово информационное, или, точнее, слово дезинформации. На его торжество дезинформации обратил когда-то наше внимание Юрий Беликов.
Теперь я понимаю, что Илья Олегович всем ходом своей литературной жизни имел право на такой оптимизм, ведь первая поэтическая книга вышла у него ровно 50 лет назад, и с тех пор их было больше сорока.

– Даже во времена, когда стихи отказывались издавать, я не растерялся и выпускал маленькие малотиражные книжки на домашнем компьютере, и эти тоненькие сборники раздавал и рассылал своим читателям даром, – вспоминал о поэтическом безвременье поэт. – А в конце 1999 года, после одиннадцатилетнего перерыва, в издательстве «Петербургский писатель» вновь вышла «настоящая» книга стихов – «Своими словами». Может быть, лучшая у меня. Объём – большой, а тираж – маленький, но по-нынешнему нормальный – 500. Сознаю, что по возрасту я для многих уже динозавр, – продолжает размышлять Илья Олегович. – Оказывается, это совсем не так уж плохо. Хотя бы потому, что совершенно не волнуют проблемы самоутверждения. Уж какой есть, такой есть. Похвалят или поругают – от этого мало что изменится. И сам акт публикации в значительной мере утратил свою гипнотизирующую притягательность. Будут книги – хорошо. Нет – тоже не трагедия. Но потенциального читателя-собеседника всегда имею в виду. И стихи пишутся, особенно в форме сонета. Потому что желание «столкнуть слова, чтоб выскочила искра», не утратилось. И особенно от этого радостно, когда тебе уже 75,а стихи всё еще пишутся.

Я сутки находился в доме поэта весной 2005 года с религиозным трепетом, поскольку дом Ильи Олеговича – это музей истории отечественной литературной школы. Фоняков человек оригинальный:уникальная память и энциклопедическая начитанность его поражали. Умение ладить с авангардистами вызывало уважение (и верлибром пишет поэт, и палиндромон активно использует в канонических стихах, даже пару миниатюрных книжечек выпустил). На 12 фестивале русского верлибра в 2005 году он сразил молодёжь, которая эгоистично считает, что поэзия начинается с них, удивительно сочно прочитав кусочек из революционной речи Владимира Ильича Ленина как великолепный образец политического верлибра, интонационно разбив слова вождя всемирного пролетариата на ритмичные строфы. Чем и вошёл в историю питерского фестиваля. И чем был изрядно огорчён, поскольку организаторы пропустили мимо ушей чудесные верлибры самого поэта. А в затянувшихся бесконечных спорах на тему авангарда он предельно лаконичен и точен:

– Для меня вся поэзия - авангард. Пушкин – авангард, Блок – авангард, Заболоцкий – авангард. Авангард – всё, что смело, свежо, оригинально, истинно. Форма выражения – ритмические вариации, наличие или отсутствие знаков препинания, степень метафорической изощрённости – вопрос второй.

Традиционная форма – нормальный литературный язык, классическая ритмика, логичность и ясность – лишь наиболее естественная форма выражения поэтической мысли. Она всегда будет существовать и всегда будет преобладать. Но всегда будут существовать и иные формы. Можно всё, даже вообще без слов.

Как-то в Новосибирске меня поразила «поэма» некоего А.Сурнина, составленная из одних цифр:

1, 2

3, 4

5, 6

7, 8

9, 10

11, 12

13

И ведь понятно же, о чём! О трагедии «непарности», одиночества, о драме того, кому выпал несчастливый (тринадцатый!) номер. Крик души. А если нет этого крика (писка, шепота, бормотания и т.д.) – тут хоть как извернись, всё равно получится непоэзия, арьергард, уныло перемешивающий сапогами ту пыль, которую подняли идущие впереди тебя.

Причисляя себя к питерской (поэт подчеркивает – ленинградской) школе (об этом есть в подборке стихов), Илья Олегович не забывает о своих сибирских корнях. Он родился в Бодайбо Иркутской области. Закончил в Ленинграде университет, но долго работал в Новосибирске, объездил Сибирь и Дальний Восток.

Бывал в моём родном Братске, дружил с местными писателями. А как не дружить, если в Братске есть поэтическая библиотека Виктора Сербского, в которой хранится полное собрание всех изданных и рукописных сочинений Ильи Фонякова! Обширная картотека его писем и автографов. Тяга к нашим заснеженным по май просторам укреплена ещё активными переводами стихов поэтов малых народов Сибири. И этот поэтический труд по сей день считает важным для себя.
Моё продолжительное знакомство с творчеством Ильи Олеговича заставило сделать внутренний вывод: надо постоянно больше читать не для узнавания и постижения других, а для понимания самого себя и только себя одного. Но читать надо лучших поэтов и мыслителей, чтобы обмениваться с ними не идеями, а прежде всего своими сомнениями, которых в наше время многим стало уже не хватать.
Перечитывая книги Ильи Фонякова, я обогатился и поразился ещё одному простому открытию внутри себя. Люди просят Бога обо всём, чем Бог не располагает, и чего у Господа никогда не было. Всевышний из Слова вышел и в Слово ушёл, прикрывшись фиговым листком Слова. И если его попросить о Слове, то он его может ещё дать или, по крайней мере, позволить прочувствовать. Но кто просит Слово? Только поэт или пастырь. А остальные с чем к нему пристают? С мирскими делами своими, которые только утяжеляют нашу жизнь в частности и бытие в целом. Но успокаиваются люди в слове и со словом. Поэтому –

Бессмертие русской речи
ещё предстоит заслужить,
и словом себя обеспечить,
чтоб дальше при Слове жить!

Другие статьи в литературном дневнике:

• 16.10.2010. 17 октября поэту Илье Фонякову 75 лет