Умирающий кораблик Марк Шехтман

Владлен Кешишев: литературный дневник

* * *


Прощай, прощай, кораблик!
Ты устал...
Ты сделан был стремительным и узким,
Но постарел, твой киль оброс моллюском,
В борту дыра – ей памятен оскал
Прибрежных скал.


Прощай, прощай.
Твой шкипер молодым
Когда-то был, и умным, и отважным,
И люди шли за ним, куда – неважно! –
В туман, и в шторм, и в абордажный дым!
Теперь седым
И старым стал он.
Одержим тоской,
Сидит в таверне, тянет ром с Ямайки.
Не альбатросы – мусорные чайки
Кричат, когда он тащится домой
В земле чужой.


Прощай, кораблик.
Рваных парусов
Ещё трепещут клочья на рассвете,
И смотрит солнце на обрывки эти,
И снасть под бризом утренних часов
В сто голосов
Гудит-поёт...
Под волн немолчный гул
Кружатся полдни, зори и закаты,
И призрачны медлительные скаты,
И треугольны плавники акул.
А ты уснул.


Прощай.
И пусть в последние часы
Тебе приснится бирюза прилива,
Небес высоких блёстки и огнива,
И гулкий вал прибрежной полосы,
И гром грозы,
И между рифов пенная струя...
Прощай, кораблик.
После всех походов,
Чужих краёв, ушедших мореходов
Да уплывёт в священные края
Душа твоя.





© Copyright: Марк Шехтман, 2017
Свидетельство о публикации №117101101764



Жизнь Натали
Марк Шехтман
* * *


Светлей зари! Нежнее лала!
Заманчивей звезды вдали! –
Наверно, всех сравнений мало,
Чтоб рассказать о Натали.
Под люстрами – сама луч света! –
Едва она входила в зал,
Пылали щёки у корнета,
Лишался речи генерал.
Ах, если б не наказы мамы
Чураться всяческих забав...


И тут возник вот этот самый –
Мал ростом, странен и лукав.
Лик тёмен, как сожжён в пустыне,
Зеницы – пристальная мгла
И так черны, что даже сини,
И зорки, будто у орла.
Сам строен, и танцует дивно,
Все говорят – в стихах велик,
И шутит дерзко и зазывно,
И слухи есть, что чаровник!


Венчались. Муж явился пылким!
В подглазьях по утрам круги.
А дальше – соски да бутылки,
Беременности и долги.
Близ дома громыханье бричек,
Зимой не спишь из-за саней.
Да, гений муж, но не добытчик.


(Пегас – он тоже из коней,
Да ведь не годен для упряжки,
Хоть сам не ведает того,
И не понять жене-бедняжке
Судьбу крылатую его...)


К простому тянется натура,
И так ли важен ей талант,
Когда искусно строит куры
Голубоглазый эмигрант,
Хоть и не князь, но белой кости;
И что же делать, например,
Когда зовёт подружка в гости,
А там красавец кавалер?...


Уйти! Немедля! Но осталась.
А дальше темень и секрет...
Но вот подружка постаралась,
И что-то там проведал свет,
И сплетни вкупе с политесом
Пустились в бесовской полёт:
– У Пушкиной роман с Дантесом?
Ну погоди же, рифмоплёт!


Ах, этот шабаш оскорблённых
Чужим талантом дураков,
Ещё с Лицея обозлённых
Занозами его стихов,
Рифм, эпиграмм! А с ними вместе
Теперь торжествовать могли
Все те, кто долго жаждал мести
К ним равнодушной Натали.


Дом стал угрюм и будто зыбок,
А на прогулках по Сенной
Тянулся шлейф полуулыбок
И взглядов за её спиной.
Она к священнику сходила,
Что с Александром их венчал,
Молилась и поклоны била,
А муж молчал, молчал, молчал...


Молчал с детьми, молчал в постели,
Молчал – как исчезал вдали.
Когда же в январе с дуэли
Его на санках привезли,
Он ей за сутки до ухода
Шепнул с хрипением в груди:
– Будь в трауре по мне два года,
А после замуж выходи...


И умер, и, как нам известно,
В обитель ночью увезён.
Всё прочее неинтересно:
Она была, пока был он.
Семь лет говела и вдовела,
В дому возилась день-деньской,
Слезу пускала то и дело;
Потом посватался Ланской.
Вновь дети, двое или трое,
И можно не считать рубли...


Из-за Елены пала Троя,
А Пушкин – из-за Натали.
Сошлись события и даты,
Трагедий пестуя росток,
Но женщина ли виновата,
Когда судьбою правит рок?
И стоит ли пенять напрасно
Тому, что выше наших сил?


Да, Натали была прекрасна!
Недаром он её любил.





© Copyright: Марк Шехтман, 2017
Свидетельство о публикации №117061802361



В Стране Гоголя. Из записок литературного туриста
Марк Шехтман
* * *


Здравствуй, памятник! Кто б от дерьма тебя птичьего вытер?
Бронзовеет меж тропок, стадами туристов истёртых,
Блудный сын малороссов, сбег`авший то в Ниццу, то в Питер,
Пироман, накормивший огонь сочиненьем о мёртвых.


А ведь всё начиналось с глупейшей поэмки про Ганса,
И казалось, что мир посетила ещё одна бездарь,
Что пределы его – три-четыре любовных романса,
Но нежданно открылись в нём гений, ирония, бездна.


Я страны этой странной не мог и представить доселе.
Здесь так много всего: от молитвы до чёрных обрядов,
От супружеской скуки до буйных казацких веселий,
От ничтожных чинов до сановно-крутых казнокрадов.


Несвятая земля, порожденье шута-демиурга,
Я сегодня с тобой – то ль на гульбище, то ли на тризне;
И панёнка в гробу – чем страшнее она Петербурга,
Где ворует мертвец, сам ограбленный кем-то при жизни?


Слишком много смертей. Будто чаянья жизни порушив,
Автор смотрит туда, где растут лишь одни асфодели,
Где, тряся телесами в ошмётках прабабкиных кружев,
Старосветские трупы ещё умереть не успели.


Ах ты славненький Чичиков! – ты-то далёк мистицизма,
И совсем не идёт бесовщина тебе никакая,
И собой недурён, и в наличии ум и харизма,
А вот нате! – летишь, мертвяков по России скупая!


Занесло ж меня в край, где лишь тьма и безумие свищут,
И крыла их драконьи – как душная чёрная крышка.
И ни солнца, ни ветра. Лишь тупо бормочет Поприщин:
«У алжирскава бея под носом ааагромная шишка...»


А будь воля моя, я б другое воздвиг изваянье:
Будто гроб на цепях, и сидит будто Гоголь во гробе,
Бесконечно испуган, и грудь его ищет дыханья,
И подъято чело, и воздеты руки его обе...


Ну, пожалуй, пора! В этот раз свой любимый туризм
Я досрочно прерву, а потом, излечившись от стресса, –
К нашим, к бывшим, к советским! – туда, где царит оптимизм
И где даже расстрел служит целям мечты и прогресса!




к началу цикла: http://www.stihi.ru/2013/06/24/2856
продолжение цикла: http://www.stihi.ru/2013/12/11/8201



© Copyright: Марк Шехтман, 2013
Свидетельство о публикации №113120506472



О верлибре
Марк Шехтман
* * *


Вот вхожу я душе вопреки,
Как под дуло большого калибра,
В царство длинной, неровной строки,
В ледяное пространство верлибра.


Здесь как будто замёрзли слова,
Замолчали звенящие струи,
Словно дева, чьего естества
Не смогли разбудить поцелуи.


Кто-то рядом впадает в восторг,
А меня всё никак не устроит
Эта странная вязь, что исторг
Из себя электронный андроид.


Неужели лишь мне одному
Тайн своих не открыли верлибры?
Что ж я музыки их не пойму?
Что ж безмолвны души моей фибры?


Ни запомнить, ни спеть, ни сплясать.
Лишь трясёт, как на старой телеге.
Не дана мне сия благодать!


Вот такая проблема, коллеги...





© Copyright: Марк Шехтман, 2018
Свидетельство о публикации №118010706604


Скрипачка из Антверпена
Марк Шехтман
* * *


И тонко, и взыскательно, и будто даже жертвенно
Вела скрипачка партию в Гранд-Опер`а Антверпена.
Ах, как смычок порхал и плыл, влекомый кистью узкою!
И дирижёр доволен был своей скрипачкой русскою,
Что из Сибири, вроде бы, – вот в жизни как случается! –
Медвежью бросив родину, к Европе приобщается...


А выпускница Гнесинки казалась простодушною
И, улыбаясь весело, умела быть послушною,
Глазами источать елей, легко в незнанье каяться,
Не морщиться, когда при ней лесбийки обнимаются,
Изображать, что счастлива, в ответ на шутки хамские
И обходить опасливо кварталы мусульманские.


И за её терпение, усталое, тягучее,
Пришло вознаграждение, пришло благополучие.
Трудами неустанными жизнь прочно обоснована:
Работа – постоянная, здоровье – застраховано.
Сын языки осилить смог, жаль, учится посредственно,
В квартире мокнет потолок, но дом вполне по средствам ей.


Жизнь, как цветочек аленький, цветёт любой излучинкой,
В стране, конечно, маленькой, зато благополучненькой.
И шеф скрипичной техникой доволен! – что с ней станется!
Но чувство, будто тесно ей, петлёю к горлу тянется,
И партия мажорная вдруг зазвучит так мертвенно...
И много пьёт снотворного скрипачка из Антверпена.
И виски пьёт немерено, потом изжогой мается.


И жизнь хоть и потеряна, а будто продолжается...





© Copyright: Марк Шехтман, 2018
Свидетельство о публикации №118012204373



Февраль, маленькая поэма
Марк Шехтман
1. Утро


Светлеют окна.
Первый дальний рокот.
Уже – сегодня.
Ждёт аэродром.
Пока нас двое,
Но судьба торопит
Покинуть этот город,
Этот дом
И эти руки.
Может, никогда мне
Не просыпаться возле этих рук...
Неторопливы,
Тяжелы, как камни,
Ползут минуты,
Завершая круг.



2. Февраль


Февраль кружился на работе,
В стекло снежинками дыша.
– Ты улетишь на самолёте, –
Она сказала не спеша,
Без сожалений, без тревоги,
Как пассажиру налегке…
Лежали рядом две дороги
И расходились вдалеке.



3. Прощай. Расстаёмся…


Прощай. Расстаёмся. Надолго? Не знаю…
Быть может, на месяц. Быть может, навеки.
Да, будет апрель, и сугробы растают,
Но мы – только люди, а люди – как реки:
Бурлят в половодье, сгорают от жажды,
Внезапно меняют теченье и русло.
Когда-нибудь скажешь:
– Я знала однажды…
Не то, чтобы рыжий, не то, чтобы русый…


Прощай. Расстаёмся. Дорога торопит.
А мы и не знали, что есть расставанья,
Что разум внезапная встреча утопит
В том хаосе, что не имеет названья,
Что чудо и случай сливаются мудро,
Что тьма превращается в губы и руки…
Но утро, проклятое серое утро,
Всему возвращает окраску разлуки.


Прощай, моя женщина. Воют моторы,
И крылья звенят и поют о потере…
Прощай. Суждено позабыть мне не скоро,
Как ночью бесшумны движенья и двери,
Как вены бунтуют разбуженной кровью,
Как тени и сны на рассвете не тают,
Как пёстрый халатик лежит в изголовье…
Прощай, моя женщина! Я улетаю.


Да будет мне памятен миг этот каждый.
А слёзы бывают горчайшего вкуса.
Когда-нибудь скажешь:
– Я знала однажды…
Не то, чтобы рыжий, не то, чтобы русый…



4. Ожидание


Где-то начинается весна.
Где-то продолжаются метели.
Где-то, тишиной занесена,
Ты не спишь на узенькой постели.


Оплывает ночь, как стеарин,
И окно светлеет невесомо.
Где-то ты одна. И я один –
Тоже где-то, если даже дома.


Мне б твои запястья сжать в руках,
Чтобы тьма взвилась и улетела.
Ждут зари на двух материках
Две судьбы, два разума, два тела.



5. До востребования


Ну вот и всё. Достаньте карандаш
И зачеркните в синеньком блокноте
Те наши дни, то счастье, глупость, блажь,
То чудо… Впрочем, как ни назовёте,
Всё кончилось. В записках и стихах,
В подчёркнутых некстати телефонах
Живёт, как в картах шулерских, краплёных,
Разоблаченья постоянный страх.
Сотрите всё до цифры, до строки,
И чтоб верней заклинить рычаги
Былого, напишите непременно
Мне письмецо о долге джентльмена.
Пусть будет так. Пусть страх Ваш или смех,
Расчётливость ли, трезвость – суть не в этом.
Я всё приму от Вас во имя тех
Февральских дней, что кончились рассветом,
Аэродромом. Помните? – курю,
И в горле ком, и челюсти до хруста…
Пусть наше с Вами будущее пусто,
Есть прошлое. Его благодарю.



6. Воспоминание


Через много-много лет
Издали забрезжит свет.


Память высветит с трудом
Дальний путь и синий дом.


Вдруг зажгутся невпопад
Улочка и снегопад,


Остановка на Каховке,
Старичок на остановке,


В тонких пальцах сигарета,
Щёлкающий ночничок,


Пробужденье, блеск рассвета,
Тишина, твоё плечо…



7. . . . . . . . . . . . . . . .


Я вспомню ту, которой нет,
Давно уж нет со мной.
Соединю огонь и бред
И назову звездой.


И будет утренней звезда,
И иней на стекле,
И самолёты в никуда,
Как в давнем феврале.


А там, за окнами, метель
Темней, пьяней вина!
Два стула, книги и постель
Одна, одна, одна…


Мгновенья все до одного
Сомкнутся в синий круг,
И в нём не будет ничего,
А только крылья рук.


Не будет долгих дней и лет,
Задуманных судьбой...
Я вспомню ту, которой нет,
Давно уж нет со мной.





© Copyright: Марк Шехтман, 2009
Свидетельство о публикации №109060205673



Другие статьи в литературном дневнике: