О языке богослуженияСобытия в Твери помянуты тенденциозно односторонне. Прихожане Воскресенского собора названы бунтовщиками, но их мнение никто не представил. Митрополит Савва очевидно не смог установить искренний контакт с большинством своей паствы, не смог эту ситуацию спрогнозировать и разрешить в духе пастырской любви. На встрече 20.02.20 было видно, что большинство присутствующих было на стороне "бунтовщиков". Почему??? Стоит посмотреть несколько роликов о Преображенском братстве и станет понятно, что народ против внедрения их практики богослужения. Я читала тексты переводов на русский язык - они демонстративно противопоставляются привычным и вполне понятным молитвам на церковнославянском языке. Например, в молитве Ефрема Сирина звучит не "рабу", а "слуге". Или в другом известном стихословии вместо "благообразный Иосиф" - "достопочтенный Иосиф". Это просто искажение и коверкание смысла... Простите, но разговор не получился... Я пришла в церковь в 97, по началу многое было не понятно. Но крупные плоды поспевают не сразу, со временем, с чтением книг, богослужебных текстов церковнославянская гимнография стала частью моей души. А вот те самые русские кочетковские переводы вызывают отторжение. Я понимаю тверских прихожан, они опасаются внедрения богослужебной практики о.Георгия Кочеткова в своих храмах. Одно дело заменять отдельные слова, другое дело придумывать перевод на русский язык более напоминающий компьютерный подстрочник.
Попробуем проанализировать некоторые его высказывания в пользу перевода богослужения на русский язык. "Поймите, сейчас мы находимся в такой «точке отсчета», когда следующим общим шагом может стать либо продуктивное развитие и движение вперед, либо глубокий «откат» назад, который даже может привести к «расколу» духа единения." "...языковая практика в богослужении не требует полного перевода на русский, скорее нам требуется перевод некоторых слов и выражений, определенных трудов." Почему тогда дается зеленый свет кочетковской общине? "В то время невозможно было даже представить, чтобы простой человек, пришедший на богослужение, мог понять суть слов и песнопений. Люди имели «магическое» мышление после столь резкого перехода от языческих богов к живой христианской вере. Потребовалось еще много лет для того, чтобы русский человек вник и полюбил Христа, поверил Ему и в Него, не оглядываясь назад." Похоже, митрополит Савва приписывает это «магическое» мышление сторонникам церковнославянского языка... "Еще в 1905 г. еп. Назарий (Кириллов) писал, что: «…Служба совершается сама по себе, а предстоящие молятся сами по себе. Только немногие общеизвестные молитвы и песнопения останавливают на себе внимание молящихся и объединяет их в общей массе»[10), а еп. Константин (Булычев) пишет, что «Народ терпеливо простаивает целые часы за храмовым богослужением, но это не есть молитва, потому что <…> слова храмового богослужения – выше понимания народа…»[11) и «в то время, как клир возносит песни, благодарения, прошения и славословия, народ остается как бы в виде постороннего слушателя»[12)." (Епископ Назарий (Кириллов). В 1926 году отслужил панихиду по скончавшемуся обновленческому митрополиту Тихону, но потом по настоянию епископов Павлина и Афанасия покаялся в этом перед народом.) " Среди сторонников полного перевода богослужебных книг были еп. Петр (Другов), еп. Стефан (Архангельский), еп. Иоанн (Смирнов) и архиеп. Иаков (Пятницкий), который писал, что «Возвышеннейшее богослужение наше из-за пристрастия к умершему языку превращается в непонятное словоизвержение <…>. Сельские пастыри хорошо сознают этот недостаток богослужения, выражают жалобы, но бессильны помочь. Мудрено ли, что крестьянин иной предпочитает церковной возвышенной, но непонятной песни неумную, но понятную сектантскую песню» (архиеп. Иаков (Пятницкий). Митрополит Мануил (Лемешевский) смог вспомнить о нём следующее: «Имел тяжёлый характер. Любил писать по церковным вопросам, но ни в чем не чувствовалось сердечности. Всегда интересовался, как выгоднее сдавать на хранение деньги».) Наиболее решительно за перевод богослужения на русский язык высказывался еп. Иоанникий Архангельский. В своем докладе «О желательной постановке миссионерского дела в соответствии с манифестом 17-го апреля и 17 октября 1905 г.» он отмечал, что «Наше богослужение имеет религиозно-нравственное и воспитательное значение. Оно будет вполне достигать своей цели, когда будет совершаться на языке, понятным для всех, то есть на родном русском языке»[36). Противниками перевода богослужебного языка были архиеп. Агафодор (Преображенский), еп. Мефодий (Герасимов), еп. Андроник (Никольский), еп. Сильвестр (Ольшевский), священники Василий Прилуцкий и Аристарх Пономарев, а также Василий Константинович Лебедев, Николай Федорович Миклашевский, генерал Леонид Константинович Артамонов, Николай Иванович Троицкий. «Отнять у нас, сроднившихся с славянским богослужением, славянский язык – оторвать часть нашей души. Нам дорога каждая йота», говорил еп. Мефодий (Герасимов)[41). Главным тезисом сохранения церковнославянского языка богослужения была его сакральность. При этом стоит отметить, что и сторонники перевода не отрицали ценность и сакральность церковнославянского языка: «Я преклоняюсь перед славянским языком, понимаю, что это – язык художников молитвы, освященный веками», говорил архиеп. Евлогий[42). Но реформаторы понимали, что «Богослужением нужно не любоваться, а пытаться сделать его близким народу. Не уважая свой язык, мы не уважаем себя»[43), «Закрывать двери Православия отказом от введения русского языка в богослужении из-за красоты формы славянского языка нецелесообразно. Примеры перевода некоторых книг за границей дали блестящие результаты»[44).
© Copyright: Татьяна Вика, 2020.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
