Луциан: А скажи мне, друг мой Бруно, в чем смысл жизни?
Бруно: Чьей жизни?
Л.: Ну, не важно чьей, вообще.
Б.: Не бывает жизни вообще. Жизнь — всегда чья-то жизнь, как смерть — всегда чья-то смерть. Достаточно взглянуть в глаза умирающего, чтобы согласиться со мной.
Л.: Ты мастер уходить от ответов. Хорошо, поделись же, в чем смысл твоей жизни.
Б.: Поделюсь. Но прежде поинтересуюсь: ты точно спрашиваешь о смысле, а не о цели жизни? Ибо ведь это далеко не одно и то же.
Л.: В чем же разница?
Б.: Представь себе перелетную птицу, стремящуюся на юг. Юг будет ее целью, но смысл ее полета в другом — в выживании. Изменись условия на севере в благоприятную сторону, и ей не нужно будет улетать оттуда. Выживание можно назвать смыслом многих неразумных жизней — к сожалению, и многих разумных тоже.
Л.: Но не твоей?
Б.: Смысл моей жизни — бессмертие.
Л.: Теперь понятно, почему ты хотел, чтобы я различил цель и смысл.
Б.: Именно так, Луциан. Назвать бессмертие целью жизни может сегодня разве что безумец или дикарь. Так он только уподобится карапузу, влезшему в надувного утенка и пропищавшему, что намеревается переплыть мировой океан. Но в качестве смысла бессмертие становится тем камертоном, который сообщает моей жизни регулирующий ее ритм и такт, — теми очками, свойства и цвет стекол которых преображают в нужную сторону все, на что только ни посмотрю...
Л.: Не это ли древние называли sub specie aeterni?
Б.: Вечность — второе имя бессмертия.
Л.: Что же дает этот смысл твоей жизни?
Б.: Всё. Вне бессмертия жизнь мне представляется полностью бессмысленной. Подобно Мидасу, смерть лишает смысла всё, за что только ни возьмешься, о чем только ни подумаешь. Мир и жизнь без вечности это reductio ad absurdum и contradictio in adjecto. Надеюсь, не только для меня.
Л.: Я вижу в этом скрытый вопрос. Однако мне, Бруно, такой смысл кажется чем-то даже слишком грандиозным. Не подчиняет ли он себе саму жизнь, вместо того чтобы лишь служить ее выражением?
Б.: Я придерживаюсь того убеждения, что служат не жизни, но жизнью. Жизнь сама по себе не есть высшая ценность — но средство ее достижения. Доказательством является тот факт, что жизнь мы всегда уже находим данной и эту данность разделяем с сонмом прочих живых существ. Жизнь, стало быть, есть нечто априорное, данное по умолчанию, лежащее в самом основании. А вот что будет построено на этом основании — всецело наша забота и наш талант.
Л.: Значит, все-таки цель?
Б.: В далекой перспективе. Когда-нибудь человечество сможет назвать вечность своим домом. При этом, Луциан, заметь: став актуальной целью, бессмертие перестанет быть смыслом; смыслом тогда назовут что-то другое, чему пока у нас нет даже понятия.
Л.: Хорошо бы хоть одним глазком взглянуть на такое чудо!
Б.: Кто знает, на какие вершины может поднять человека правильно выбранный смысл жизни...
(Из интернета)
