вспомнилось
Светлана Львова Запон
Ах, как же ты меня хотел!
И я сдалась…
неоднократно.
Ты про любовь мне песни пел,
но утаил, что весь женатый.
Жена открыла мне глаза, пытаясь расцарапать рожу.
А ты не мог ничто сказать.
О! как ты был в тот миг ничтожен…
Сказала я,
греми отсель своими брачными цепями,
забудь тропу
в мою постель
и всё, что было между нами.
Я не желаю ублажать твоё блуждающее тело.
Мне ничего в тебе не жаль,
ты обманул меня смертельно.
Отныне
буду я умней,
усвою горькие уроки.
…Тела давно минувших дней,
скелеты юности далёк
Предел терпения
Светлана Львова Запон
Ах, это ты? глазам своим не верю!
Принёс лимон, улыбку и коньяк.
Вчера ушел, в сердцах шарахнув дверью –
Я думала, обвалится косяк.
Забрал часы, трусы, зубную щётку,
рычал, плевался, челюстью скрипел
и разорялся прямо до икоты
о том, что есть терпению предел!
что ты дошёл до этого предела!
Но ты же, милый, сам туда попёр,
без компаса, решительно и смело –
и налетел на каменный забор.
Ведь ты же видел, там висят таблички
«Проход закрыт» и «Не влезай – убьёт!».
Не изменяя пагубной привычке,
ты поступил как раз наоборот.
Бодал непрошибаемую стену,
пытался закарабкаться наверх.
Входи уж… пожалею, непременно.
Да понимаю – больно. Смех и грех.
Пристанище
Светлана Львова Запон
Ты доплыл, ты догрёб, ты пристал, как сумел.
Я тебя не гоню… что ж ты гонишь теперь
про нежданный маяк, что увидел во тьме,
про любовь и мою судьбоносную твердь?
Уцелевший обломок далёких штормов,
ты сюда прилетел на случайной волне.
Истрепался, продрог, изнемог и промок,
но трепался, что плыл путеводно ко мне.
Ты пристал, как другие пристать не смогли
(кто швартовы отдал, кто на рейде завис).
Ты же насмерть прирос, словно к днищу полип,
прилепился, как в бане берёзовый лист.
Мне тебя не стряхнуть… что ж ты жалко трясёшь
погремушкой разбитых, истёршихся слов?
Я ж поверить могу в эту глупую ложь.
Я ж поверить могу в неслучайность штормов…
понять...
Светлана Львова Запон
Он всегда приходил
с коньяком и шикарным букетом
(для чего покупал
дорогой и никчёмный коньяк? –
всё равно за рулём).
Уходил перед самым рассветом,
оставляя в постели и в мыслях её
кавардак.
Ей хотелось понять траекторию сложной орбиты.
Ей хотелось понять,
что же значит она для него,
что же тянет его –
к ней, не юной и жизнью побитой,
разучившейся ждать, не умевшей просить ничего.
Он, конечно, женат,
и жена молода и прелестна
(эта тема – табу, он тактичен и очень умён).
Иронический взгляд,
виноватость поспешного жеста –
он, придя,
отключал навороченный свой телефон.
Только ей до жены –
фиолетово и параллельно
и уж вовсе плевать,
что он врёт, возвращаясь домой.
Он опять уходил по орбите своей сопредельной,
а она закрывала привычно себя на замок.
Ей хотелось понять,
для чего он всё время приходит.
Ей хотелось унять в утомлённых мозгах кавардак.
Искривленье орбит нарушало законы природы…
но гармонию мира
спасал эксклюзивный коньяк.
Аршинное
Светлана Львова Запон
Семь раз отмерил на свой аршин – да по живому, да от души! Твои вопросы в ночной тиши летят по встречной. Но умирая в сто первый раз, ты научился не умирать. Твой ангел чёрту не кровный враг, скорей, предтеча. Слова невсхожи… наивный лох, всучили плесень и барахло. А чёрт летает чертям назло, мутант крылатый. Когда ответы меняют знак, когда рассветы не видят нас, всем хэппиэндам одна цена – по предоплате.
Не верь, обратно не позовут. Цени свой временный неуют в круговороте дождей и вьюг, лечи обиды. Когда предъявят последний счёт, за всё ответит твой кровный чёрт, поддержит слева твоё плечо, послужит гидом, душевно скажет: ну что, вэлком! и ты послушно за ним телком…
Дым сигаретный под потолком, слова невсхожи. Никто не равен, но всё равно.
А за окошком сгустится ночь, и отзеркалит тебе окно небритой рожей.
Светлана Львова Запон
Семь раз отмерил на свой аршин – да по живому, да от души! Твои вопросы в ночной тиши летят по встречной. Но умирая в сто первый раз, ты научился не умирать. Твой ангел чёрту не кровный враг, скорей, предтеча. Слова невсхожи… наивный лох, всучили плесень и барахло. А чёрт летает чертям назло, мутант крылатый. Когда ответы меняют знак, когда рассветы не видят нас, всем хэппиэндам одна цена – по предоплате.
Не верь, обратно не позовут. Цени свой временный неуют в круговороте дождей и вьюг, лечи обиды. Когда предъявят последний счёт, за всё ответит твой кровный чёрт, поддержит слева твоё плечо, послужит гидом, душевно скажет: ну что, вэлком! и ты послушно за ним телком…
Дым сигаретный под потолком, слова невсхожи. Никто не равен, но всё равно.
А за окошком сгустится ночь, и отзеркалит тебе окно небритой рожей.
Протокол о намерениях
Светлана Львова Запон
Давай обсудим секс на брудершафт. Ведь это тоже, в общем-то, не мало, когда уже не ждёшь небесной манны, и на ушах не держится лапша. И не влечёт любовный эверест – пусть дурни молодые лезут в гору. Так пуркуа б не па, мой лепший кореш, усугубить взаимный интерес. Раздвинуть широко свои права, переместить контакт в иную плоскость, почувствовать не токмо крепкий локоть, но и другие части естества. Надёжное крепление шип-паз усилит нашу старенькую дружбу, устойчивость конструкций не нарушив.
Так пуркуа же, чёрт возьми, не па!
Запоздалое
Светлана Львова Запон
Я вернулся туда, где не верят, не ждут,
где в руинах любви остывает уют.
И, неузнанный миром, стою на краю,
и уйти не могу, и остаться боюсь.
Я не раз уходил, покидая очаг,
я свой мир уносил на потёртых плечах,
я назад не смотрел и не ведал, что там
мною брошенный мир рассыпается в хлам.
Я свободы искал, я свободой болел,
я следы заметал на бескрайней земле.
И свобода, ревнивая сука из сук,
оградила от мира кольцом цепких рук.
Я любил эту суку, я верил в неё,
принимал и прощал пустоту и враньё.
Но свобода, холодная лживая тварь,
остудила мне душу, постель и слова.
Я вернулся туда, где любили меня,
чтоб себя отогреть у былого огня,
чтоб от смертного холода душу спасти.
Только некому больше согреть и простить.
Теперь неважно
Светлана Львова Запон
Теперь неважно, кто достал ножи и подвывал от страха и обиды. Важней, кто люто верил в миражи, не помня, как смердит убитый идол. Я кожей чуял тот фантомный смрад от многих, с виду свя;тых и безгрешных. Король на троне и строптивый раб неразделимы, как орёл и решка. Теперь неважно, кто убил меня, кто отдавал безбожные приказы. Важнее, кто вопил: ещё огня! и как на шоу брал детей на казни. Теперь неважно, кто носил чины, кто раздавал картонные медали. Важней, кто на пиру среди чумы кормил детей запретными плодами.
Неважно, кем назначена цена.
Важнее, кто заплатит и ответит, что правят бал не бог, не сатана, а выросшие порченые дети.
Дорожные заметки
Светлана Львова Запон
Тогда ещё он молод был и глуп, и небо было синим и прозрачным. При нём был добрый меч и точный лук – и острое предчувствие удачи. И, помнится, любимая была, прекрасная и светлая, как чудо. Она его безропотно ждала и вышивала крестиком кольчугу.
Он умирал по сорок раз на дню, но возрождался, аки птица Феникс. Его горящий взор и верный нюх вели наверх по жизненным ступеням. Он покорял вершины и врагов, он доходил до сути и до ручки, он наломал два кубометра дров, азартно разводя руками тучи.
Попутный ветер в голове крепчал и разметал преграды и кордоны. И всё бы хорошо, но вот печаль – он напрочь позабыл дорогу к дому. Он позабыл любимой общий вид, черты лица и мелкие детали. Не он такой, такая селяви – девиз обратной стороны медали.
Потом он разучился умирать – боялся, что ожить не хватит силы. Заклятым другом стал вчерашний враг, отдавшись победителю на милость. Кольчуга проржавела до трухи, любимая утешилась с другими. Он знал по именам свои грехи и, не скрывая, любовался ими. И сам не понимал, за что и как он всё-таки у неба был в фаворе. Он чуял, как незримая рука его хранила с бездной в тёмном споре. Он видел все оттенки бытия, он жизнь хлебал из даденной посуды.
Он шёл туда, где Бог ему судья. А если Бога нет, то неподсуден.
На кой
Светлана Львова Запон
Ты начал, как положено, за здравие,
а кончил, как всегда, за упокой.
Твоя любовь обидами отравлена,
и мне она, токсичная, на кой…
В который раз, не морщась и не чокаясь,
я принимаю крепкий антидот.
Любимый твой маршрут вокруг да около
обоих нас до ручки доведёт.
Ты бесишься меж верой и неверием
и мне выносишь мимоходом мозг.
Твоя любовь на твой аршин отмерена
и заперта на сейфовый замок.
В тебе бушуют ветры поперечные,
и каждый шаг – до пропасти вершок.
Я выживаю редкими невстречами
и облегчённо пью на посошок.
Ты ищешь круглый год приметы осени,
ты счастье тащишь из последних сил.
Твоя любовь что камень неотёсанный.
Подальше от меня её носи.
Пегасово
Светлана Львова Запон
Сегодня в небе солнечно и ясно. Застывший воздух холоден и чист. И хочется в компании Пегаса сплетать построчно колкие лучи. Пегаска будет недовольно фыркать, крутить хвостом и несогласно ржать, мол, все слова и мысли врастопырку, как иглы заполошного ежа.
Он хрюкнет: «Отпусти меня в пампасы».
Он выдохнет: «Замучили вконец. Пастись в эфирах глупо и опасно, к тому же, на заезженном коне».
Да пусть бы не кокетничал, мой милый, ведь он же, не спросясь, приходит сам. А я, признаться, отказать не в силах с ним вместе побродить по небесам. У каждого своя дорога к краю, и чем прямее – тем короче путь.
А рукописи запросто сгорают – дай бог им обогреть кого-нибудь.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
